Оценки российских ученых
Среди отечественных ученых также имеются разногласия в оценке глобализации.
Значительная часть интеллектуальной и пропагандистской элиты (в меньшей степени политической) скептически относится к реалиям современной глобализации, если не сказать, что не приемлет их (А. Неклесса, В. Хорос, В. Иноземцев, Н. Симония и др.). Следуя традициям социально-классового анализа (не утратившего своей познавательной функции до сих пор), они согласны в том, что современная модель глобализации представляет собой крайне противоречивое явление, порождающее глубокие социально-негативные процессы в мировом социуме. Наибольшей критике подвергаются два постулата западной теории глобализации: "размывание" национально-государственного суверенитета (в западноевропейской трактовке) и вестернизация как естественный результат глобализации (в американской и западноевропейской трактовке). Кроме того, одним из главных обвинений в адрес глобализации являются доводы относительно того, что беднейшая часть человечества не получает никаких выгод от нее и продолжает жить в условиях бедности.
У подобного неприятия есть причины: исторический опыт общения России и Запада в XIX—XX вв., советское идейно-политической наследие, традиционные особенности взаимоотношения общества и государства, современный уровень интегрированное™ России в мировую экономику. В последнем случае ситуация такова Россия вписывается преимущественно в глобальную политику, а не экономику: ее доля в мировых ВВП и торговле — менее 2%, инновациях — 0,95%, тогда как в мировом ядерном потенциале — около 50% (по числу ядерных боезарядов на начало 2003 г.). Для сравнения: доля ВВП США и ЕС относительно мировых экономических показателей — около 21%.
Иной, в целом оптимистической точки зрения на результаты и перспективы современной неолиберальной глобализации придерживаются некоторые российские экономисты, например С. И. Долгов, Ю. В. Шишков. Ссылаясь на "устрашающие данные о плачевных перспективах третьего мира", приводимых многими изданиями, в том числе на уровне ООН, Шишков утверждает, что они в значительной мере результат своего рода статистической аберрации, неспособности или нежелания отличать относительные показатели ухудшения условия жизни в ряде периферийных регионов мира по сравнению с быстро прогрессирующими регионами от абсолютных данных, свидетельствующих о постепенном улучшении этих условий для подавляющего большинства населения Земли, и том числе и наиболее отсталых регионов1. Без влияния глобализации, считает Долгов, разрыв между бедными и богатыми странами был бы более значительным, по крайней мере, по двум причинам: импорт в развитые страны и прямые иностранные инвестиции в страны периферии стимулируют экономический рост в развивающихся странах и потому смягчают неравенство. Это подтверждается также "доказательством от обратного": самоизоляция отдельных стран с закрытой или полузакрытой экономикой (например, Северной Кореи) ведет к самым пагубным экономическим последствиям. Конечно, бедность людей в современном мире, действительно, острейшая и тяжелейшая проблема. Дело, однако, в том, что улучшить положение возможно как раз лишь за счет постепенного приобщения соответствующих стран к процессам капиталистической глобализации. Подобная точка зрения имеет в России меньше сторонников, чем пессимистическая.
Наиболее убедительным и сбалансированным представляется третий подход к оценке глобализации. Он представлен теми учеными, которые, нисколько не отрицая вестернизационную направленность глобализации, доказывают "неслияемость" не-Запада с Западом из-за глубоких культурно-цивилизационных различий между ними. Один из сторонников этого подхода, А. Д. Богатуров, формулирует положение, согласно которому в современном мире можно выделить три типа обществ — традиционные, современные и конгломеративные. Россия относится к числу последних. Современное общество рационально в отличие от иррационального традиционного общества, где модель поведения задается культурным опытом. Под конгломеративными "понимаются общества, для которых характерно длительное сосуществование и устойчивое воспроизводство пластов разнородных моделеобразующих элементов и основанных на них отношений. Эти пласты образуют внутри общества отдельные анклавы, эффективность организованности которых позволяет анклавам выживать в рамках обрамляющего общества-конгломерата, сохраняя между собой неизменные или мало изменяющиеся пропорции".
Говоря о социальных функциях конгломеративных самоорганизаций не-западных обществ, Богатуров отмечает, что они возникли как иммунный ответ на модернизацию, выступив в роли избирательно-проницаемой "защитной брони": с одной стороны, она позволяет обществам дозировано воспринимать новации, с другой — предохраняет органические основы воспроизводства не-западных обществ от полного разрушения, с третьей — смягчает противоречия по линии "Запад — не-Запад", предотвращая эскалацию взаимной агрессивности и "взрывного" отторжения. Конгломеративно-анклавный тип самоорганизации является инструментом чрезвычайно успешного приспособления традиционного общества к индустриальной и постиндустриальной среде. Анклав "традиционного" не обречен раствориться в окружающей его среде. Точно так же анклаву "современного" не гарантировано преобладание в масштабах всего общества.
В России "антисовременный" пласт этических норм, восходящих к аскетически-православным ценностям, составляет мощный анклав "традиционного" в жизни российского общества (прежде всего, провинции). Это — "низовое бунтарство", не перерастающее в форму революции, что было бы уместно ожидать в условиях провала радикальных реформ 1990-х гг. (голодовки, посильные формы протеста, "миссионерское" подвижничество лишившихся оплаты учителей и врачей). Анклавно-конгломеративная структура российского общества подводит к важному выводу о месте России в структуре современного мира. Глобализация "не обязательно обрекает Россию на трансформацию в часть "цивилизованного мира". Жесткое внутреннее сопротивление российского материала вестернизации в форме радикально-либеральных реформ заставляет размышлять об исторических перспективах России в контексте не только ее единства-слияния с Западом или Востоком, но и конгломеративной соравноположенности с тем и другим".
Следует подчеркнуть, что концепция конгломеративной организации общества уводит к методологии сторонников историко-философской и социологической традиции, отрицающей прямолинейное восприятие прогресса ("Запал должен распространиться, а весь не-Запад стать Западом"). Среди тех, кто отстаивал идею множественности цивилизаций, — И. Гердер, И. Гете, А. Шопенгауэр, Т. Манн, О. Шпенглер, А. Тойнби и др.
В заключение сошлемся на обобщающее мнение российского ученого А. В. Торкунова об уровне осмысления процессов глобализации в нашей стране. Нас почти приучили думать, пишет Торкунов, что глобализация — это нормально и даже хорошо. Но это допущение не абсолютно. Понятно, что глобализация хороша для корпораций, отдельных богатых стран или глобальных сетей наркоторговцев. Менее ясно, что хорошего и плохого она приносит конкретному человеку. Это важнейший философский вопрос.
Другой вопрос из этого же ряда — о конечной цели глобализации. Какой рисуется картина будущего мира, "мирового общества", "всемирной демократической империи" или чего-то еще? Ожидаемым итогом глобальных процессов некоторые считают создание однородной всемирной общности западного типа. Но можно и нужно себе представить нечто совсем иное — тот или иной вариант "гармонии разнородностей", при которой Запад не сможет и не станет стремиться растворить в себе Не-запад. Это, казалось бы, отвлеченные вопросы всемирного бытия. На деле за ними -прикладные политические проблемы: какую перспективу мы задаем своему народу, какой ее видят народы других стран.