Житийный цикл произведений о Борисе и Глебе

Трагический факт русской истории – убийство Святополком Окаянным братьев Бориса и Глеба – имел широкий резонанс в древнерусском обществе и привел к созданию целого ряда литературных памятников на эту тему. Несмотря на публицистическую направленность произведений о князьях-мучениках, которые были созданы, как доказали исследователи, в интересах Ярослава Мудрого, эти сочинения сохранили ценные исторические свидетельства: их авторы упоминают об обстоятельствах, времени и месте смерти Бориса и Глеба, приводят имена княжеских слуг и наемных убийц.

В "Повести временных лет" под 1015 г. сообщалось, что после смерти князя Владимира один из его сыновей – пинский (или туровский) князь Святополк захватил киевский стол и жестоко расправился с другими возможными претендентами на великокняжескую власть. Его жертвами стали ростовский князь Борис и муромский князь Глеб, а также другой его брат – Святослав. Когда умер князь Владимир, Бориса, который "любимъ бо бѣ отцемь паче всих" сыновей, не было в Киеве. Он возвращался из похода на печенегов, и весть о смерти отца застала его на реке Альте. "Отня" дружина была готова силой добыть киевский стол молодому князю, но Борис отказался идти войной против старшего брата. Покинутый дружиной (с ним остался лишь небольшой отряд верных "отроков"), Борис был убит по приказу Святополка. К Глебу "русский Каин" отправил гонца с просьбой, как можно быстрее прибыть в Киев, где его якобы ждет тяжелобольной отец. В пути Глеб узнает страшную правду: отец умер, брат убит, а его самого ждет скорая кончина. И действительно, под Смоленском на княжеский корабль нападают наемные убийцы, по приказу которых повар, "выньвь ножь, зарѣза Глѣба, аки агня непорочно". На борьбу с братоубийцей поднимается Ярослав, в битве с которым Святополк терпит поражение. С помощью польского короля Болеслава ему ненадолго удается вернуть Киев. В 1019 г. Святополк, пришедший на Русь с печенегами "в силѣ тяжьцѣ", был окончательно разгромлен, бежал за границу и вскоре умер.

Возможно, что уже при Ярославе Мудром возникает местное почитание Бориса и Глеба в Вышгороде, где братья были похоронены. Перенесение мощей князей-мучеников в новый храм сыновьями Ярослава в 1072 г. ученые связывают с общерусской канонизацией святых.

Мнение исследователя

В научной литературе есть точка зрения, что вначале святые почитались в княжеской среде и, возможно, раздельно. Согласно гипотезе В. Биленкина (США), существовало даже отдельное житие Глеба, а сам культ был Глебо- Борисовским, ибо первые чудеса связаны с именем младшего из братьев. Если сначала святые почитались как "источници цѣльбамъ неоскудеюще", то позднее, к концу XI – началу XII в., культ братьев-целителей трансформировался в культ воинов-защитников Русской земли и стал Борисо-Глебским, выдвинув на первый план старшего брата, особо чтимого в роде Владимира Мономаха. Повторное перенесение мощей святых в 1115 г. закрепляет именно эту форму культа. Борис и Глеб отныне становятся самыми авторитетными национальными святыми. К ним, как к небесным покровителям, неизменно обращаются за помощью в битвах русские князья. Именно они помогли одержать победу над рыцарями войску Александра Невского, предупредив о приближении врага.

Борису и Глебу посвящен целый цикл произведений древнерусской литературы. Кроме летописных повестей в него входят "Чтение о житии и о погублении" Бориса и Глеба, написанное Нестором, анонимное "Сказание и страсть и похвала" святым, к которому в Успенском сборнике XII–XIII вв. примыкает "Сказание о чудесах", возникшее на основе записей, составленных в разное время в Вышегородской церкви. Святым Борису и Глебу посвящены также краткие рассказы в Прологе и "чтения", входящие в богослужебные книги – Паремийники и Служебные минеи.

Научная дискуссия

Очень сложен вопрос о взаимоотношении и хронологии отдельных произведений, составляющих Борисо-Глебский цикл. В настоящее время в науке существует несколько версий о порядке его формирования. Согласно концепции, которой придерживались, в частности, С. А. Бугославский и И. П. Еремин, "Сказание" возникло в последние годы правления Ярослава Мудрого, т.е. в середине XI в.; позднее к нему было присоединено "Сказание о чудесах", составлявшееся разными авторами на протяжении 1089–1115 гг., и уже на этой основе около 1108 г. Нестором было написано "Чтение" о Борисе и Глебе. Иную точку зрения защищали в своих работах А. А. Шахматов, Д. И. Абрамович, Н. Н. Воронин, полагавшие, что "Чтение" первично по отношению к "Сказанию"; оно возникло в 1080-е гг. и вместе с летописной повестью послужило источником для автора "Сказания", изначально включавшего в себя рассказы о чудесах святых и созданного после 1115 г.

"Сказание" и "Чтение" о Борисе и Глебе по своему типу – это жития мучеников, однако конфликт в них носит не столько религиозный, сколько политический характер. Борис и Глеб погибают не от рук язычников или иноверцев; их убивают по приказу брата-христианина, одержимого преступным замыслом: "Избью всю братью свою и прииму власть русскую единъ". Младшие сыновья князя Владимира предпочли смерть борьбе против Святополка. Таким образом, произведения о Борисе и Глебе утверждали важную для своего времени политическую идею родового старшинства в системе княжеского наследования, тем самым выступая за укрепление государственного правопорядка. Эта мысль пронизывает и завещание Ярослава Мудрого сыновьям, помещенное в "Повести временных лет" под 1054 г.: "Се же поручаю в себе мѣсто столъ свой старѣйшому сыну своему, брату вашему Изяславу – Кыевъ, сего послушайте, якоже послушаете мене". Тема вассальной верности раскрывалась в житиях Бориса и Глеба как на примере трагической судьбы братьев, так и через описание подвига слуги Бориса, который прикрыл князя своим телом, восклицая: "Да нс остану тебе, господине мой драгый, да идсжс красота тѣла твоего увядаетъ, ту и азъ съподобленъ буду с тобою съкончати животъ свой!"

Самым совершенным в литературном отношении памятником Борисоглебского цикла специалисты считают анонимное "Сказание и страдание и похвалу мученикам святым Борису и Глебу", автор которого в отличие от летописца сосредоточил основное внимание на духовной стороне этой исторической драмы. Задача агиографа – изобразить страдания святых и показать величие их духа перед лицом неминуемой смерти. Если в летописной повести Борис не сразу узнает о замысле Святополка, то в "Сказании", получив весть о смерти отца, он предвидит, что Святополк "о биении его помышляеть". Борис поставлен агиографом в ситуацию нравственного выбора: вместе с дружиной идти "воевать Киев" и убить Святополка, как некогда в борьбе за власть поступил его отец, князь Владимир, расправившись со своим братом Ярополком, или собственной смертью положить начало новой традиции в межкняжеских отношениях – традиции христианского смирения и безоговорочного подчинения старшему в роде. Все духовные силы герой сосредоточил на том, чтобы достойно принять мученическую смерть. В этом решении его укрепляют приходящие на память примеры из житийной литературы, когда праведник был убит своими близкими. Борис вспоминает "мучение и страсть" святых Никиты и Вячеслава Чешского "и како святѣй Варварѣ отьць свой убойца бысть".

Хотя Борис идет на гибель добровольно и сознательно, душа его полна тоски и смятения; тяжел и страшен последний сон князя; ноты боли и обиды на брата прорываются в предсмертной молитве Бориса, когда он призывает Бога стать судией между ним и Святополком. Из авторского комментария поступков Бориса видно, что в герое борются противоречивые чувства: с "сокрушенным сердцем", плача, он ожидает убийц, в то же время "радуясь душою", что удостоен от Бога мученического венца. Психологическая сложность характеристики Бориса делает жизненной и по-настоящему трагичной картину его гибели.

Для усиления эмоционального воздействия на читателя автор "Сказания" трижды повторяет сцену убийства князя. Сначала его пронзают копьями в шатре Путьша, Талец, Елович и Ляшко. Затем, когда раненый князь "в оторопе" выбегает из шатра, убийцы призывают друг друга "скончать повеленое". Наконец, тело Бориса, обернутое в шатер, везут на телеге, но Святополку кажется, что противник еще жив и приподнимает голову; объятый ужасом, он посылает варягов, и те пронзают Бориса мечом в сердце.

Сцены мученической смерти князя то и дело прерывают пространные молитвы героя, заставляя убийц с занесенным над жертвой оружием терпеливо ждать, когда тот кончит молиться: "Искусственность таких коллизий, разумеется, понималась читателями, – пишет О. В. Творогов, – но и принималась ими как деталь житийного ритуала. И чем многословнее и вдохновенней молился в предсмертные минуты праведник, чем настойчивее просил он Бога простить его губителям их грех, тем ярче сияла святость мученика и тем рельефнее виделась богопротивная жестокость мучителей".

Экспрессивно-эмоциональная стихия, господствующая в "Сказании", создается путем использования первичных лирических жанров. К ним, кроме молитв и псалмов, относятся плачи и внутренние монологи героев, которые то и дело "глаголааше в сердци своем", "на уме си помышляя". Чувством глубокой скорби полон плач Бориса по умершему отцу. Восходя к традиции устной народной причети по покойному, он рождает сочувствие к осиротевшему. Плач строится как чередование однотипных по структуре предложений с использованием анафоры, повторения первого слова. Он насыщен риторическими возгласами и вопросами-обращениями: "Увы мнѣ, свѣте очию моею, сияние и заре лица моего!.. Увы мнѣ, отьче и господине мой! Къ кому прибѣгну, къ кому възьрю? <...> Сьрдьце ми горить, душа ми съмыслъ съмущаеть и не вѣмь къ кому обратитися и къ кому сию горькую печаль простерети?" Узнав о смерти брата, плачет Глеб, горько сетующий на свое одиночество. Восклицание "Увы мнѣ! Уне бы съ тобою умрети ми..." звучит в его плаче как крик отчаяния. Сила плача удваивается, поскольку Глеб оплакивает и брата, и отца. "Горькие воздыхания" и "жалобные сетования" верных слуг Бориса, для которых он был как "поводырь слепым, одежда нагим, посох старцам, наставник неразумным", сливаются в хор и образуют коллективный плач по князю, "милостивому и блаженному". Интонации плача буквально пронизывают "Сказание", определяя главную тональность повествования. Доминирующую в произведении тему смерти усиливают символика, используемая автором, - символика воды и корабля, связанная с древним погребальным обрядом, и ряд предзнаменований: под Глебом, который по зову Святополка спешит в Киев, спотыкается конь, словно предупреждая хозяина об опасности.

Для "Сказания" характерна тенденция к индивидуализации житийного героя, что противоречило канону, но соответствовало правде жизни. Изображение младшего из князей-мучеников не дублировало характеристики старшего. Глеб неопытнее брата, поэтому с полным доверием относится к Святополку и отправляется по его призыву в Киев, не подозревая ничего дурного, в то время как Бориса мучат мрачные предчувствия и подозрения. Позднее Глеб нс может подавить в себе страх смерти, верит в возможность разжалобить наемных убийц, моля о пощаде: "Не трогайте меня, братья мои милые и дорогие! Не трогайте меня, никакого зла вам не причинившего! Пощадите, братья и повелители мои, пощадите! Какую обиду нанес я брату моему и вам, братья и повелители мои? <...> Не губите меня, в жизни юного, не пожинайте колоса, еще не созревшего, соком беззлобия налитого! Не срезайте лозу, еще не выросшую, но плод имеющую! Умоляю вас и отдаюсь на вашу милость". Эти слова герой произносит с "кротким взором", "заливаясь слезами и ослабев телом", "трепетно вздыхая" "в сердечном сокрушении". Неизвестный агиограф создал один из первых в русской литературе психологических портретов, богатый тонкими душевными переживаниями героя, для которого венец мученика тяжел и преждевремен. Автор сознательно усилил мотив беззащитной юности Глеба, детскости его поступков и слов. Рисуя словесный портрет Бориса, он подчеркнул молодость и красоту героя, видя в этом отражение чистоты и красоты духовной: Борис "тѣлом бяше красьнъ, высокъ", душою же "правьдивъ и щедръ, тихъ, крътъкъ, съмѣренъ". На самом деле братья не были так молоды: они родились от "болгарыни", одной из жен Владимира-язычника, а от крещения князя до его смерти прошло около 28 лет.

Психологически достоверно изображение в "Сказании" житийного антигероя, в роли которого выступает князь Святополк. Он одержим непомерной завистью и гордостью, его сжигают жажда власти и ненависть к братьям. Появление в тексте имени Святополка сопровождается постоянными эпитетами "окаянный", "треклятый", "прескверный", "злый" и др. Средневековый писатель объяснял его поступки и помыслы не только порабощенностью Святополка дьяволом, но и реальными фактами из биографии антигероя. Святополк является воплощением зла, поскольку его происхождение греховно. Его мать, черница, была расстрижена и взята в жены Ярополком; после убийства мужа князем Владимиром она, будучи "непраздной" (беременной), стала женой последнего, таким образом, Святополк – сын сразу двух отцов, являющихся братьями. "Родовой грех", превративший Святополка во "второго Каина", позволяет выявить реальные истоки его ненависти к братьям.

За совершенное преступление Святополк несет достойное наказание. Разбитый в "сѣче злой" Ярославом Мудрым, он бежит с поля боя, но "раслабѣша кости его, яко не мощи ни на кони сѣдѣти, и несяхуть его на носилѣхъ". Топот конницы Ярослава преследует ослабевшего Святополка, и он торопит: "Бежим дальше, гонятся! Горе мне!" Из-за страха возмездия он не может нигде подолгу оставаться и умирает, "неизвестно от кого бегая", в пустынном месте на чужбине, где-то между Чехией и Польшей. Имя Святополка Окаянного становится в древнерусской литературе нарицательным, обозначающим злодея.

В "Сказании" Святополк противопоставлен не только "земным ангелам" Борису и Глебу, но и Ярославу Мудрому, ставшему орудием божественного возмездия убийце и идеальным правителем, который положил конец "крамолам" и "усобицам" на Руси. Символично, что победу над Святополком он одержал на реке Альте, там, где когда-то был убит Борис. В некоторых летописных редакциях "Сказания" победить Святополка Ярославу помогают ангелы, и сама природа обрушивает па братоубийцу молнию, гром и "дождь велик".

Чтобы окружить героев ореолом святости, автор "Сказания" приводит в конце произведения их посмертные чудеса, а в заключительном похвальном слове ставит Бориса и Глеба в один ряд с авторитетными деятелями христианской церкви. Например, он сравнивает их, "защитников отечества", с Димитрием Солунским: "Вы бо тѣмъ и намъ оружие, земля Русьскыя забрала и утвьржение и меча обоюду остра, има же дьрзость поганьскую низълагаемъ и дияволя шатания въ земли попираемъ".

В отличие от традиционного жития, "Сказание" не описывает жизни героев от рождения до смерти, а дает крупным планом только один эпизод – злодейское убийство братьев. Авторская установка на "историзм" повествования также препятствовала признанию "Сказания" собственно житием, поэтому, по мысли И. П. Еремина, возникла потребность в произведении о Борисе и Глебе, где было бы усилено агиографическое начало. Так появилось "Чтение о житии и погублении блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба" Нестора, созданное в полном соответствии с церковным каноном.

Житие открывалось пространным риторическим вступлением, где автор обращался к Богу с просьбой просветить его разум, а к читателю – простить его грубость. Излагая всемирную историю от Адама и Евы до крещения Руси, Нестор рассуждал об извечной борьбе сил добра и зла. Публицистический настрой предисловия к житию, где христианизация Руси расценивалась как поворотный момент национальной истории, перекликался со "Словом о Законе и Благодати" митрополита Илариона. Далее, руководствуясь жанровой традицией, Нестор рассказывал о детстве святых и их раннем благочестии. Он уподоблял героев двум светлым звездам на темном небе. Борис и Глеб, как и положено святым, удивляли всех милосердием и кротостью, много и слезно молились, читали жития святых мучеников, словно предчувствуя, что им суждено повторить их подвиг. Князья без колебаний приняли смерть, являясь поборниками христианских идеалов смирения и братолюбия. В заключении приводились чудеса, совершавшиеся у гроба святых.

Как отмечал И. П. Еремин, в "Чтении о Борисе и Глебе" образы героев "суше, строже, схематичнее"; и если в "Сказании" они проникнуты "теплым сентиментальным лиризмом", то у Нестора – "торжественной, почти литургической патетикой". "Чтение" не получило широкого распространения в древнерусской письменности, в то время как "Сказание" пользовалось огромной популярностью и дошло до нас в большом количестве списков.