Оперативно-исследовательские жанры

В чем специфика отчета, репортажа и интервью как жанров публицистики? В том, что в них при общем сохранении интереса к новости на первый план выступает не оперативное значение сообщаемой информации, а ее истолкование. Анализ в отчете, интервью и репортаже не самоцель, а естественно возникающий итог воспроизводимого события или его комментария. В отчете, репортаже и интервью преобладают повествовательно-описательные элементы, а не логико-рациональные. Факт, зафиксированный в заметке, может быть возвращен на газетную полосу, в радио- и телеэфир в виде развернутого материала, сообщающего детали и подробности с места события, комментирующего и оценивающего происходящее. Вкупе с заметкой отчет, репортаж и интервью позволяют создать движущуюся панораму действительности, передать ощущение динамики жизни. Взаимно дополняя друг друга, оперативноисследовательские тексты не просто дают представление об окружающем пас мире, но и позволяют усвоить логику общественного развития, помогают понять особенности людей как участников социальных процессов.

Репортаж – один из самых эффективных жанров публицистики, поскольку он соединяет в себе преимущества оперативной передачи информации с ее анализом. Стержневой жанровый элемент здесь – отражение события в том виде, в каком оно происходило на самом деле. В репортаже свой хронотоп. Время в репортаже дискретно (прерывисто), условно, так как не соответствует по продолжительности реальному времени описываемого события (в литературоведении такое время называют концептуальным), но оно всегда движется в одну сторону – от начала описания события к его завершению. Это жанр с четкой фабулой (как и отчет): основу повествования составляет последовательное описание события. В сочетании с наглядностью, т.е. воспроизведением деталей и подробностей, последовательность описания создает эффект присутствия репортера на месте события. Эффект присутствия – не имитационный прием, а реальное доказательство того, что публицист описывает событие, лично им наблюдаемое.

Об этом приходится напоминать, поскольку и теоретики, и практики время от времени спорят о природе наглядности в репортаже. В середине 1970-х гг. Геннадий Бочаров, известный в те годы репортер "Литературной газеты", утверждал, что журналист может написать хороший репортаж, даже не побывав на месте события, а реконструировав его. М. И. Шостак, автор ряда обстоятельных работ, посвященных труду репортеров, пишет о том, что репортажу "вовсе не всегда нужна последовательная констатация хронологических моментов". И далее: "Участие автора в событии очень желательно"^[1]. Однако репортаж не может быть написан со слов очевидцев. Реконструкция события – прерогатива очерка, зарисовки. Журналист волен отбирать наиболее значимые, с его точки зрения, эпизоды происходящего. Но избирать для повествования композицию, разрушающую реальный ход происходившего, значит, разрушать жанр: вместо репортажа читатель увидит корреспонденцию с элементами репортажа, статью, обозрение и т.д. Репортер имеет право привести свидетельства других участников или очевидцев событий, но они будут лишь своеобразной цитатой в тексте, в котором главенствует автор. Автор репортажа не обязательно действующее лицо события (хотя может и быть им, например, в материалах типа "репортер меняет профессию"), но он всегда активный наблюдатель и комментатор действия. События в репортаже не инсценируются (как иногда принято думать), а отражают реальность происходящего. Иными словами, репортаж – публицистический жанр, дающий наглядное представление о событии в непосредственном восприятии автора – очевидца или участника события.

Природообразующие элементы репортажа:

– последовательное воспроизведение события – динамизм повествования, связанный с протяженностью действия во времени и пространстве;

– наглядность – создание образной картины происходящего благодаря использованию предметного описания деталей, приведению подробностей ситуации, воспроизведению поступков и реплик действующих лиц;

– предельная документальность – репортаж не терпит ни реконструкции, ни ретроспекции, ни творческого вымысла (который возможен в очерке и фельетоне);

– образная аналитичность – отвечая на вопрос, каким образом происходило событие, публицист выступает как исследователь;

– эмоционально окрашенный стиль повествования, придающий рассказу дополнительную убедительность;

– активная роль личности самого репортера, не только позволяющая увидеть событие глазами рассказчика, но и побуждающая аудиторию к самостоятельной работе воображения.

Классическим образцом жанра является репортаж В. Пескова "Моя река, мои журавли..." из цикла "Мещерское половодье". Журналист рассказывает о своей поездке в Приокский заповедник. В материале звучит экологическая тема: человек и окружающая его природа, ее защита. Раскрытию темы подчинено все: и начальные эпизоды – столовая на станции Шилово, где посетителей кормят лещами ("“Извините, лещ у нас керосином припахивает”", – сказала официантка. Лещ действительно отдавал керосином"), и рассказ о капитане пароходика, на котором плывет публицист, повернувшем свое суденышко назад, чтобы корреспондент мог сделать необходимые фотокадры, и встреча с безруким трактористом, который рассказывает легенду о журавлином пере, приносящем счастье. Динамизм повествованию придает то обстоятельство, что пароходик плывет но разлившейся Оке. Время действия – с утра до вечера. Репортаж густо населен действующими лицами. Каждый из персонажей обрисован кратко, но точно. "У капитана якорь и шрам на руке. На лице под кожей – темные точки, какие оставляют уголь и охотничий порох". А вот "старуха, у которой в корзине возятся куры, а поверх полушубка, наподобие ленты с патронами, висят бублики на шпагате". Вот девчонка, царевной восседающая на груде мешков и корзин и бережно держащая большое зеркало. Вот милиционер, который "косит глаз в сторону зеркала и, набравшись, наконец, храбрости, садится рядом с девчонкой".

Песков ведет рассказ неторопливо – подстать неспешному шлепанию пароходных колес. Сама эта неспешность имеет внутренний резон: нечаянно сложившийся коллектив потом будет активно участвовать в работе журналиста, подсказывать новые объекты для съемок, поднимать в воздух своим криком перелетных птиц... Палуба – "семнадцать пар глаз" – коллективный герой репортажа: "Теперь вся палуба хочет видеть гусей". "После возбуждения палуба замолкает". "Вся палуба машет руками, кричит". И при этом находятся индивидуальные черточки для многих попутчиков, главным образом через речь. "А ну как газета к германцам дойдет. Позарятся на красоту и опять..." – это сказала бабка. "Лежу под Брянском в окопе. Мокрый, вши поясницу грызут, патроны на счет, котелок языком полирован", – из рассказа безрукого тракториста.

"Надо человеку и знать, и любить, и беречь свою землю. Тогда и умирать за нее легче, и жить на ней... хочется", – говорит капитан.

Пароходик плывет, и журнал ист напоминает об этом движении: "Па крошечных островах, посреди половодья стоят аккуратные домики бакенщиков с обязательной цифрой на стене.

450... 463... 475". И вот путешествие завершается: "Море воды в вечерней тишине стало стеклянным. Красное солнце раскаленной монетой катится в воду. Сейчас коснется, закипит, пойдет пар..."

Публицист постоянно должен помнить, что его задача – дать аудитории почувствовать ту атмосферу, в которой разворачивалось событие, дать увидеть то, чему он, журналист,

Рис. 4.2. В. Песков

какое-то время назад сам был свидетелем. В репортаже ничего не надо придумывать – нужно только уметь видеть, слушать и анализировать.

В связи с этим стоит обратиться к репортажу С. Лескова "Гагарин и смута" (Известия. 02.11.2010). Текст отчасти "датский" – через два дня Россия празднует День народного единения, конец смутного времени.

Гагарин – небольшой город в Смоленской области (бывший Гжатск), известный как родина первого в мире космонавта. "В Гагарине выжить тяжелее, чем в космосе" – так начинает свой рассказ автор, специализирующийся в "Известиях" на публикациях, посвященных, как правило, науке и технике. "Человек, если уважает себя, не может без работы – жизнь разрушается. В космосе есть работа, а в Гагарине – редкость", – замечает публицист.

Этот зачин – формально только констатация факта. Далее последует его объяснение: "Население Гагарина за десять лет снизилось на двадцать процентов – заводы закрылись, совхозы разорились". Память подбрасывает ассоциативный ряд:

– в прессе много пишут и говорят о проблемах моногородов, но, помимо них, по стране сотни обычных городков, угасающих не от ветхости, а от отсутствия дела для людей; о селах уж и речь не идет;

– Гагарин, казалось бы, город знаковый, но и его судьбой власть не озабочена;

– смутное время никуда не делось, только видоизменились его приметы ("На улицах мужчин не видно, только шумные кавказцы хозяйничают у овощных ларьков. Местные граждане в массовом порядке отправились на заработки в Москву. Электричка до Белорусского вокзала идет три часа, билет обходится в 400 рублей, но поезда забиты").

Автор на описание скуп: воображение читателей легко дополнит картину. Потому что по всей стране так. В том числе и на родине первопроходца Вселенной.

"Из Гжатска пятнадцатилетний Юра Гагарин, предчувствуя, быть может, свое великое предназначение, уехал в Москву. Теперь его маршрутом следует все трудоспособное население Гагарина, но не из судьбоносных соображений, а ради элементарного пропитания". Конечно, Лесков прекрасно знает биографию первого космонавта планеты и помнит, что тот уехал из Гжатска не из-за "судьбоносных соображений", а потому что надо было думать о будущей работе. И, оказывается, мало что изменилось в стране за последние десятилетия. Пожалуй, даже наоборот: было лучше – стало хуже. Но думать об этом автор предлагает аудитории.

Вот первый опорный пункт размышлений: старинный город Гжатск, ставший Татарином, не спасает от печальной судьбы даже родство со знаменитым космонавтом. И как подтверждение этой мысли приводится факт: "Главный монумент города – Гагарин на Красной площади – снят с постамента, отправлен в починку. Но успеют ли его вернуть к 50-летию первого полета человека в космос, никому не ведомо". В публицистике есть такой прием – реплика- намек, это значит сказать как бы между прочим нечто необходимое, чтобы начальство отреагировало вроде как бы без всякой подсказки.

Нарисовав печальную картину городского запустения, публицист повышает слегка голос: "Сейчас убогий Гагарин никак не может называться Гагариным. И еще вопрос, есть ли право у современной России иметь на своей запущенной территории город с таким названием". Это серьезно. Это уже как перчатка, брошенная власти, которая умеет произносить правильные слова о необходимости заботы о повседневных людях, но мало чем на самом деле облегчает их жизнь. "Два года назад в Гагарине побывал президент России. Он провел совещание по малому бизнесу, где произнес знаменитые слова о том, что его нельзя кошмарить. Это было незадолго до провозглашения курса на инновации и модернизацию, что невозможно без реанимации малого бизнеса. И он в Гагарине расцвел, но только на короткое время отчаянной покраски домов и высаживания декоративных клумб по пути следования высокого кортежа". Как сказал Шекспир: "Слова, слова, слова..." А если попроще – "потемкинские деревни", ну, а совсем уж просто – показуха.

Второй опорный пункт размышлений автора: "Вертикаль власти или бессильна, или равнодушна к судьбам людей". Лесков выстраивает свою вертикаль в репортаже "Гагарин и смута". Страна – от города Гагарина до деревни Кушино, родом из которой вышел космонавт: "Это 25 километров мимо спиртозавода Брынцалова, из-за махинаций с этим предприятием был арестован вице-губернатор Смоленской области. Кушино – древнее и некогда богатое село. В 1610 году здесь развернулась Кушинская битва, когда поляки и запорожские казаки разбили армию беспечного Дмитрия Шуйского".

История смутного времени продолжается в переплетении спиртозавода, принадлежащего известному предпринимателю Брынцалову (некогда он баллотировался в президенты России), со сражением поляков и казаков против русских войск и с судьбой взяточника экс-губернатора. История и современность – одной строкой: "Царь Василий Шуйский лишился престола, и на Руси началась первая из бесконечных смут, которые составляют едва ли не главную отличительную особенность нашего государства". Характерно употребление глагола "составляют" в настоящем времени: жизнь продолжается – и смута тоже.

Минимум действующих лиц, минимум фактов, деталей, подробностей. Все они подчинены одной идее: родина первого советского космонавта вымирает ("убогий Гжатск", "запущенный город", "на каждый юбилей подбрасывают средства, чтобы гости не увидели запущения", "поля мертвы, как Каракумы", "животноводческие фермы выглядят так, будто их бомбили эскадрильи юнкерсов", "сегодня в Кушине нищета и уныние"). Публицист заканчивает свой материал вопросом: "Мы привыкли считать, что Гагарин – это символ России. Может быть, больше всех в мире Россию прославил именно Юрий Гагарин. Но тогда резонно считать, что город Гагарин с селом Кушино тоже наш символ, но сокрытый от мира. И возникает вопрос: может ли в этих краях родиться новый Гагарин?"

Известный журналист А. Аграновский признавался, что маленький вопросительный знак в конце статьи ему милее, чем огромный знак восклицательный. Вопросительный знак – знак познания, сомнения, естественной любознательности. Знак, приглашающий к размышлению и самостоятельному поиску ответа. Повествование в публицистическом тексте не обязательно должно завершаться вопросительным знаком. Но если исходить из того, что публицистический текст – это всегда Послание, а Послание требует ответной реакции адресата, то становится понятным, почему теория публицистики постоянно напоминает: публицистический текст – это всегда побуждение к действию. Не обязательно к ролевому акту, к поступку, но обязательно – к со-переживанию. Со-переживание – действие души.

Специфика интервью как жанра заключается в том, что в его тексте внешне главенствует точка зрения не автора, а собеседника журналиста. Эти не означает, что голос публициста в интервью не слышен: во-первых, ход самой беседы искусно направляется журналистом (ОГЛАВЛЕНИЕ и структура общения жестко подчинены задачам, решаемым автором), а во-вторых, демонстрация точки зрения собеседника по обсуждаемому вопросу подразумевает, предполагает, выявляет (иногда прямо, иногда косвенно) и позицию корреспондента. Искусство интервью заключается в том, что аудитория всегда получает возможность соотнести взгляд публициста со взглядом его собеседника.

Формы интервью различны: беседы, диалоги, монологи, полилоги, анкеты и т.д. Но все это многообразие в сущности своей подчиняется двум важнейшим задачам: выявить точку зрения собеседника по обсуждаемому вопросу (вопросам) и рассказать о собеседнике, создать его портрет. В основе интервью лежит высказывание собеседника, его живая речь, отражающая особенности мышления говорящего. Чрезвычайно важно эти особенности уловить и зафиксировать. Высказывание может быть зафиксировано как оперативный отклик на только что случившееся событие (экспресс-интервью, микроинтервью). Но это может быть и развернутый монолог – ответ на заранее сформулированный и переданный собеседнику вопрос. Это может быть общение-диалог, в котором обе стороны выступают равноправными участниками, обсуждая волнующие их события.

Текст интервью в большинстве случаев представляет собой своеобразный комментарий произошедшего (или происходящего), и тогда в нем господствует не столько факт, сколько отношение к нему. Характерный пример – беседа М. Варденги с писателем Б. Васильевым ("К вопросу о себе". АиФ. 10.02.1999). Перед нами не просто свод суждений популярного литератора и его портрет. Публициста интересует отношение Васильева к главным вопросам современной российской жизни: власти, путям развития страны, нравственному состоянию общества. Главное в интервью – побудить читателя к ответственности за собственную жизнь, обозначить нравственные ориентиры. При этом Варденги постоянно варьирует вопросы к собеседнику – личные и общие. Возникает необходимый "бинокулярный" эффект: точка зрения конкретного человека – писателя Бориса Васильева – сопоставляется с точкой зрения автора интервью. А в фокусе этих двух взглядов оказывается позиция обыкновенного российского гражданина, к которому обращен материал и который является одним из его героев.

"Борис Львович, как относитесь к девизу: “Мои года – мое богатство?”" – спрашивает журналистка. "Чушь. В семьдесят пять дважды хуже, чем в тридцать семь. Только и всего", – так отвечает Васильев. Сугубо биографический вопрос выполняет двоякую цель: напоминает, что беседа пойдет с человеком немолодым, и предлагает неординарно мыслящего собеседника (обычно пожилые люди говорят о возрастной мудрости). Следующие вопросы развивают эту мысль: от мудрости возраста ("А мудрость, которая приходит с годами?", "Вы- то сами по-настоящему мудрых людей встречали?") разговор переходит к проблеме мудрости власти ("Вы, знаю, несмотря ни на что, сохраняете уважение к нынешней власти", "Вы, Борис Львович, в восьмидесятых годах активно занимались политикой. Каковы ваши впечатления от похода во власть?").

Писатель говорит о том, что его волнует, постоянно апеллируя к собственному опыту: "Я в свое время по Китаю проехал... Там все очень разумно..."; "Вот у нас тут рядом совхоз есть – “Солнечный”. Его директор покойный большим нашим другом был. Немец чистокровный, умел работать – чудный был дядька, чудный работник"; "Я пережил украинский голод 30-х годов: мы жили в Смоленской области, и он докатился аж туда". Эта конкретность примеров лишает резкие высказывания Бориса Васильева декларативности.

Литераторы иной раз предстают в материалах СМИ как изрекатели истин. Васильев говорит живо, раскованно: "Ребята, вы не понимаете, что ли?.. Какой у нас Китай, слушайте?.. Послушайте, есть три пути, чтобы жить". И постепенно размыкается круг: "К вопросу о себе" – заголовок с подвохом. О себе, значит, о каждом из нас: "И заметьте: кто скулит? Обыватель. На то он и обыватель – он всю

Рис. 4.3. Б. Васильев

жизнь скулит и просит. А ты не проси. Ты с себя начинай. Ты – исходная всего точка". Так подтверждается известное определение жанра: интервью – беседа журналиста с каким-либо лицом, представляющая общественный интерес и предназначенная для опубликования или передачи по радио и телевидению.

Отчет некогда относили к сугубо информационным материалам. Сегодня некоторые специалисты включают его в число жанров аналитических. Учебники прежних лет предметную сторону отчета видели в действии, выраженном в слове: текст писал журналист, побывавший на сессии совета народных депутатов, на собрании, на конференции. При этом допускалось, что описание события во всей его полноте возможно не только в строго последовательной, хронологической форме, но и в форме "комплектации" отдельных смысловых узлов (тематический и аналитический отчет). Однако главной жанровой приметой отчета полагалось строго документальное изложение происходящего.

Сегодня отчет, заметно оттесненный другими жанрами, старается сохранить свое место в прессе, широко используя элементы корреспонденции (картинки с натуры), репортажа (эффект присутствия), статьи (система рассуждений автора), комментария (описание факта с последующим его анализом). Расширилась и предметная основа отчета: "Спорт-экспресс" публикует отчеты о матчах, турнирах, соревнованиях; в "Известиях" нередки отчеты, связанные с проведением общероссийских акций (например, кампании за возвращение дезертиров в свои части); "Комсомольская правда", "Московский комсомолец", "Новая газета" публикуют отчеты, рассказывающие о разнообразных событиях политической, экономической, культурной жизни страны. Естественно, не исчез и традиционный прямой отчет, протокольно фиксирующий разного рода заседания (правительства, Думы, местных органов власти), собрания общественности и т.д.

Современный отчет видоизменился, но сохраняет свои родовые жанровые признаки:

– в основе лежит максимально полный рассказ о конкретном отдельном событии, лично наблюдаемом автором;

– повествование ограничено определенными пространственно-временны́ми рамками, охватывающими описываемое событие. Это не означает, что публицист не может раздвинуть границы своего рассказа, но такое расширение выглядит как намеренное вкрапливание дополнительных эпизодов в описание хода события;

– существенным содержательным элементом отчета является детализация события, изложение подробностей. Причем в качестве детали и подробности выступают, как правило, реплики действующих лиц или краткие репортажные зарисовки с места действия;

– стремясь эмоционально воздействовать на аудиторию, автор не обязан приглушать формальные приемы самовыражения (они, как известно, все равно видны в структуре повествования, в отборе деталей, в индивидуальных особенностях письма). Побуждение аудитории к активному восприятию текста отчета связано с прямой демонстрацией собственной позиции.

Разумеется, отчет как жанр более строг в сравнении с репортажем или интервью (главная его задача – предельно конкретное изложение происходящего), но в этих границах публицист не обязательно выступает бесстрастным информатором. Лексическая и смысловая экспрессия отчету не противопоказаны.