Лекция III. ОСНОВНЫЕ ПОНЯТИЯ И КАТЕГОРИИ ЭТИКИ

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• происхождение понятий "добро" и "зло";

• в чем суть борьбы добра и зла;

• с чем связано "разрушительное" в человеке;

уметь

• иллюстрировать примерами борьбу добра и зла;

владеть

• навыками истолкования различных жизненных ситуаций, отражающих столкновения добра и зла.

Если Бог есть, то откуда зло?

Если его нет, откуда добро?

Ансельм Кентерберийский

Сущность добра и зла

Добро и зло – важнейшие категории этики. Добро – это основная моральная ценность, нравственная ценность сама по себе. Зло – противоположность добру. От понимания зла зависит и определение добра. Многие этики искали ответы па вопросы о том, каким образом зло пришло в мир, можно ли и следует ли его устранить, играет ли зло какую-либо роль, а если играет, то какую?

Древнегреческим мыслителям добро представлялось в виде соответствия вещи своему назначению, а идея добра, по существу, выражала идею полезности вещи, ее функцию. Это относилось ко всем используемым человеком предметам, в том числе и к самим людям. Добрым считался врач, искусно лечивший больных. Добрым почитался правитель, умело руководивший государством. Однако со временем вопрос о том, что такое добрый человек, встал безотносительно к конкретным способностям отдельных людей. Этот вопрос для античных философов фактически означал следующее: каковы отличительные особенности человека вообще и чем отличается человек от остальной природы? Вполне естественно напрашивался ответ: разумом. Поэтому Сократ отождествляет добродетель с мудростью. Добродетель состоит в определении человеческих поступков на основании указаний разума, а порок – в потворстве противоречащим разуму страстям. Сущность добра усматривалась в духовном преображении страстей в добродетели. Платон полагал, что страсть – это влечение, движение души к идеальным прообразам вещей. Оказавшись в мире материальных форм и индивидуальных тел, душа "вспоминает" мир идей и устремляется к нему. Однако она наталкивается лишь на единичные вещи. Именно так возникают новые и новые влечения и движения души. Это значит, что страсть – это отклик души на неспособность и невозможность достичь идеала. Платон, как известно, считал, что государством должны управлять лучшие, каковыми для него были философы.

У стоиков, следовавших в этом отношении за Сократом и Платоном, воля настолько подчинена разуму, что, по существу, утрачивает самостоятельное значение. Стоики относили к главным страстям желание, страх, скорбь и удовольствие. Софисты, напротив, обратили особое внимание на законы, привычки, правила, одним словом, на соглашения, которые управляют поведением людей. Сократ искал то, что является добрым по природе, т.е. может быть открыто только разумом. В основе отмеченного здесь различия лежит противоположность между тем, что есть и тем, что должно быть. Первым, составляющим область фактов, занимается наука. Вторым, т.е. ценностями, – философия морали или этика. Глубокая пропасть, возникшая в древности между этими двумя видами познания, до сих пор разделяет в сознании многих исследователей две совершенно не сводимые друг к другу сферы бытия – сущее и должное.

Сократ, таким образом, положил начало рационалистической концепции добра, которой придерживались Платон и Аристотель, а в новое время – Кант. Восхищаясь творениями этих великих мыслителей, можно считать их концепции абсолютно ложными и даже абсурдными. Хотя в Древней Греции данную теорию принимали не все, она была господствующей. Несмотря на то, что эта концепция впоследствии подверглась резкой критике со стороны таких философов, как Гоббс, Юм, Шопенгауэр, Джеймс и другие, она все еще продолжает оказывать влияние на умы большинства людей. Рационалистическая концепция добра лишена какого-либо доказательства лежащего в ее основании принципа, согласно которому нравственно добрые поступки определяются природой, т.е. подлинно человеческой природой или разумом. Истинность этого принципа признавалась как нечто само собой разумеющееся. Считалось, что, постигая ОГЛАВЛЕНИЕ добра, разум определяет волю таким образом, чтобы добро стало для нее целью.

К этому вопросу возможен и прямо противоположный подход. Допустим, что человеческая природа (как утверждал Сократ) представляет комбинацию разума или интеллекта с желаниями и волей. В этом плане мы не только открываем при помощи разума или интеллекта, что вещи таковы, какими они являются, но и желаем, чтобы эти вещи были иными. Однако это лишь способ выражения мысли о том, что люди преследуют цели, что посредством своих усилий они стараются осуществить определенное преобразование в окружающем их мире.

Эта модель человеческой природы, как сплав интеллекта и воли, порождает элементарное различие между тем, что есть, и тем, что должно быть. Добро и зло не являются, вопреки мнению Сократа, чем-то неуловимым или какими-то скрытыми свойствами вещей, постижение которых может быть доступно только философу. Причина же того, что их с трудом приходится открывать даже самим философам, коренится, по-видимому, в том, что эти качества не присущи вещам вообще (т.е. вещам самим по себе), рассматриваемым независимо от человеческих чувств и потребностей.

Такой подход устраняет различие между "есть" и "должно быть". Точнее, этот подход даст возможность показать, что все различия, начиная с основного – между добром и злом – полностью основаны на определенных фактах, касающихся самой человеческой природы. Различие между добром и злом возникает в силу того, что люди являются живыми существами с определенными желаниями и потребностями. Деятельность людей носит целенаправленный характер, и разум входит в эту деятельность в качестве способности человека изобретать средства для достижения целей, но сам по себе он с ними фактически не имеет дела, он даже не в состоянии отличить добро от зла.

Мир без человека ни добр, ни зол. Но если в нем появляется подобное нам существо, наделенное чувствами и потребностями, этот мир приобретает определенные моральные характеристики. Те его свойства, которые способствуют удовлетворению потребностей данного существа, предстают в виде добра, а те, которые препятствуют или причиняют ему вред, – в виде зла. Такое существо в полном соответствии с известным афоризмом Протагора является мерой всех вещей: его суждения абсолютны. В том случае, когда в мире появляется несколько таких существ, складывается ситуация, при которой их цели могут либо совпадать друг с другом, либо вступать в конфликт. Отсюда и берут свое начало явления, выражаемые понятиями "справедливость" и "несправедливость".

Поскольку потребности людей требуют постоянного удовлетворения, ситуации, определяющие характер отношений между отдельными индивидами, должны быть разрешены в контексте правил. Правила – не рациональные принципы поведения, которые являются более или менее регулярными и вследствие этого могут быть ожидаемы, по вместе с тем они и рациональны в том смысле, что в них заключено требование воздерживаться от зла и содействовать добру. Различие между добром и злом – не природное, но и не чисто конвенциональное, т.е. не продукт произвола. Человек не является мерой всех вещей, потому что он не является мерой самого себя. То, что люди представляют собой определенный вид существ, есть факт природы. Именно с этим фактом и связано происхождение добра и зла. Добро и зло нельзя считать продуктом воли, они находят в ней лишь свое отражение. Справедливость есть только имя для наиболее общих принципов, воплощенных в правилах. С этой точки зрения надо признать совершенно пустым предписание разума, согласно которому люди должны стремиться к добру и воздерживаться от зла, так как это означает только то, что они должны искать то, что ищут, и избегать того, чего избегают.

Люди всегда активны, и эта активность направлена на достижение определенных целей, на удовлетворение их потребностей и желаний. Однако это не означает, что у всех людей имеется только одна цель. Если это так, тогда нетрудно заметить, что логически вполне возможны следующие четыре основных побуждения к действию, или четыре цели: 1) собственное благополучие; 2) собственное несчастье; 3) благополучие другого; 4) несчастье другого. Эти побуждения можно назвать соответственно побуждениями: 1) эгоизма или любви к себе; 2) ненависти к себе; 3) симпатии или сострадания; 4) злобы.

Нет сомнения в том, что люди эгоистичны, но это не единственное их побуждение к действию. Более того, они могут испытывать сострадание к другим людям, которых постигло несчастье, т.е. чувство, по своей силе нередко превосходящее заботу о самих себе. Если бы люди не обладали этим свойством, они никогда не смогли бы подняться выше уровня простого обмена добра за добро, вечно пребывали бы в царстве мрака и не имели бы ни малейшего шанса на создание хотя бы отдаленного подобия Царства Божия. Без этого свойства человеческой природы было бы невозможно и общее благо, которое люди создают, потому что они в какой-то мере заботятся о других. Тем не менее в каждом человеке запрятана такая реальная и страшная сила, как злоба, которая портит и разлагает его душу. Хотя во многих людях она подавляется возвышенными качествами человеческой природы, сомнительно, чтобы когда-нибудь полностью ее вытравили. Конечно, люди стараются скрыть данную силу от других, но это приводит только к лицемерию, которое, впрочем, является необходимым элементом культуры. Обе стороны человеческой природы смешаны в каждом из нас, и все мы в действительности подобны Луне, одна сторона которой скрыта от нашего взора.

Жизнь предоставляет нам обилие фактов, свидетельствующих о настоящей войне между умом и сердцем, между разумом и волей, и есть только одна вещь, искупающая все, – качество нашего сердца, которое каким-то образом противостоит настойчивым велениям интеллекта. Только чувствительное сердце делает действия людей благородными и красивыми. Только оно позволяет людям стать ангелами, сообщает им силу света и рассеивает содержащиеся в них силы мрака и зла. Добродетель и порок неравномерно распределены между людьми. В каждом человеке присутствует и то и другое, но имеет место тенденция к преобладанию одного из них. Большинство людей, однако, довольно хорошо знает, что такое человеческая доброта, и всегда способны распознавать ее в жизни, независимо от того, изучали они трактаты по вопросам морали и пытались ли проникнуть в метафизическое основание.

В свете волюнтаристской концепции добра и зла можно поставить и вопрос о смысле жизни, который показывает, что выводы о бессмысленности жизни человека нередко являются следствием определенной, а именно рационалистической, ее интерпретации. Известно, что олицетворением бессмысленности всех усилий считается мифологический образ Сизифа. Картины жизни – Сизифа и нашей собственной (если взглянуть на них с расстояния) – в общих чертах одинаковы и сообщают нашему сознанию один и тот же образ. Неслучайно поэтому как раньше, так и теперь делаются попытки передать смысл человеческой жизни в терминах чего-то вечного, неизменного, находящегося по ту сторону жизни. В действительности, людей мало занимают все эти метафизические построения. Человек, едва успев появиться на свет, уже проявляет заключенную в нем волю к жизни. Он не спрашивает, есть ли в последней какая-то ценность и будет ли она вообще иметь какое-то значение. Смысл жизни состоит в том, чтобы жить, поскольку этого требует сама человеческая природа. И если философ склонен видеть в этом нечто вроде бесконечных циклов жалкого существования Сизифа и, следовательно, отчаиваться, то это происходит лишь потому, что искомые смысл и значение пребывают где-то в ином месте. Смысл жизни находится в нас самих, он не привнесен извне, и он далеко превосходит как по своей красоте, так и по постоянству какие бы то ни было небеса, о которых людей когда-либо мечтали или же к которым они стремились.