Обстоятельства частичного вменения
Перечень обстоятельств, "уменьшающих вину" подсудимого за совершение проступка и предусмотренных Уставом о наказаниях, также не являлся исчерпывающим: мировой судья, руководствуясь ст. 13 Устава, вправе был выявить и иные подобные обстоятельства, прямо не предусмотренные законом.
Среди обстоятельств, "уменьшающих вину" Уставом о наказаниях и Уложением о наказаниях было предусмотрено только одно не имеющее аналогов в действующем праве: "слабоумие и крайнее невежество" (п. 1 ст. 13 Устава, п. 4 ст. 134 Уложения).
Для слабоумия характерно ослабление или полная утрата интеллектуальных способностей вследствие неблагоприятного развития психической болезни - это так называемое приобретенное слабоумие - деменция - (от лат. dementia - безумие). Участившиеся негативные проявления психического заболевания (припадков эпилепсии, редкие ремиссии в случае шизофрении) свидетельствуют о его переходе в злокачественную необратимую фазу слабоумия. Указанные симптомы приобретенного слабоумия (dementia secundaria), определенные психиатрами в конце XIX в., в основном совпадают с понятиями, используемыми современной наукой.
Обстоятельства, отягчающие ответственность за правонарушения
Уставом о наказаниях были предусмотрены пять обстоятельств, усугубляющих вину подсудимого (ст. 129 Уложения о наказаниях было определено 10 таких обстоятельств).
"Обдуманность в действиях виновного" (п. 1 ст. 14 Устава) свидетельствовала о наличии вины в форме прямого умысла - субъект осознавал противоправность своего деяния и желал или сознательно допускал наступление общественно опасных последствий.
Сословная принадлежность подсудимого или наличие интеллектуальных способностей также рассматривались Уставом о наказаниях в качестве отягчающего вину обстоятельства. В данном случае учитывались субъективные критерии - "образованность" подсудимого и "высокое положение в обществе". Наличие сословных привилегий часто определяло и социальный статус лица в иерархии государственной службы, причем вред, причиненный субъектом, наделенным властными полномочиями, несопоставим с общественно опасными последствиями в деяниях других лиц. В соответствии с п. 3 ст. 129 Уложения о наказаниях наличие сословных привилегий и интеллектуальных качеств ("состояние, звание и степень образованности") отягчало вину и ответственность при совершении преступлений.
К обстоятельствам, отягчающим ответственность, относилось также "упорное запирательство и в особенности возбуждение подозрения против невиновного" (п. 3 ст. 14 Устава; п. 10 ст. 129 Уложения), т.е. нежелание сотрудничать с правоохранительными органами в период досудебного разбирательства или в судебном заседании, подтверждали принадлежность лица к асоциальным элементам и еще более отягчали ответственность за дачу заведомо ложных показаний в отношении лиц, не причастных к правонарушению.
Рецидив правонарушений (ст. 141 Устава, ст. 131 Уложения) Уставом о наказаниях подразделялся на две разновидности:
o совершение того же или однородного проступка по отбытии наказания за предшествующие проступок или преступление;
o повторное совершение правонарушения лицом, освобожденным от наказания за совершение тяжких проступков или преступлений в результате амнистии и помилования. В этом случае критерием рецидива являлось назначение наиболее сурового наказания - тюремного заключения либо иных, не столь обременительных наказаний в виде ограничения свободы.
Организация проступка и особо активная роль в его совершении (ст. 15 Устава) также относились к отягчающим вину обстоятельствам. При совершении группового правонарушения (с числом участников два и более) отягчающие признаки могли быть установлены только в деяниях организаторов или лиц, нанесших наиболее значимый физический (телесный) или моральный вред либо имущественный ущерб, остальным соучастникам наказание назначалось на общих основаниях.
Понятие соучастия в совершении правонарушения не было определено Уставом о наказаниях, выявление признаков соучастия производилось в соответствии со ст. 11-15 Уложения о наказаниях. При этом принималось во внимание, совершено ли преступное деяние по предварительному сговору или без него. В последнем случае наиболее тяжкий вред причинялся действиями главных виновных, к этой группе относились: организаторы преступления, т.е. лица, "распоряжавшиеся или управлявшие действиями других", и лица, совершавшие преступление первыми. Таким образом, учитывалась не только возможность руководить и направлять действия соучастников, принимались во внимание также временной аспект правонарушения, распределение функций пассивного и активного соучастия. Лица, оказывающие непосредственное содействие главным виновным (оказывающие техническую помощь, устраняющие объективные препятствия в их действиях и т.п.), относились к участникам.
При выявлении признаков предварительного сговора группы лиц выделялись зачинщики преступления, прежде всего организаторы преступления или покушения; сообщники - лица, оказывающие активную помощь зачинщикам; подстрекатели ("подговорщики") - лица, оказывающие только пассивное содействие в совершении преступления, но непосредственно не принимающие в нем участия, лица, с помощью "убеждения, подкупа и обещания выгод, принуждений и угроз склонявшие к преступлению других"; пособники - лица, оказывающие техническое содействие другим соучастникам.
При определении степени вины соучастников проступка (ст. 15 Устава о наказаниях) учитывались субъективные факторы: способность нарушителя методами морального или физического принуждения организовать совершение проступка, распределить функции пассивных и активных соучастников, - а также объективные факторы, прежде всего причиненный действиями соучастников физический и моральный вред и имущественный ущерб.
Квалификация соучастия в соответствии с Уложением о наказаниях была необходима также и потому, что Устав о наказаниях рассматривал проступки, совершенные по предварительному сговору, в качестве обстоятельства, отягчающего наказание: "...лица, которые сами совершили (проступок. - Прим. авт.) или подговорили к тому других, наказываются строже, нежели их соучастники" (ст. 15 Устава).
Взгляды на соучастие как сообщество преступников, объединенное желанием осуществить преступный умысел, разделял и Н. С. Таганцев: "К соучастию могут быть отнесены только те случаи стечения преступников, где является солидарная ответственность всех за каждого и каждого за всех: только при этом условии учение о соучастии получает значение самостоятельного института".
Отличительная особенность Устава о наказаниях - наличие основных понятий объективной стороны правонарушения, определяемых в соответствии с Уложением о наказаниях, среди которых - понятие "покушение на проступок" (ст. 17 Устава). В соответствии со ст. 9 Уложения о наказаниях "покушением на преступление признается всякое действие, коим начинается или продолжается приведение злого намерения в исполнение". Как явствует из приведенного определения, российское право не отграничивало приготовления к преступлению от покушения; согласно статье 8 Уложения о наказаниях под приготовлением понималось "приискание или приобретение средств для совершения преступления", т.е. изначальные действия по осуществлению намерения. Законодательством не были также определены объективные особенности покушения, представляющие собой действия, направленные на совершение преступления, не осуществленные по не зависящим от лица обстоятельствам. Более точными следует считать толкования законов в решениях кассационного департамента Правительствующего Сената: "Покушением в отличие от совершившегося преступления могут быть признаваемы только такие действия подсудимого, на которых он был остановлен собственной волей или не зависимыми от него обстоятельствами, прежде чем его преступный умысел был приведен в исполнение". Помимо объективного критерия покушения, определяется и субъективный, обусловленный волевыми действиями лица. Таким образом, добровольный отказ от преступления также рассматривался как покушение, однако лицо подлежало уголовной ответственности лишь в тех случаях, когда совершенные им действия содержали признаки состава преступления (ст. 113 Уложения о наказаниях). При квалификации "маловажных проступков" добровольный отказ от их совершения не рассматривался в качестве правонарушения.
В соответствии со ст. 17 Устава о наказаниях "покушение на проступок, остановленное по собственной воле подсудимого, не подлежит наказанию", но только в тех случаях, если фактически совершенные действия не содержали признаков проступка.
Обосновывая добровольный отказ от преступления как разновидность покушения, Н. С. Таганцев все же отграничивал его от покушения, остановленного по объективным обстоятельствам.
Применение наказаний, предусмотренных Уставом о наказаниях, не всегда было обусловлено наличием состава проступка: правонарушения, посягающие на нематериальные и имущественные интересы физических лиц (кража, мошенничество, присвоение чужого имущества и др.), подлежали наказанию по жалобе потерпевших.
Указанные правонарушения не влекли за собой наказания при примирении нарушителя с потерпевшим либо при возмещении нарушителем имущественного ущерба независимо от его мотивов при совершении отдельных проступков, посягающих на имущественные интересы.
Применение наказания также зависело от продолжительности временного периода между совершением проступка и началом производства по делу. В случае если указанный срок превышал шесть месяцев, наказание не могло быть наложено. При совершении отдельных проступков, посягающих на имущественные интересы, этот срок увеличивался до года (лесоистребление), а при совершении тяжких имущественных проступков (кража, мошенничество и присвоение чужого имущества) - до двух лет. В редких случаях, при совершении проступков, представляющих собой незначительную общественную опасность, указанный срок мог быть уменьшен до одного месяца (всего Уставом о наказаниях было предусмотрено пять подобных проступков).
Имущественный ущерб, причиненный проступком, подлежал возмещению, а физический (телесный) и моральный вред - денежной компенсации наряду с наказанием.
В случае несостоятельности правонарушителя в первую очередь подлежали удовлетворению частноправовые интересы пострадавших, а предусмотренные законом санкции налагались на оставшуюся часть имущества.
Уплата денежного взыскания, замененного из-за несостоятельности нарушителя наказанием в виде ограничения свободы, означала досрочное освобождение нарушителя.