"Очарованный странник"

Выбор заглавия всегда был для Лескова очень важным этапом в работе над воплощением замысла произведения. "Я люблю заглавие, – писал Лесков, – чтобы оно было живо и в самом себе рекомендовало ОГЛАВЛЕНИЕ живой повести". Первоначальный вариант заглавия – "Черноземный Телемак" – был изменен Лесковым. Писатель "возвращается" к изначальному смыслу эпитета "очарованный", который впервые появляется в публицистике Лескова 1862 г. "Очарованной средой" называет русский народ Лесков в своих публицистических выступлениях, имея в виду аполитичность народного мировоззрения, присущее ему "табунное единомыслие". Мысль о народе как "очарованной среде", лишенной внутреннего движения, получает новый поворот в рассказе "На краю света" (1875). Здесь эпитет "очарованный", отнесенный к зырянину, у которого "рожа обмылком – ничего не выражает, в гляделках <...> ни в одном ни искры душевного света <...> половину слова где-то в глотке выговорит, половину в зубах сожмет", соединяется с высоким эпитетом "богатырь" ("...мой спящий избавитель представлялся мне очарованным могучим сказочным богатырем"). Таким образом, "очарованность средой" не исключала возможности богатырства, преодоления душевного "сна", в котором до поры до времени пребывал сказочный Илья Муромец, сравниваемый с героем повести "Очарованный странник".

Не менее значимым оказывается для Лескова, избравшего определение "очарованный" в применении к Флягину, и употребление этого понятия Гоголем в "Выбранных местах из переписки с друзьями". Слова Гоголя об очарованности мира ("как очарованный, не смеет шевельнуться"), использованные в прямом значении (околдованность, оцепенение), относились к характеристике религиозной апатии "человека XIX века". Н. В. Гоголь противопоставлял "очарованный мир" богоизбранному младенчеству русских, которые прежде всех остальных наций встретят Христово воскресенье, поэтому и герой Лескова богатырь-черноризец соединяет в себе черты фольклорного героя и родственную народной книжную культуру Древней Руси.

Создавая образ Ивана Флягина, Лесков опирается прежде всего на фольклорные традиции, которые вводятся в текст на правах "наводящей" ассоциации. Так, представляя читателю героя, Лесков от визуальной характеристики ("Это был человек огромного роста, с смуглым открытым лицом и густыми волнистыми волосами свинцового цвета: так странно отливала его проседь. Он был одет в послушничьем подряснике с широким монастырским ременным поясом и в высоком черном суконном колпачке") переходит к осмыслению своего впечатления, которое обнаруживает смысл незаурядной внешности героя: "Послушник он был или постриженный монах – этого отгадать было невозможно, но он был в полном смысле слова богатырь". Н. С. Лесков с самого начала рассказа о герое придает ему эпический размах, однако эпическое в образе Флягина имеет отношение и к характеристике самого рассказчика. "Богатырство" Ивана Северьяновича соотносится не столько с фольклорным образом, сколько напоминает повествователю "дедушку" Илью Муромца в прекрасной картине Верещагина и в поэме графа А. К. Толстого. Казалось, что ему бы не в ряске ходить, а сидеть бы на "чубаром", да ездить в лаптищах по лесу и лениво нюхать, как "смолой и земляникой пахнет темный бор". Ассоциация с Ильей Муромцем принадлежит рассказчику, остальные пассажиры корабля этого нс видят: перед ними человек "бывалый", который "держался смело, самоуверенно, хотя и без неприятной развязности". Так в пределах одной фразы Лесков задает двуплановость образу Флягина: былинную ипостась, раскрывающую обобщенно-типическое в нем, и реальножитейскую, проявляющуюся в реалистической индивидуализации характера героя.

Фольклорный мотив укрощения коня сопутствует Ивану Северьяновичу на протяжении всей его жизни, он и по призванию своему "конэсер". Эпизоды обратания коня – типичны для русской сказки: они символизируют победу человека над природной стихией, олицетворением которой становится конь. В параллель с рассказом Флягина о "подлой лошади", которая "чуть не съела" "бешеного усмирителя" англичанина Рарея, конь- "людоед", которого герой одолел нагайкой и горшком с жидким тестом, в тексте русской сказки о безногом и слепом богатыре, включенной в собрание А. Н. Афанасьева, звучит тот же мотив одоления: "Катома крепко сидит, одной рукой за гриву держится, а другой вынимает <...> чугунное полено и начинает <...> промежду ушей коня осаживать <...> И так донял он богатырского жеребца, что не выдержал конь, возговорил человеческим голосом: “Батюшка Катома! Отпусти хоть живого на белый свет. Что хочешь, то и приказывай: все будет по-твоему!”"

Так же, как и многие персонажи русских сказок, Иван Флягин отверг свою судьбу, "первое свое призвание". Этот мотив – первопричина его странничества, хождения "по мукам". Фольклорная же интерпретация жизни Флягина соединяется в произведении с религиозной символикой, с эпитетами, связанными с евангельской трактовкой образа. Флягин – "сын моленый" и "сын обещанный", т.е. выпрошенный у Бога и обещанный послужить Ему. Об этом сообщает Флягину убитый им монашек в сне-видении. Однако в словосочетании "обещанный сын" заключен и евангельский смысл: "обещанный" (иначе "обетный", сын "обетования" в Писании, прорицающий судьбу). "Сын обетный" – человек, за которым будущее. Именно "дети обетования" признаются за семя (Послание ап. Павла к римлянам, IX, 8), и хотя они обречены на гонения, они усыновлены Христом, "запечатлены обетованным святым духом" (Послание к ефеся- нам, 1, 5, 13).

Основным композиционным приемом, который использует Лесков, мотивируя движение сюжета, является прием "рассказа кстати". В письме к Л. Н . Толстому, написанному через 20 лет после завершения повести, Лесков признавался: "Я очень люблю эту форму рассказа о том, что “было”, приводимое “кстати”...". Именно так построен "Очарованный странник": исповедь Флягина подключается к диспуту о праве русского человека на самостоятельное решение своей судьбы. Сюжетная ситуация спора вводит в повесть главную тему о праве личности защитить себя против жестоких условий жизни, хотя решается она открыто парадоксально. Иван Северьянович отстаивает право личности на "самоволие", приводя в качестве аргумента легенду о "попике- запивашке", молящемся за "без покаяния скончавшихся и руки на ся наложивших", за "самоуправцев", что "жизни борения не переносят".

Н. С. Лесков сразу же определяет "горизонт" духовных возможностей героя: это человек, обретающий себя в великом множестве испытаний, выпавших на его долю. Автор, используя композиционный прием нанизывания одной сюжетной ситуации на другую, "разматывает" историю Ивана Флягина, заставляя его прожить "тысячу жизней": он был форейтором графа К., беглым крепостным, нянькой грудного ребенка, пленником татар, конэсером у князя-ремонтера, солдатом, потом офицером в отставке, "справщиком" в адресном столе, актером в балагане и, наконец, иноком в монастыре. Даже имен у него несколько: Голован – его прозвище в детстве, "Иваном" зовут его татары, под именем Петра Сердюкова служит он в армии, а в иночестве приобретает имя "отца Измаила". Однако это разнообразие и пестрота жизненных впечатлений, намекающие на богатство скрытых возможностей героя, внутренне упорядочено. Логическую мотивацию и внутреннюю цельность мозаичной композиции придает тот факт, что свою жизнь Флягин рассказывает несколько раз – писарю, барину, миссионерам в плену, рыбакам, отцу Илье, полковнику, лекарю. Последний рассказ странника о себе, плывущем на корабле – своеобразный итог, который свидетельствует о том, что многократное переживание жизни героем в слове стало формой осмысления Иваном Северьяновичем действительности и своего места в ней.

Каждому из рассказанных героем эпизодов принадлежит особая роль в обретении Флягиным самого себя. Так, первый значительный эпизод рассказа, связанный с гибелью попика, рисует Флягина-подростка как человека, чувства которого еще дики и неразвиты. Он живет, подчиняясь импульсам, идущим из глубины натуры. Мотивацией дикого поступка, в результате которого погиб человек, стало восхищение окружающей природой и ощущение власти над летящей вперед четверней: "...у монахов к пустыне дорожка <...> березами обросла, и от тех берез такая зелень и дух, а вдаль полевой вид обширный... Словом сказать – столь хорошо, что вот так бы при всем этом и вскрикнул, а кричать, разумеется, без пути нельзя..."

В ином облике предстает герой в следующей фазе своей жизни, пребывая в няньках. Комическая несообразность положения, в которой оказывается Иван Северьянович, позволяет автору показать то новое, что прорастает в душе беглого крепостного. Он начинает ощущать ответственность за свои поступки, понимая, что от правильности его нравственного выбора зависят жизнь и счастье других людей. Мотив жизни-игры еще звучит в истории с ребенком. Увидев улана-ремонтера, Флягин думает о том, как бы ему "с ним со скуки поиграть", но, столкнувшись с нравственно более зрелой личностью, понимает, что сила физическая может спасовать перед силой чувства. Поэтому и просит Флягин прощенья у "своего государя офицера", защитника отечества, к которому чувствует искреннее расположение.

Татарский плен – еще одно испытание героя, которое открывает ему глаза на недостаточность непосредственного, созерцательного бытия, которое уже не устраивает Флягина: "...дела никакого, а тосковал: очень домой в Россию хотелось". Н. С. Лесков показывает, что тоска отступала в те моменты, когда герой в степном просторе вдруг различал возникающий в воображении монастырь или храм, как символ "крещеной земли". В подсознании героя настоящая жизнь ассоциировалась со служением Богу, жизнь действенная, активная, имеющая внутренний смысл.

Последний важный этап жизни героя – испытание свободой, из которого Иван Северьянович выходит человеком, познавшим подлинную красоту жизни в бескорыстной любви к цыганке Груше. В этом сюжетном повороте повести есть скрытая полемика с лермонтовской "Бэлой". Образ "естественного" героя Ивана Северьяновича соотносится с образом Максима Мак- симыча, образ Печорина – с образом князя, а судьба горянки Бэлы – с судьбой цыганки Груши. В отличие от героя Лескова "естественность" героя лермонтовского, при всем сострадании Бэле, не дает ему силы противостоять намерениям Печорина. Это герой пассивный, наблюдающий, не способный к действию. В противоположность штабс-капитану Иван Северьянович становится наперсником Груши именно потому, что любит ее, но в его чувстве нет ни капли эгоизма, он нигде даже не обозначает словом "любовь" то, что испытывает к цыганке. Если внимание Лермонтова сосредоточено на исследовании психологии "страдающего" эгоиста Печорина, то в повести Лескова в центре внимания то, что было на периферии в романе "Герой нашего времени". Н. С. Лесков занят изучением особенностей психологии нового типа героя из народа, ставшего для русской литературы 1860-1870- х гг. и объектом, и предметом изучения.