Оказание содействия совершению преступления группой лиц
Статья 25 (подп. "d" п. 3) Римского статута МУС вводит новую форму соучастия, инкорпорированную из ст. 2 (подп. "с" п. 3) Международной конвенции о борьбе с бомбовым терроризмом от 15 декабря 1997 г. Поскольку подобная разновидность соучастия ранее не была известна международному уголовному праву, некоторые авторы высказались о косвенном упоминании в Римском статуте МУС такой формы соучастия, как "совместное преступное предприятие", разработанной МТБЮ[1]. Однако принципиальным отличием данного вида соучастия от "совместной преступной деятельности" является его определение не в качестве разновидности деятельности исполнителя, а как вариант дополнительной ответственности. Характерно, что под группой лиц в международном уголовном праве понимается любое объединение, состоящее не менее чем из трех участников, деятельность которых носит субсидиарный характер[2].
Системное толкование положений Римского статута МУС позволяет говорить о том, что ответственность в соответствии с рассматриваемым пунктом наступает за совершение любого вклада в совершение преступления группой лиц, которое не квалифицируется в соответствии с нормами об иных видах соучастия, описанных выше[3]. В частности, данное положение предполагает ответственность за финансирование таких групп, совершающих преступление по международному праву[4]. Требования к ментальному элементу определены в тексте самой нормы: предполагают осведомленность такого пособника о совершении группой международного преступления и содействие, которое должно оказываться либо в рамках преступной деятельности такой группы, либо для достижения общей преступной цели.
Прямое и публичное подстрекательство к геноциду
Подстрекательство к геноциду выделено в подп. "е" п. 3 ст. 25 Римского статута МУС в качестве самостоятельной формы соучастия. Указанная норма инкорпорирована в Статут из ст. 3 (п. "с") Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него от 9 декабря 1948 г. Вместе с тем основные требования к ее содержательному наполнению были определены МТР в деле Prosecutor v. Akayesu[5], в соответствии с которым публичный элемент подстрекательства подлежит оценке в свете двух факторов: места, где произошло подстрекательство, и способа его выражения. Элемент публичности предполагает высказывание в месте, которое является "открытым по определению", т.е. предполагает не только буквальное наличие общественного места, но и использование для этого СМИ. Критерии публичности, по мнению палаты, могут быть выражены следующим образом: 1) через выступления, призывы и угрозы, произнесенные в общественных местах или на публичных собраниях; 2) через продажу или иное распространение, предложение к продаже, демонстрацию письменных материалов в общественных местах или на публичных собраниях или через публичную демонстрацию плакатов, а также с помощью других средств аудиовизуальной коммуникации.
Со ссылкой на рабочие материалы комиссии но подготовке Конвенции о предупреждении преступления геноцида и наказании за него Судебная палата указала, что по смыслу данной нормы не принимаются во внимание частные призывы к геноциду, не отвечающие требованиям публичности.
Прямой элемент подстрекательства предполагает такую форму обращения, которая провоцирует других лиц к участию в акте геноцида. Палата акцентирует внимание на культурологических и языковых аспектах понимания термина "прямой", указывая, что подстрекательство может быть прямым, но не явным. Таковой может быть признана "умелая игра на толпу", когда подстрекатель, бросая подозрение на определенные группы, намекает, что они несут ответственность за экономические или другие трудности, в целях "создания атмосферы, благоприятной для совершения преступления". Определяющим критерием в данном случае является решение вопроса о том, должен ли адресат такого призыва понять его ОГЛАВЛЕНИЕ и геноцидальный характер.
Ментальный элемент такого деяния предполагает: намерение непосредственно побудить или спровоцировать другое лицо к совершению геноцида, что подразумевает желание подстрекателя создать своими действиями определенное состояние заинтересованности у исполнителя и вызвать желание совершить преступление геноцида.
Проведя аналогии с существующими в континентальных правовых системах составами абстрактной опасности, Судебная палата указала, что подстрекательство к совершению геноцида подлежит наказанию, даже если такое подстрекательство было безуспешным, поскольку подобные действия сами по себе обладают повышенной опасностью.