Отечественная этнография в 1920–1930-е годы

Новый этап в развитии отечественной этнографической науки начался после 1917 г. Советская власть решала практические задачи проведения социалистических преобразований, как в русской деревне, так и среди иных народов страны, находящихся на различных стадиях развития. Между тем, классический марксизм не рассматривал возможность непосредственного перехода в социализм феодальных или первобытных обществ. Поэтому этнографические исследования оказывались востребованными, их результаты использовались при проведении национального строительства, в частности, при создании национально-территориальных автономий различного уровня, организации образования на национальных языках.

В начале 1917 г. в Академии наук была создана Комиссия по изучению племенного состава населения России и сопредельных стран, основной целью которой было составление этнографических карт. Комиссия приступила к работе уже после октября 1917 г. В новых условиях ее сотрудники проводили экспедиции в различных частях государства, участвовали в работе по национально-территориальному районированию. В 1930 г. комиссия была преобразована в Институт по изучению народов.

Этнографическая тематика была составной частью работ, созданной в 1919 г. в Петрограде Российской академии истории материальной культуры (с 1926 г. – Государственной академии истории материальной культуры), и проводившей исследования в области археологии и родственных ей гуманитарных наук. В 1937 г. Академия была преобразована в Институт истории материальной культуры, занимавшийся исключительно археологией. В 1920-е гг. возникло множество краеведческих организаций, часто имевших название "Общество по изучению местного края". Их сотрудники собирали разнообразный материал по региональной этнографии, в том числе изучали современное состояние деревни.

В Петрограде/Ленинграде и Москве началась целенаправленная подготовка специалистов-этнографов. В 1918 г. в Петрограде на базе Высших Географических курсов был создан Географический институт, в состав которого входило отделение этнографии (заведующий – Л. Я. Штернберг). В 1925 г. институт был преобразован в географический факультет ЛГУ. Программа обучения студентов-этнографов большое внимание отводила изучению языков народов СССР и проведению полевых практик. Л. Я. Штернберг являлся убежденным сторонником стационарных экспедиций, ему принадлежит термин "полевой год" – период из 15 месяцев, включавший 3 месяца на вживание в среду и полный календарный год – время, за которое можно изучить все аспекты культуры. Среди преподавателей этнографического отделения были В. Г. Богораз и Д. К. Зеленин.

В. Г. Богораз, наряду с Л. Я. Штернбергом, был ведущим отечественным сибиреведом. Сосланный в 1889 г. как активный народоволец в Среднеколымск, он начал изучать быт русского населения Колымы, обследовал чукотские поселения во время экспедиций 1895–1897 гг. и 1900–1901 гг. Последняя из них была организована Американским музеем естественной истории (Нью-Йорк), а непосредственным куратором работ выступил Ф. Боас. Теоретические взгляды В. Г. Богораза испытали воздействие идей Ф. Боаса и диффузионистского направления. Книга В. Г. Богораза "Распространение культуры на земле. Основы этногеографии" (1928) была основана на идеях антропогеографии диффузиониста Ф. Ратцеля, которые В. Г. Богораз пытался объединить с марксистской идеологией. У студентов-этнографов В. Г. Богораз вел полевой семинар. Его материалы легли в основу написанного С. А. Макарьевым первого отечественного учебника "Полевая этнография" (1928).

Д. К. Зеленин посвятил свою жизнь изучению этнографии русского народа. В конце XIX – начале XX в. он совершил ряд поездок по Европейской России, работал с архивными фондами и материалами местных музеев. Наряду с историко-этнографическими исследованиями он занимался также изучением диалектов и фольклора. В 1927 г. Д. К. Зеленин опубликовал в Германии монографию "Восточнославянская этнография" (на немецком языке), в которой обобщил сведения по традиционной культуре русских, украинцев и белорусов. В конце 1920-х гг. Д. К. Зеленин разработал перспективный план по исследованию "генетики культуры", который предполагал выделение культурных районов и культурных центров, факторов распространения "отдельных элементов и целостных культурных комплексов", а также изучение происхождения элементов культуры. Он подчеркивал важность метода картографирования культурных районов. В то время планы ученого остались неосуществленными, их реализация началась уже в послевоенный период, когда сотрудники Института этнографии АН СССР работали над созданием историко-этнографических атласов.

В Московском университете этнологическое отделение было открыто в 1922 г., а в 1925 г. преобразовано в этнологический факультет, включавший четыре отделения: этнографическое, литературное, историко-архивное, изобразительных искусств. Этнографическое отделение возглавил Π. Ф. Преображенский, рассматривавший этнологию как науку о развитии общества в целом. Он писал, что "история есть часть этнологии, или наоборот, а самое правильное поставить здесь знак равенства". В теоретической сфере Π. Ф. Преображенский был приверженцем синтеза эволюционной школы с культурно-исторической. Его не удовлетворяло принятое в трудах диффузиониста Ф. Гребнера понятие "культурный круг", поскольку он оказывался механическим объединением различных элементов культуры. Π. Ф. Преображенский предложил использовать термины "культурный комплекс" – совокупность взаимозависимых элементов культуры и "технико-хозяйственный ареал" – комплекс культуры, связанный с конкретной территорией (ареалом) распространения. Впоследствии идеи Π. Ф. Преображенского повлияли на разработку теории ХКТ.

В 1920-е гг. в отечественной этнографии существовал относительный плюрализм мнений, в ней работали как последовательные эволюционисты, так и сторонники культурно-исторической школы. Именно тогда было заложено начало этнографического структурализма. В 1928 г. фольклорист В. Я. Пропп опубликовал монографию "Морфология сказки", в которой отказался от исторического подхода к материалу и сосредоточился на анализе структуры волшебной сказки. В результате он выявил 31 инвариантную (т.е. постоянную) функцию, составляющие сюжет сказки. Идеи В. Я. Проппа о структуре текста были перенесены этиологами на культуру и общество и оказали существенное влияние на формирование научных взглядов французского исследователя К. Леви-Стросса.

С конца 1920-х гг. в государственной политике усилились тенденции, направленные на построение науки на основе марксизма, рассматривавшего развитие человечества с материалистических позиций через призму учения об общественно-экономических формациях (первобытнообщинный строй, рабовладение, феодализм, капитализм, коммунизм). С точки зрения исторического материализма развитие общества определяется производительными силами, к которым относятся средства производства и люди. Материальное производство составляет базис, а прочие институты и явления, в том числе этнос, культура, наука, производим от базиса и относятся к надстройке. Изменения базиса неизбежно приводят к изменениям и надстройки.

Таким образом, все явления культуры следовало объяснять исходя из производственной деятельности. Иная позиция ученого оказывалась поводом для обвинения в идеализме. Проводившиеся в 1920–1930-е гг. дискуссии часто выходили за границы научной этики, отличались стремлением навесить на оппонентов уничижительные ярлыки и обвинить их в отходе от идеологически правильной линии. В частности, этногеография В. Г. Богораза критиковалась одним из лидеров молодых этнографов Η. М. Материным за "вульгаризацию марксизма". Негативно отзывался о книге Д. К. Зеленина "Восточнославянская этнография" официальный историк-марксист Μ. Н. Покровский, считавший изучение этнографических особенностей русского народа не чем иным, как проявлением великодержавного шовинизма.

Увлечение революционной фразеологией было связано с уверенностью в возможности быстрого создания оригинальной советской науки, основанной на новой прогрессивной методологии. Такие позиции разделяли многие молодые деятели науки (Η. М. Маторин, С. Н. Быковский и др.), не получившие систематического образования и выдвинувшиеся в годы революции и Гражданской войны. Оказавшись в научной среде, они ставили на первый план борьбу с "пережитками буржуазной науки" и различными "уклонами". Влияния этой тенденции не избежали тогда и некоторые известные в будущем ученые, например, С. П. Толстов.

В таких условиях приобрело популярность учение о языке Н. Я. Марра. До 1917 г. Н. Я. Марр был лингвистом, профессором Санкт-Петербургского университета, членом Академии наук, внес большой вклад в изучение истории, археологии и этнографии Грузии и Армении. В 1919 г. он возглавил Государственную академию истории материальной культуры и оставался ее руководителем вплоть до самой смерти. В 1920-е гг. Н. Я. Марр разработал теорию, в соответствии с которой развитие языков происходило от множества к единству; язык, как надстроечная категория, проходил в своем развитии ряд стадий, коррелирующих с изменениями в общественной и экономической сфере. Общая лексика появлялась не через генетическое родство языков, а путем их скрещивания или же независимо на одинаковых стадиях развития языков. Совершенно антинаучными были тезисы Н. Я. Марра о происхождении всех языков от четырех первичных слов-элементов, отсутствии праязыков. Н. Я. Марр отрицал миграции народов: мигрировали, по его мнению, только представители высших классов, а язык населения изменялся в связи с переходом на новую стадию развития. Таким образом, народы-этносы оказывались не культурно-историческими сообществами, а стадиями общественного развития. Несмотря на сбивчивость и противоречивость положений, теоретические построения Н. Я. Марра были официально признаны соответствующими марксистскому обществоведению, поддерживались и пропагандировались властью.

Событием, возвестившим начало перехода к новому этапу развития отечественной этнографии, стало совещание этнографов Москвы и Ленинграда в 1929 г. Наряду с обсуждением научно-практических тем (о методе исследования, организации образования) помощник Н. Я. Марра по академии В. Б. Аптекарь сделал идеологический доклад "Марксизм и этнология". Он отметил сбивчивость методологических установок этнографической науки, что якобы выражалось в претензиях этнографов на вытеснение социологии и истории человечества, а также в игнорировании историчности этносов и роли общественно-производственных отношений в их формировании и развитии. Принятая совещанием резолюция утверждала, что этнология не претендует на роль теоретической науки и не противопоставляет себя марксистской социологии и историческому материализму, было заявлено, что "советская этнография должна строиться как исследование конкретных обществ, главным образом тех из них, которые и поныне находятся на ранних стадиях развития". Критике подверглись положения культурно-исторической школы, которая была признана буржуазным направлением в науке. Только Π. Ф. Преображенский заявил особое мнение, посчитав, что в резолюции "дана расплывчатая и неточная оценка этнологических учений".

Идеи резолюции были закреплены на Всероссийском археолого-этнографическом совещании 1932 г. На нем этнография была определена как вспомогательная историческая дисциплина, которая занимается изучением доклассового общества. Тем самым многие темы изымались из сферы этнографического исследования.

В начале 1930-х гг. термин "этнография" стал официальным наименованием советской науки, тогда как термин "этнология", использовавшийся многими отечественными учеными в первые десятилетия XX в., был объявлен буржуазным.

Период 1930-х гг. характеризуется централизацией науки, ее огосударствлением. Этот процесс начался с установлением жесткого контроля власти за деятельностью АН СССР. Новый устав АН СССР, принятый в 1927 г., обязывал академию "приспособлять научные теории и результаты научных опытов и наблюдений к практическому применению в промышленности и культурно-экономическом строительстве СССР".

Научные дискуссии приобретали все более выраженный политический характер, их участники по отношению к исследованиям оппонентов часто использовали термин "вредительство", что нередко влекло за собой репрессивные меры. В 1932 г. заместитель председателя Государственной академии истории материальной культуры С. Н. Быковский писал: "Для тех, кто марксистски мыслить не может, должны быть применены методы воздействия более сильные, чем разъяснения и убеждения". По подсчетам историка науки А. М. Решетова, в 1920–1950-е гг. было репрессировано около 500 этнографов, антропологов и представителей смежных специальностей. Среди репрессированных оказались и те, кто активно боролся за марксистскую этнографию, обвиняя своих оппонентов в разного рода уклонах – Η. М. Маторин, С. Н. Быковский, В . Б. Аптекарь.

Важнейшим событием стало создание в 1933 г. на базе Института по изучению народов СССР и Музея антропологии и этнографии Института антропологии и этнографии АН СССР. С 1935 г. он переименован в Институт антропологии, археологии и этнографии АН СССР, а с 1937 г. в Институт этнографии. В 1947 г. институту присвоено имя Η. Н. Миклухо-Маклая. Он стал ведущим этнографическим учреждением страны. Первым директором института был назначен Η. М. Маторин.

Развивалась музейная сфера этнографической пауки. МАЭ сохраняет статус академического музея, в то время как остальные этнографические музеи находились в ведении Министерства культуры. На базе Дашковского музея в 1924 г. был создан Центральный музей народоведения, именовавшийся в 1935–1948 гг. Музеем народов СССР. В 1934 г. этнографический отдел Русского музея был преобразован в самостоятельный Государственный этнографический музей.

В соответствии с руководящими установками, этнографы занимались различными вопросами социальной истории первобытного общества. Проблемы возникновения экзогамии и рода, эволюции форм брака и религиозных верований, перехода от первобытности к классовому обществу рассматривались в статьях и монографиях А. М. Золотарева, С. П. Толстова, С. А. Токарева и других ученых. Этнографы использовали данные, собранные в результате экспедиций, а также привлекали материалы зарубежных исследователей по различным регионам мира. Негативным явлением было догматическое отношение к концепции эволюции социальных институтов Л. Моргана, использованной Ф. Энгельсом. По этой причине советские обществоведы были привержены идее однолинейной эволюции, существованию матриархата как стадии развития человечества, непременной первичности материнского рода по отношению к отцовскому и т.п. Отрицание этих постулатов тогда могло рассматриваться не просто как научное мнение, а как выступление против марксизма. Составной частью исследований были вопросы происхождения народов. В 1940 г. состоялось совещание по этногенезу народов Севера, на котором обсуждался характер древних культур Сибири, роль охоты и рыболовства в их формировании.

В 1930-е гг. сотрудниками Института этнографии были подготовлены четырехтомный справочник "Народы СССР" и двухтомный – по народам зарубежных стран, однако ни один из них не был издан.

Официальным периодическим изданием, освещавшим проблемы отечественной этнографии, являлся журнал "Советская этнография", первый номер которого вышел в 1931 г. Он продолжил традицию издававшегося в 1926– 1930 гг. журнала "Этнография". Дореволюционные журналы "Этнографическое обозрение" и "Живая старина" после 1916 г. не выходили.

В начале 1930-х гг. была нарушена система этнографического образования. В 1931 г. прекратилось этнографическое образование в ЛГУ, был ликвидирован и этнологический факультет МГУ. Незадолго до этого студенты МГУ, которые были членами марксистского этнографического кружка, подвергли проработке и осуждению учебник Π. Ф. Преображенского "Курс этнологии". Статья "Этнография" в Большой Советской Энциклопедии (1934) причислила исследователя к "группе идеологов либеральной буржуазии". Ситуация в образовании несколько нормализовалась после принятия постановления Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) от 15 мая 1934 г. "О преподавании гражданской истории в школах СССР". В школы и вузы возвращалось традиционное изучение истории: прежняя история в виде догматического изложения общественно-экономических формаций заменялась историей событийной, хотя и в сугубо марксистском толковании. В высших учебных заведениях были восстановлены исторические факультеты. В 1939 г. кафедра этнографии была образована на историческом факультете МГУ, в 1938 – на филологическом факультете ЛГУ.

Для 1930-х гг. были характерны попытки четко определить объект и предмет каждой научной дисциплины. В 1937 г. вышло постановление Президиума АН СССР, посвященное соблюдению научными учреждениями профиля исследований. Такой подход препятствовал проведению междисциплинарных исследований. В том же году состоялся пленум Института этнографии, на котором обсуждались итоги реализации данного постановления. Представления о содержании, предмете и задачах этнографии в целом соответствовали решениям совещания 1932 г. Директор института В. В. Струве в своем докладе утверждал, что этнография должна заниматься "изучением тех племен и народностей, которые еще не успели выйти далеко за рамки племенного быта, а также пережитков племенного быта, которые встречаются на более поздних стадиях общественно-экономического развития у более передовых народностей и наций".