Особенности антикризисных действий США и стран ЕС: возвращение кейнсианства

Следует отметить, что действия правительства США в условиях начавшегося кризиса были вполне адекватными, а президент Дж. Буш отреагировал на начавшийся обвал финансовых рынков весьма оперативно. Летом 2008 г., когда кризис затронул лишь систему ипотеки, президент представил в Конгресс и добился утверждения программы предотвращения надвигающегося финансового кризиса: были предусмотрены и снижение налогов на физических лиц и корпораций, и удорожание кредита, и повышение процентной ставки ФРС, и предоставление новых льгот банкам и фирмам, расширяющим производство и занятость, и другие меры, направленные на стабилизацию экономики и стимулирование ее роста. Все эти мероприятия тогда были оценены в 160 млрд. долл. (менее 1% ВВП США). Но кризис в США все шире распространялся на страховой рынок, вторгся в сферу инвестиционных банков (все они впоследствии оказались фактически ликвидированными и были преобразованы в другой тип банков).

Уже после ведения в действие президентской программы обанкротились Fannie Мае и Freddie Mac — крупнейшие полугосударственные агентства, действующие в сфере страхования ипотечных кредитов. За ними последовала крупнейшая в мире инвестиционная группа American International Group (AIG).

Компании, входящие в эту группу, управляли активами на сумму более 753 млрд долл. по всему миру. С целью локализовать финансовый кризис AIG была частично национализирована по такой же "схеме", как Fannie и Freddie. Затем настала очередь банкротств инвестиционных банков, которым государством также был брошен "спасательный круг". По сути, все они подверглись национализации. На грани банкротства оказались два старинных банковских "кита" Америки — Morgan Stanley и Goldman Sachs; оба обратились с просьбой в ФРС об оказании помощи и изменении их статуса — ныне они перестали быть инвестиционными банками, превратившись в обычные банки (с государственным контролем в обмен на льготные займы и гарантии их обязательств). В конце ноября 2009 г. зашаталась крупнейшая в мире банковская группа City group, и снова на помощь пришло американское государство: этой группе были предоставлены льготные кредиты в размере 20 млрд долл. и гарантированы обязательства на сумму в 308 млрд долл. в обмен на долю акций, перешедших в собственность государства, т.е. речь снова шла о частичной национализации.

Вскоре обанкротился Lehman Brothers — столп американской банковской системы, и американский кризис стал глобальным. Он быстро перешел на промышленный сектор — стали останавливаться заводы и фабрики, быстро росла безработица (350—400 тыс. человек ежемесячно): повсюду увольняли служащих банков, фирм, индустриальных рабочих и инженеров. Автомобильные гиганты "Дженерал Моторе", "Форд" и "Крайслер" обратились за помощью к правительству, ссылаясь на то, что в противном случае они "не продержатся". Такая помощь была оказана первым двум в размере 17 млрд долл. ("Форд" позже от такой помощи отказался, сочтя требования правительства и Конгресса, чрезмерно обременительными).

Министерство финансов и ФРС разработали план спасения финансовой системы страны — "План Полсона" (по имени министра финансов) стоимостью в 700 млрд долл. Он был принят конгрессом после длительных обсуждений и многочисленных поправок, связанных с рациональностью использования ресурсов и эффективным парламентским контролем. Но особенного эффекта "План Полсона" не имел. Тогда президент Буш предложил "План Полсона-2". В соответствии со вторым планом Министерство финансов и ФРС должны были выделить банкам и корпорациям 800 млрд долл., в том числе в целях стимулирования жилищного и розничного кредитования, оживления деловой активности и борьбы с безработицей. Израсходовать эти средства правительство Дж. Буша не успело: в январе 2009 г. в Белый дом вошел новый президент, Барак Обама, который вскоре предложил еще один план — программу восстановления американской экономики стоимостью около 800 млрд долл. (плюс 300 млрд долл., доставшихся в "наследство" от Дж. Буша в соответствии с "Планом Полсона-2").

Вся мощь американского государства была направлена на попытки остановить лавинообразный ход кризиса. Предпринимались разносторонние действия по стимулированию деловой активности, в том числе малого предпринимательства. Следует отметить, что оказывалась определенная помощь бедным слоям населения, в том числе с целью сохранения покупательной способности, снижались налоги; делалось многое, в том числе и для того, чтобы общество не обвинило власти в намерении переложить тяжесть кризиса на простых граждан.

Однако позже, в ходе расследования сенатской комиссией, оказалось, что, помимо официальных средств, выделяемых на борьбу с кризисом, ФРС самостоятельно напечатала и буквально "подарила" крупнейшим американским и международным банкам колоссальную сумму денег в размере 16 трлн долл.!

Энергичные антикризисные действия предпринимались, разумеется, и в других странах — ЕС, Японии, Австралии — в ответ на банкротство финансово-банковских учреждений и промышленных компаний. Одни из них полностью или частично национализировались, другим оказывалась существенная финансовая помощь. Разрабатывались противокризисные программы, включая налоговые реформы, стимулирующие производство, а также мероприятия, направленные на активизацию деловой жизни, рост занятости и облегчение положения людей, лишающихся работы, были включены мощные "социальные стабилизаторы". В целом это классические инструменты кейнсианской антикризисной политики, несколько подзабытые за последние 30 лет.

Большинство аналитиков Старого и Нового света тогда были согласны в том, что тридцатилетнему доминированию в экономической политике методологии неолиберализма в соединении с международным монетаризмом, пришел конец.

"Допустив банкротство Lehman Brothers, — как говорят, представив его стихии рынка, — мы фактически обрушили мировой рынок капитала", — писал тогда Пол Кругман^[1]. Следовательно, по Кругману основная причина кризиса — это "стихия рынка". Естественно и противоядие — обуздание стихии рынка. Но какие же силы это могут сделать? Конечно, только государство.

Мировой кризис заставил снова экономистов вернуться к новому осмыслению Великой депрессии 1929—1933 гг., искать ее причины и проводить аналогии между той депрессией и грянувшим в 2009 г. мощным мировым кризисом. При этом подверглась "новому-старому" анализу политика "нового курса" президента Франклина Рузвельта, необычайно широкое использование им государственно-властных рычагов в преодолении кризиса — точнее, в спасении капитализма как системы, поскольку в тот период вопрос стоял именно в такой плоскости. Любопытно и то, что нынешний председатель ФРС Бен Бернанке, в период своей профессорской деятельности, занимался также изучением причин того давнего мирового кризиса. В 2002 г. на конференции в честь 90-летия Милтона Фридмена, основателя радикального либерал-монетаризма, Бен Бернанке сопроводил поздравления юбиляра следующими словами: "Что касается Великой депрессии, то вы правы. Мы сами ее породили. Нам очень жаль. Но благодаря вам мы своих ошибок больше не повторим". Легко сказать "не повторим", но надо уметь действительно не повторять ошибок прошлого. А избежать их повтора Бен Бернанке не сумел и не мог как в силу твердой приверженности догматической монетарной доктрине, так и под давлением мощных финансовых сил, в немалой мере контролирующих ФРС.

В какой же мере действия правительства США скорректировали продолжительность, масштабы и глубину спада, масштабы безработицы? Для оценки необходим был временной лаг, поскольку никакие действия не оказывают немедленного эффекта. В период Великой депрессии безработица в США составила 25%, а в 2009 г. она приблизилась к 8% (с 5% в 2007 г.). Но в 2009 г. ежемесячно, согласно Полу Кругману, работу теряли 350—400 тыс. человек: "Если бы еще три месяца назад вы спросили меня, перейдет ли безработица в США 10-процентный барьер, я сказал бы, что шансы крайне малы. Сейчас скажу: один из трех"^[2].

Сходная ситуация сложилась и в Европе. Однако первоначально европейцы полагали (как и российское руководство), что начавшийся Америке финансовый кризис — это сугубо "американское явление", мало касающееся их стран и проявляли порою удивительное злорадство по поводу трагических событий в США. Канцлер Германии Ангела Меркель заявила, что кризис послужил доказательством ее правоты и напомнила, что на нескольких международных встречах западных лидеров она ставила вопрос относительно необходимости ужесточения регулирования деятельности хедж- фондов и в целом финансовых рынков. Но правительства США и Англии отвергли ее призывы, "в результате чего возник настоящий кризис". Министр финансов Германии Петер Штайнбрюк, развивая ее идеи, высказался в том смысле, что американский принцип свободной конкуренции, как показал кризис ипотеки, являлся "столь же примитивным, сколько и опасным...". Далее министр ликующе объявил, что "США утратили роль финансовой супердержавы".

Кстати, уверенность германских политиков в своей неуязвимости была настолько велика, что канцлер А. Меркель категорически воспротивилась принятию совместного противокризисного плана ЕС на "саммите четырех" (Франции, Германии. Великобритании и Италии), созванного председательствующим в ЕС президентом Франции Николя Саркози еще в сентябре 2008 г. И только после серьезного втягивания германских финансов и экономики в кризис позиция руководителей ФРГ стала "смягчаться" в направлении коллективных действий. В результате был принят целый ряд совместных действий в рамках ЕС, помимо тех крупных национальных антикризисных планов, принятых всеми европейскими странами, стоимость которых превысила расходы, выделенные на эти цели американским правительством (порядка 2 трлн евро только в 2008 — первой половине 2009 г.).

После введения в действие двух "Планов Полсона" в США президент Франции Николя Саркози заявил: "С невмешательством государства в экономику покончено. Всемогущий рынок, который всегда прав, закончился". В другом его выступлении были такие слова: "Идея, что рынок всегда прав, безумна". Напомним, что именно это говорили еще в 1993 г. многие экономисты в России, включая председателя Парламента, но тогда никто не хотел слушать, находясь в плену монетаристских теорий и "Вашингтонского консенсуса".

В теоретическом плане бросается в глаза одна особенность рассуждений европейцев относительно природы кризиса: с их точки зрения, проблема в ничем не ограниченном рынке, который пропагандировали в США, как главном источнике кризиса. Поэтому они, т.е. европейцы, вынуждены платить за эти "американские заблуждения". В то же время, по их мнению, в "старой Европе", якобы, всегда понимали, что без государственного вмешательства в экономику невозможно избежать кризисов. Но эти рассуждения — от лукавого, ведь европейцы в последние четверть века, с такой же фанатической приверженностью как и США следовали идее абсолютизации свободного рынка и, так же как и США, навязывали эти идеи повсюду в мире. Другое дело, что в Западной Европе нет таких сильных предубеждений против государственной интервенции в экономическую жизнь, как в США, в силу существования давних традиций такого вмешательства, особенно в рамках кейнсианской экономической политики, которая доминировала в Западной Европе в послевоенные десятилетия до начала 1980-х гг.

Другая общая особенность в оценках государственного активизма, как в США, так и в Европе — это старательное избегание параллелей между предпринимаемыми действиями и кейнсианством, нарочитое использование аналогий с социализмом. Так, американский экономист Н. Рубини отмечает следующее: "Крупнейшая социалистическая государственная интервенция с момента образования СССР и социалистического Китая осуществлена наиболее преданной идеологии laisses-faire администрацией (имеется в виду правительство США. —Прим. авт.). Это люди, которые на протяжении многих лет провозглашали идеи свободного рынка и невмешательства государства в экономику. Но они были слепы в своей приверженности свободному рынку и не понимали, что без соответствующих правил, надзора и регуляции, свободный рынок — это джунгли, где жадность, лишенная страха потери и наказания, приводит к пузырям активов и мании, а в итоге — к краху". Н. Рубини далее иронично предлагает отныне называть Америку не USA, a USSRA — United Socialist State Republic of America.

Напомним, что в период проведения "нового курса" президента Ф. Д. Рузвельта жестоко критиковали влиятельные сторонники идейно-теоретических взглядов экономического либерализма, обвиняя его в приверженности к коммунизму. Но в те времена кейнсианство не было выражено как цельное направление экономической теории, оно стало методологией экономической политики в основном в послевоенные десятилетия. Великая депрессия в США и Западной Европе тогда выступала всего лишь "экспериментальным полем" применения некоторых нетрадиционных инструментариев, опыт которого внимательно изучил Дж. М. Кейнс, так же как и деятельность правительства Ф. Д. Рузвельта. Однако о кейнсианской альтернативе либеральной доктрине laisses-faire Н. Рубини даже не упоминает, и это неслучайно: с позиций могущественных корпораций, даже тех из них, которые вынужденно используют государственную финансовую помощь, необходимо сохранить у населения убеждение в том, что современная капиталистическая экономика способна действовать эффективно без постоянного государственного регулирования. Кейнсианство же исходит из противоположной ключевой идеи — принципиальной неспособности современного капитализма к выживанию без активного государственного вмешательства и регулирования. Вот в чем причина отказа от признания необходимости реабилитации кейнсианства, как методологии экономической политики.

Другое направление критики "нового неокейнсианства" в рамках правительственной политики США — это обвинения в поддержке крупного бизнеса при недостаточном внимании к рядовым гражданам страны. Это довольно распространенный взгляд в научно-экспертном сообществе Америки, идущий вразрез с высказанным выше тезисом Н. Рубини об "экспансии социализма в Америке" и суждениями российских апологетов либертаризма. К этому направлению примыкает, например, известный американский экономист, лауреат Нобелевской премии профессор П. Кругман (его высказывания цитировались выше). В этой критике делается верный, на наш взгляд анализ того, что правительство идет на беспрецедентные финансовые вливания в неэффективные банки и корпорации, опасаясь, что результатом их банкротства станет разрушение системы.

Высокий уровень идеологизации решений и процессов, включая реформы, когда затрагиваются отношения собственности, интересы могущественных сил — это универсальная тенденция и традиция, все гибельные последствия которой испытала Россия еще в начале 1990-х гг. Поэтому сторонники крупных корпораций и банков в российском экспертном сообществе и сегодня пытаются представить ситуацию таким образом, что "неолиберализму нет иной альтернативы, кроме социализма". В то время как альтернатива всегда существовала и существует в другой модели капитализма, в частности в реформированном кейнсианстве, которое находилось все последние 30 лет на положении как бы "запасного эшелона", готового выйти на основной путь, как только начнутся серьезные сбои в доминировавшей до кризиса доктрине неолиберально-монетарного международного монетаризма.

Разумеется, кейнсианство также далеко от социализма, как далек от него современный либеральный капитализм (реакционный, догматический). В рамках кейнсианства в послевоенные десятилетия была предложена альтернатива социалистической национализации — кейнсианская национализация. Сегодняшние апологеты призывают — так же как они призывали Рузвельта, — действовать строго в рамках "старой, доброй традиции" — якобы, на путях "классического либерализма", хотя монетарный неолиберализм не имеет никакого отношения к классике, поскольку крупные монополии-корпорации умертвили конкуренцию. А без конкуренции исчезает сама основа воспроизводства капиталистических отношений. Правительства рады бы действовать так, как рекомендуют представители крупных корпораций, но не могут, поскольку всех их предыдущие действия оказались неэффективными, и соответственно, не дают позитивных результатов в силу неадекватности.

Истоки нарождающейся ныне новой модели государственного активизма именно в исчерпанности потенциала, действовавшего до наступления кризиса.