Оперативно-розыскное документирование, связь и соотношение с доказыванием

Во всех делах полезно периодически ставить знак вопроса к тому, что вы с давних пор считали не требующим доказательства.

Б. Рассел

Сущность и ОГЛАВЛЕНИЕ ОРМ проявляется в оперативно- розыскном документировании фактов, представляющих оперативный интерес, и действий причастных к нему лиц.

Проблеме документирования как никакой другой уделяется особое внимание ученых и практиков. И это вполне объяснимо потому, что именно в процессе документирования образуются результаты ОРД, которые служат основой решения всех оперативно-розыскных задач, в том числе обеспечивающих выявление, предупреждение, пресечение, раскрытие и расследование преступлений, установление лиц, к ним причастных, розыска преступников и др. Многие научные исследования теоретиков ОРД, а в последнее время и процессуалистов, внесли существенный вклад в понимание как определения, так и самого процесса документирования.

Вместе с тем проблема документирования относится к числу тех, которые не имеют однозначного толкования. При всем многообразии точек зрения, которые невозможно детально проанализировать, следует все-таки отметить, что прослеживается устойчивая тенденция формирования двух направлений мнений. Первое – более узкое, на наш взгляд, суждение, фактически исходящее из этимологического понимания слова "документирование" как документального оформления полученных сведений в рамках какого- либо дела оперативного учета (ДОУ), и где, как следствие такой позиции, на первый план выдвигается наличие дела, которое олицетворяет документирование. Это совершенно четко просматривается в работах А. Ю. Шумилова, который в своих комментариях ст. 10 Закона об ОРД "Информационное обеспечение и документирование оперативно-розыскной деятельности" уделяет внимание документированию лишь в связи с делом и пишет, что под ДОУ понимается предусмотренная законом форма концентрации материалов оперативно-служебного документирования^[1]. Ученые В. С. Овчинский, О. А. Вагин, А. П. Исиченко придерживаются примерно такого же подхода к особому выделению дела оперативного учета как средства документирования в ОРД, понимая под ДОУ специальные накопители информации (папки) для сбора (накопления) и систематизации документов^[2].

Второе направление, которое пытается развивать в своих трудах автор, основано на системно-деятельном подходе как целенаправленном процессе действий в системе ОРД но решению указанных в законе задач. Такая позиция позволяет определить документирование как обнаружение оперативно-розыскным путем сведений о признаках преступлений, о лицах, о них осведомленных, соответствующих материальных объектах – носителях информации, обеспечение возможности использовать эти данные для предупреждения, пресечения, раскрытия и расследования преступлений, розыска преступников и принятия к виновным мер, предусмотренных законом. Такой подход раскрывает документирование как системный процесс оперативной работы, который присущ всем формам ОРД с соответствующими их особенностями по характеру и содержанию, организации и тактике осуществления, и, что еще важно, помогает выявить его объективные связи с процессом доказывания.

Весьма близкое понимание документирования как своеобразного процесса обнаружения и закрепления сведений, представляющих оперативный интерес, продемонстрировали в своих научных трудах Д. В. Гребельский, В. Г. Самойлов, В. А. Лукашов, В. Г. Бобров, М. А. Шматов, B. М. Атмажитов и др.^[3]

Документирование может быть представлено и как важная часть подготовки и сосредоточения бумаг указанной деятельности по делам оперативного учета, но это, конечно же, далеко не главный его признак и свойство. Законодательство, к сожалению, нс даст определения документирования. В содержании нормы ст. 10 Закона об ОРД документирование вообще не упоминается. Речь идет, в основе своей, о делах оперативного учета, что и дает повод некоторым авторам усматривать в документировании лишь написание отчетов и справок делопроизводственного характера. В связи с этим правы В. М. Атмажитов и В. Г. Бобров, аргументируя в своих трудах, что при совершенствовании оперативно-розыскного законодательства необходимо ввести отдельную статью по документированию действий, фактов и обстоятельств, представляющих оперативный интерес.

Кстати, если уж говорить о документировании в связи с ДОУ, то в указанной норме сказано, что органы, осуществляющие ОРД, могут заводить дела оперативного учета. Значит, могут и нс заводить, если в этом нет необходимости. И во многих случаях не заводят, например, при выполнении письменных поручений следователя, руководителя следственного органа, органа дознания, хотя документирование как деятельность проводят, выполняя задачи субъектов расследования, и представляют полученные при этом результаты.

По своему характеру, назначению процесс документирования ближе всего к понятию доказывания, особенно в части собирания, исследования и оценки сведений об обстоятельствах, представляющий оперативный, а в отдельных случаях следственный интерес.

ОГЛАВЛЕНИЕ документирования включает в себя большую совокупность элементов, относящихся к подготовке и проведению организационно-тактических мероприятий (аналитического и деятельностного свойства ОРМ). Это изучение и оценка конкретной оперативно-розыскной ситуации; оперативно-тактическое прогнозирование; определение приоритетных направлений и задач документирования; выработка и принятие оперативных решений и способов достижения целей; реализация принятого решения (осуществление необходимых ОРМ); изучение и оценка эффективности достигнутых результатов с соответствующими выводами предупредительного характера или перспективы использования добытых данных в уголовном процессе. В документировании, как и в доказывании, велика роль прогностической версионной работы^[4].

Оперативно-розыскные версии строятся в целях обнаружения свойств и причин исследуемых явлений, помогающих установить неизвестные факты, выявить не только события прошлого, но и настоящего, и предвидеть их развитие в будущем. Последнее – одно из отличительных свойств этих версий от следственных, для которых типичен ретроспективный характер. Оперативно-розыскные версии тесно связаны с версиями следственными, судебными и экспертными.

Оперативно-версионная работа предполагает выявление следов и определение способа действий лиц, представляющих оперативный интерес, ибо умение по криминалистическим признакам их правильно "читать" позволяет с достаточной степенью уверенности понять обстоятельства, ситуацию и принять соответствующее решение по документированию. В этом отношении значительную ценность представляют рекомендации криминалистики^[5].

В ходе документирования, как и в ходе доказывания, происходит процесс познания криминальной действительности. Документирование осуществляется посредством собирания и систематизации сведений, проверки и оценки результатов ОРД (ч. 2 ст. 10 Закона об ОРД).

Заметим, что уголовно-процессуальное определение доказывания фактически ничем не отличается от указанного оперативно-розыскного процесса документирования. Так, согласно ст. 85 УПК РФ "доказывание состоит в собирании, проверке и оценке доказательств в целях установления обстоятельств, предусмотренных ст. 73 УПК РФ "Обстоятельства, подлежащие доказыванию". Это объективно, так и должно быть, ибо процесс познания социальной действительности, в принципе, один для любых областей человеческого бытия при использовании общих методов познания. К тому же у оперативно-розыскной и следственной познавательной деятельности единый объект познания.

Именно здесь, на наш взгляд, – узел сложнейших и многочисленных проблем, определяющих сходство и отличия этих двух видов деятельности по достижению единой цели присущими им средствами. Правильное понимание их во многом может скорректировать и даже, возможно, объединить эти два вида деятельности.

Совершенно очевидно, что при их осуществлении устанавливаются те же данные, которые образуют состав преступления, отыскиваются, проверяются и оцениваются те же сведения об обстоятельствах, подлежащих доказыванию.

Можно сказать, что основополагающие начата познания являются общими, объединяющими для познающих субъектов. Представляется, что именно в этом контексте следует понимать выражение известного криминалиста Р. С. Белкина "...методы познания истины как категория гносеологическая не регламентируется законом, закон регламентирует лишь форму их применения"^[6].

Созвучное суждение высказывает и другой известный ученый-теоретик ОРД С. С. Овчинский: "При единой гносеологической природе методов познания оперативнорозыскная информация, получаемая разными путями (наблюдение, опрос, изучение документов, оперативный эксперимент, внедрение негласных сотрудников), отражает явления и события на едином познавательном уровне, и нужны лишь процессуальные гарантии для использования фактических данных в процессе доказывания"^[7].

Очевидно, что познание, будучи философской, а не правовой категорией, не может регулироваться нормами права. Вместе с тем познание всегда целенаправленно, значит, своим ОГЛАВЛЕНИЕм и оперативно-розыскное, и процессуальное познание едино, так как устанавливает одни и те же факты и обстоятельства общего объекта исследования.

Следовательно, документирование и доказывание в предмете нашего рассмотрения имеют общую гносеологическую сущность. Видимо, это и побуждает некоторых ученых вводить такие выражения, как "оперативные доказательства", "оперативное доказывание", с чем в действующей правовой ситуации категорически нельзя согласиться^[8].

Бесспорно, слова "доказательство" и "доказывание" имеют универсальное значение и применимы ко многим явлениям окружающей действительности. Но в данном случае речь идет о юридической области знаний, о конкретных правовых (оперативно-розыскной и процессуальной) отраслях, поэтому, признавая соответствующие правовые отношения, необходимо не только уважать, но и строго придерживаться терминов, их определяющих. Исходить следует из того, что указанные термины правовые (доказательства, доказывание) и сегодня – сугубо процессуальные, и поэтому должны быть применимы только по принадлежности. Необходима чистота юридических, а тем более законодательных понятий и определений. И здесь нежелательны условности, ибо в теоретических исследованиях это приводит к засорению юридического языка, к непониманию предмета обсуждения, а на практике и того хуже – к реальному восприятию искаженных определений в правоприменении. Прав профессор В. Т. Томин, когда подчеркивает, что "смысл всякого термина в его инструментальности, в возможности его использования для исследования и описания соответствующего объекта и отграничения его от смежных"^[9].

Об органической связи познания и доказывания писал в свое время известный профессор, криминалист И. М. Лузгин: "Это различные стороны единого процесса раскрытия преступления, между которыми нельзя ставить знак равенства"^[10]. Само по себе непосредственное познание не ведет к процессу формирования доказательств.

Действительно, доказывание есть познание, при котором общие законы гносеологии должны быть дополнены особыми процедурами действий, определенными правом источников сведений, правилами закрепления полученных результатов, ну и, разумеется, уполномоченными субъектами. Закон считает, что именно выполнением процессуальных требований к доказательствам и доказыванию достигаются гарантии обеспечения законности в уголовном преследовании.

Правовой статус оперативно-розыскных данных в соответствии с Законом об ОРД – не априори доказательственный и становится таковым лишь при процессуальном доказывании.

Таким образом, при сложившихся формах сосуществования уголовно-процессуальной и ОРД, законодательно определенных средствах и методах собирания, проверки и оценки сведений сегодня решить проблему прямого использования результатов ОРД в качестве доказательств без правовой реконструкции регулирования этих видов деятельности практически невозможно.

Сегодня российская законодательная и правоприменительная практика находится в сложном положении. В условиях организованности, вооруженности, технической оснащенности преступности, тотального поражения коррупцией различных слоев общества, включая правоохранительные структуры, без важнейшего общепринятого во всем мире оперативно-розыскного инструментария, очевидно, не обойтись.

Раскрываемость преступлений по итогам их расследования нс может удовлетворять ни властные органы, ни, тем более, граждан.

Сложилась, мягко говоря, любопытная ситуация, при которой два уполномоченных государственных органа параллельно осуществляют целенаправленную деятельность, ориентированную на решение общих в своей основе задач борьбы с преступностью.

Определенные правовые надежды возлагались на подготавливаемый проект уголовно-процессуального закона, но введенный в действие с середины 2002 г. новый УПК РФ не только не решил проблему борьбы с преступностью с помощью ОРД, но еще больше ее запутал. Совершенно справедливо замечает профессор В. В. Лунеев, что появление нового УПК РФ "вызвало возмущение в обществе, в связи с чем положение с реальной эффективностью борьбы с преступностью серьезно осложнилось"^[11].

Законодатель принял специальную норму – ст. 89 УПК РФ, казалось бы, с обнадеживающим названием "Использование в доказывании результатов ОРД", но абсолютно ничтожную по содержанию: "В процессе доказывания запрещается использование результатов ОРД, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам настоящим Кодексом". Эта норма до сих пор не отменяется, думаю, лишь потому, что никакой правовой нагрузки не несет, никакой регулирующей правовой функции не выполняет. Она, можно сказать, в правовом смысле совершенно некомпетентна и попросту не нужна никому, кроме, пожалуй, отдельных ученых-комментаторов, которые интерпретируют ее каждый на свой лад.

Ясных правовых предписаний о судьбе результатов ОРД как не было, так и нет.

Указанное законодательное состояние не могло не сказаться па правоприменительной практике, негативные результаты которой были отмечены.

Продолжают оставаться сложными отношения ученых к оценке самого процесса оперативно-розыскного документирования и его результатов. Существует довольно устойчивое мнение о том, что оперативно-розыскные сведения, полученные вне рамок процессуальных условий и гарантий, не обладают достоверностью, которая обеспечивает доказательствам уголовно-процессуальный порядок их получения^[12]. В частности, известный процессуалист И. Л. Петрухин пишет: "Сведения, добытые при отсутствии процедуры при проведении оперативно-розыскных действий, в соответствии со ст. 50 Конституции РФ не могут быть судебными доказательствами. Ведь отсутствие процедуры еще хуже, чем ее нарушение"^[13]. Учитывая замечания по поводу Конституции РФ, уточним существенное, на наш взгляд, обстоятельство. В части 2 ст. 50 Конституции РФ сказано: "При осуществлении правосудия не допускается использование доказательств, полученных с нарушением федерального закона" (курсив наш. – Примеч. авт.). Это означает, что в качестве доказательств в уголовном судопроизводстве могут быть использованы сведения, полученные в соответствии с Законом об ОРД. Разумеется, они могли бы использоваться лишь при соблюдении обязательных правовых условий, исключающих нарушения данного Закона, а именно: получены компетентными субъектами (ст. 13 Закона об ОРД), с применением правовых средств получения ОРМ (ст. 6 Закона об ОРД) и при соблюдении законных оснований и условий (ст. 7–8 Закона об ОРД), при выполнении в последующем процессуальных правил вхождения результатов ОРД в уголовный процесс (заметим, что как раз в федеральном законе и не оговорены нормативно-правовые процедуры вхождения результатов ОРД).

Разумеется, не могут быть допустимыми в качестве доказательств сведения, полученные в ходе проведения ОРМ, ограничивающих конституционные права граждан без разрешения суда, а также в силу тех или иных причин, не поддающихся проверке и оценке процессуальным путем.

В этом отношении такой вывод нс расходится с решением Пленума Верховного Суда РФ, который в п. 4 своего постановления "О некоторых вопросах применения судами Конституции Российской Федерации при осуществлении правосудия" обратил внимание на то, "что результаты ОРМ, связанных с ограничением конституционного нрава граждан на тайну переписки, телефонных переговоров, телеграфных и иных сообщений, а также с проникновением в жилище против воли проживающих в нем лиц (кроме случаев, установленных федеральным законом) могут быть использованы в качестве доказательств (курсив мой. – Примеч. авт.) по делам, лишь когда они получены по разрешению суда на проведение таких мероприятий и проверены следственными органами в соответствии с уголовно-процессуальным законодательством".

Что же касается отсутствия ясной оперативно-розыскной процедуры получения результатов, то это специфическая проблема. О ней можно было бы кратко сказать, что если вдруг возникает четкая и понятная всем процедура, то моментально исчезнет ОРД с ее агентурной и разведывательно-поисковой сущностью. Хотя совершенно очевидно, что законодательство ОРД в этой части нуждается в существенном совершенствовании.

Например, если правовые основания и условия проведения ОРМ прописаны достаточно четко, то порядок их проведения не совсем ясен. Замечу, что "нехватка" законодательной процедуры компенсируется детализацией оперативно-розыскного производства подзаконными ведомственными актами, многие из которых нс имеют грифа секретности вообще либо ограничены лишь для служебного пользования.

"Прозрачность" же проведения ОРМ, как предлагают некоторые, – не самый оптимальный, на наш взгляд, путь решения вопроса о гарантиях, допустимости и достоверности оперативных сведений. Думается, что и выражение "процессуальные гарантии достоверности и иных качественных характеристик сведений" не всегда связано с пониманием сущности процессуальности, а лишь обозначает формальную принадлежность к ней.

Попытаемся на этот вопрос взглянуть с позиции представления доказательств некоторыми участниками уголовного процесса. Уголовно-процессуальный закон наделил участника процесса – защитника – правом собирать доказательства путем получения предметов, документов, иных сведений, опроса лиц с их согласия, истребования справок, характеристик, иных документов. Заметим, что перечисленные действия – это почти точные ОРМ, указанные в п. 1–3 ст. 6 Закона об ОРД. Порядок собирания таких сведений процессуально не определен, но во всех случаях сведения должны отвечать требованиям их процессуальной проверки и оценки (ч. 3 ст. 86 УПК РФ).

Строго говоря, вне уголовно-процессуальных отношений, т.е. не следственным путем, получают сведения и от других участников уголовного процесса, когда они реализуют свои права по собиранию и представлению письменных документов и предметов для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств. Таким правом обладают подозреваемые, обвиняемые, а также потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик и их представители (ч. 2 ст. 86 УПК РФ). Отсутствие процедуры в данной ситуации никого не смущает.

А все дело в том, что органы, осуществляющие ОРД, не являются участниками уголовного процесса, т.е. не имеют формально-юридической принадлежности к нему, даже будучи обозначенными органами дознания. Отсюда и все сложности представления результатов ОРД и их принятия. Об этом подробно остановлюсь в следующем разделе работы.

Представление результатов ОРД но сути принципиально ничем не отличается от представления информации указанными участниками процесса.

Очевидно, что государственный орган, наделенный законными полномочиями осуществлять ОРМ но решению указанных в федеральном законе задач борьбы с преступностью, несомненно, имеет право собирать и представлять сведения, имеющие "равное доказательственное значение"^[14], со сведениями, предоставляемыми иными участниками судопроизводства. Для этого орган и его должностные лица должны иметь соответствующий правовой статус. В уголовном процессе должна быть норма, определяющая основные функции органов и должностных лиц, осуществляющих ОРД, которые будут связаны с движением дела и служить обеспечению нормального хода уголовного судопроизводства.

Указанные и иные сложности, создающие тупиковую правовую ситуацию, заставляют искать варианты, как правило, подзаконного нормативно-правового характера, определяющие порядок обращения с результатами ОРД и их включения в уголовный процесс.

В связи с этим хотелось бы отметить и выразить свое отношение к созданию собственного, так называемого, оперативно-розыскного процесса, сущность и структура которого чем-то схожи с уголовным процессом.

Один из основоположников этой идеи профессор А. Ю. Шумилов определяет перспективу ее развития следующим образом: "Уголовно-розыскное право (так он называет оперативно-розыскную правовую отрасль знаний. – Примеч. авт.) во многом заимствует в уголовнопроцессуальном праве процедурную форму для создания новой формы, причем процесс использования достижений родственной отрасли права только начат и на этом пути предстоит еще много неизведанного"^[15]. Вообще-то, процесс такой существует с момента зарождения ОРД. Иное дело, что в разные исторические периоды его сущность претерпевала серьезные изменения. И сегодня не разрешен вопрос в российском процессуальном праве о месте и роли ОРД в единой системе предупреждения, раскрытия и расследования преступлений, розыске преступников. Разумеется, можно спроецировать уголовный процесс на ОРД, однако мои многолетние исследования, научные изыскания ученых теории ОРД и процессуалистов, мнения оперативных работников и их руководителей, с которыми автор постоянно общается по месту их работы и при обучении, позволяют прийти к следующим выводам:

– во-первых, аргументация сторонников этой идеи не дает ясного ответа на вопрос о значении параллельно создаваемого процесса, по сути, для решения одной и той же задачи раскрытия и расследования преступлений;

– во-вторых, ОРД в основе своей имеет разведывательно-поисковую сущность, реализуемую как индивидуальное или групповое творчество, искусство проведения ОРМ, которое трудно уложить в строго регламентированную процедуру, подобную уголовному процессу;

– в-третьих, ОРМ, установленные специальным законом, не могут быть четко и во всем объеме урегулированы в законодательстве еще и потому, что пропадет их оперативная сущность, и, прежде всего, таких признаков, как наступательность, конспиративность, внезапность для преступников (есть опасность создать пособие для преступников, а если он будет усеченный, то не будет нужен оперативным работникам);

– в-четвертых, а это не менее важно, ведомственнонормативный порядок (процесс) регулирования ОРД вполне справляется с этой проблемой, он мобилен и в определенных частях его легко можно изменить, дополнить, исключить. Сам процесс получения оперативно-розыскной информации (документирование), ее количественные и качественные характеристики вполне "конкурентоспособны" с процессуальной информацией и в связи с этим более актуально стоит вопрос о ее своевременной реализации, об устранении дублирования в ее собирании различными процессами;

– и наконец, в-пятых, следовало бы иметь в виду и опыт стран как англо-саксонской группы, так (и особенно) континентальной, где велика роль специальной, по-нашему говоря, ОРД, которая практически не обременена особыми процедурами и ведением сложного оперативного производства за исключением тех мероприятий, которые ограничивают права граждан. К тому же результаты используются в качестве судебных доказательств. Из этого опыта можно легко увидеть рациональность, стремление к экономии сил и средств, отсутствие дублирования и параллелизма с уголовным процессом^[16].

Реальность же такова, что наличие у оперативных подразделений сведений о преступной среде дает им возможность своевременно фиксировать с помощью современных научно-технических средств сам процесс подготовки и совершения преступлений, активно влиять на процесс отражения обстоятельств, связанных с преступлением в окружающем мире.

Это создает благоприятные условия для последующего обнаружения, изъятия и фиксации следов, позволяет запечатлевать исследуемый процесс в его естественном развитии, минуя промежуточные стадии отражения, что обеспечивает меньшее искажение искомой информации (нежели у следователя).

Более того, по ряду преступлений результаты ОРД являются фактически первыми, а нередко и единственными, в которых запечатлена подготовка, механизм совершения преступления и иные, связанные с ним обстоятельства, которые и требуют своего установления по уголовному делу (ст. 73 УПК РФ).

В этой связи совершенно прав профессор Μ. П. Поляков в том, что "вся технологическая цепочка по изготовлению результатов ОРД, пригодных для использования в уголовном процессе, должна находиться в рамках ОРД..., оперативно-розыскная информация должна поступать в уголовный процесс в виде готового информационного продукта, требующего лишь добротной интерпретации"^[17]. Кроме того, не меньшее внимание должно быть уделено не только технологической стороне ввода и принятия в уголовный процесс пакета оперативно-розыскной информации, но и вопросу предоставления самой возможности решения о принятии (или непринятии) такой информации субъектом расследования, который в этом случае мог бы оценивать предоставленную ему информацию, руководствуясь своим внутренним убеждением. В конечном варианте, выработать решение о принятии или непринятии и интерпретировать оперативные сведения применительно к уголовному процессу – это дело субъекта расследования (процессуального интерпретатора). Оперативные аппараты предполагают об имеющемся доказательственном значении своих результатов, а следователи должны иметь право располагать возможностями их отбора, соответственно, по относимости и достоверности и принятия соответствующего объективного процессуального решения.

В этом случае определяющую роль должна играть не процессуальная форма получения доказательств, а оценка и проверка (при необходимости) уже собранных и представленных оперативных сведений. По этому поводу украинские ученые Э. А. Дидоренко, С. А. Кириченко, Б. Г. Розовский пишут: "При всей специфике ОРД, закрытости, трудности контроля и т.д., закон должен регламентировать не перечень способов и средств получения доказательств, а условия и пределы, допускающие их оценку, проверку и непротиворечивость конституционным принципам"^[18].

При таком подходе важнейшее значение приобретают, прежде всего, оценка и проверка законности, возможности и целесообразности использования оперативно-розыскных результатов субъектом расследования. Важнейшим критерием допустимости такой информации будет оценка ее относимости и достоверности субъектом доказывания.

Актуальным в этой связи является вопрос процессуальной независимости субъекта расследования, нынешнее положение которого и в организационном плане, и в процессуальном во многом лишь декларативно, формально. В этом также кроется причина "перекоса" и неопределенности взаимоотношений субъектов, осуществляющих ОРД, и расследование в современном уголовном процессе.

Конечно, потенциальная опасность нарушения законности в ОРД всегда была и существует, и обусловливающих ее факторов немало. Назовем один из них, существенный, на наш взгляд, – это отсутствие законодательного определения ОРМ. Отдельные из них, перечисленные в ст. 6 Закона об ОРД, не нуждаются в разъяснении, они доступны для понимания: опрос, наведение справок, сбор образцов для сравнительного исследования; а вот другие, как показывают наши исследования, и теоретиками, и практиками толкуются неоднозначно. Это контролируемая поставка, проверочная закупка, оперативный эксперимент и пр., которые сложны по их юридической конструкции и даже могут при определенных обстоятельствах иметь элементы провокации (например, оперативный эксперимент). В силу этого они нуждаются, на наш взгляд, в законодательном определении.

В правильном понимании связи и соотношения оперативного документирования и доказывания заложены объективные предпосылки оптимальной организации взаимодействия, надлежащего оперативно-розыскного обеспечения расследования преступлений и оперативного сопровождения уголовных дел.

Закономерно, что разночтения в теории поэтому вопросу отражаются и на практике, которой присущи серьезные недостатки в понимании сущности и значения документирования, в использовании полученных результатов ОРД.

Закономерные связи существуют и проявляются, прежде всего, в соотношении предметов документирования и доказывания. Если их сопоставить, то можно увидеть, что сущность и ОГЛАВЛЕНИЕ документирования в основе своей отражает ОГЛАВЛЕНИЕ предмета доказывания.

Иначе говоря, если результаты документирования предполагается использовать в доказывании, то его предмет с необходимостью должен соответствовать предмету доказывания. В противном случае полученные оперативные материалы никакой ценности для расследования иметь не будут, т.е. документирование фактически будет беспредметным.

Уголовно-процессуальное законодательство очерчивает круг обстоятельств, подлежащих доказыванию (ст. 73 УПК РФ), которого следует придерживаться при документировании, ориентироваться на эти обстоятельства с учетом конкретного выражения особенностей каждого преступления. Уголовный процесс, образно говоря, программирует деятельность оперативного работника по документированию. Иначе, предмет документирования должен определяться ОГЛАВЛЕНИЕм предмета доказывания по уголовному делу. Вместе с тем оперативная проверка, разработка – это не расследование преступлений, поэтому предмет документирования не совпадает и не должен полностью совпадать с предметом доказывания.

Дать исчерпывающие рекомендации но объему (пределам) документирования затруднительно, потому что характер и особенности каждого преступного деяния могут иметь собственные границы оперативного исследования. Тем не менее пределы оперативного документирования должны определяться, прежде всего, обстоятельствами, которые трудно или невозможно установить только следственным путем.

Иначе говоря, если необходимые сведения оперативно не обнаружить, не зафиксировать, не собрать, то они могут быть безвозвратно утрачены, уничтожены. Перед оперативным работником и следователем нередко стоит сложная задача правильно определить момент реализации оперативных данных и направления поиска и закрепления возможных доказательств.

Для установления особенностей взаимоотношений уголовно-процессуальной и ОРД необходимо учитывать, что документирование может осуществляться не только параллельно с производством по уголовному делу, но и задолго до появления уголовного дела или после того, когда расследование по делу не принесло значимых результатов по установлению лиц, его совершивших. В последних двух ситуациях, как правило, в соответствии с законом может быть заведено дело оперативного учета (ст. 10 Закона об ОРД).

Следует особо подчеркнуть, что "факт заведения дела оперативного учета нс является основанием ограничения конституционных прав и свобод, а также законных интересов человека и гражданина" (ч. 3 ст. 10 Закона об ОРД).

Такое дело позволяет конспиративно, с помощью сил и средств ОРД, проникать в среду преступников, устанавливать факты и обстоятельства, необходимые для их изобличения посредством последующего уголовного преследования. Заслуживает внимания мнение известного теоретика ОРД профессора В. Г. Боброва о том, что оперативная разработка носит ограниченный характер и ее осуществление допустимо только при наличии достаточных данных, свидетельствующих, с одной стороны, о противоправной деятельности таких лиц, с другой – о невозможности пресечения или раскрытия совершаемых (совершенных) ими деяний без комплекса ОРМ^[19].

Определенные уголовно-процессуальным законом источники доказательств должны служить основными направлениями документирования (ст. 74 УПК РФ).

Думается, что именно эта законодательная посылка должна быть принята для документирования "в целях собирания и систематизации сведений, проверки и оценки результатов ОРД" (ч. 2 ст. 10 Закона об ОРД). Связь эта выглядит следующим образом. В уголовно-процессуальной норме (ст. 74 УПК РФ) указано, что в качестве доказательств допускаются показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего и др. Эти процессуальные предписания должны быть положены в одно из основных направлений документирования – выявление лиц, осведомленных о преступной деятельности проверяемых (потерпевших, очевидцев, лиц, обоснованно заподозренных в совершении преступлений и их соучастников), которые после возбуждения уголовного дела могли бы стать участниками уголовного судопроизводства.

Далее в той же норме говорится, что в качестве доказательств допускаются вещественные доказательства, в связи с этим другим важнейшим направлением документирования должно быть обнаружение предметов, которые в соответствии с требованиями уголовно-процессуального законодательства могли бы стать вещественными доказательствами, если отвечают требованиям статьи 81 УПК РФ.

В анализируемой норме (ст. 74 УПК РФ) указывается и на заключение эксперта как источник доказательств. Известно, что и при документировании, если возникает необходимость, проводится ОРМ но предварительному исследованию предметов и документов для того, чтобы убедиться в их относимости к событию преступления и в принадлежности к участникам противоправного деяния (ст. 6 Закона об ОРД). Исследование дает весьма ценную информацию, которую в последующем можно проверить процессуальным путем – проведением экспертизы.

Следует обратить особое внимание на такой источник доказательств, как иные документы (и. 6 ст. 74 УПК РФ). Из смысла содержания специальной нормы (ст. 84 УПК РФ) можно заключить, что под "иными" следует понимать все документы, имеющие отношение к делу, помимо постановлений и протоколов, составленных в ходе уголовного процесса. Иные документы могут быть исполнены вне уголовного процесса любыми лицами (рапорт оперативного работника, объяснение гражданина, справка специалиста по итогам исследования предметов и документов, протокол гласного ОРМ, составленный по случаю изъятия документов, предметов, материалов), исходить от организаций, предприятий и учреждений.

На практике уже сложились виды оперативно-служебных документов, отражающих результаты документирования.

Представляемые документы могут быть с приложениями результатов применения научно-технических средств (материальные носители информации).

О документировании, как центральной теоритической и практической проблеме ОРД, требующей разрешения, будет постоянно упоминаться в последующих разделах учебника.