Жаргонная лексика

Жаргонная лексика — это слова и словосочетания, свойственные социальным диалектам, т.е. группам лиц, объединенных общей профессиональной или антиобщественной деятельностью. Такие социальные диалекты называют чаще жаргонами, а особые лексические единицы, присущие им, жаргонизмами. Жаргоны имеют общенародную грамматическую и фонетическую основу, а отличаются только некоторым набором специфических слов и выражений. Например: бабки и башли — деньги, лимон — миллион рублей, баки и баксы — доллары США, башлять — платить кому-либо деньги (и немалые), бугор — начальник, западать — испытывать особое наслаждение от чего-либо, любить кого-, что-либо очень сильно.

Как свидетельствует классическая русская литература, в XIX в. жаргоны были присущи некоторым слоям дворянского сословия ("смесь российского с нижегородским"), купеческого, что нашло отражение в пьесах А. Островского, семинаристам ("Очерки бурсы" Н. Помяловского), отдельным группам ремесленников.

В современной российской действительности можно говорить о профессиональных и социальных жаргонах.

Так, жаргонизмы используют: компьютерщики (взлом — преодоление защиты данных компьютера, компьютерных программ, взломать, взломщик; висеть — не реагировать на запросы извне, не выдавать результаты работы компьютера; грузиться — использовать операционную систему при включении компьютера), музыканты (металл — тяжелый рок, металлист — исполнитель рок- музыки в стиле хеви-метал, металлисты — любители этой музыки, металлический), спортсмены (качалка — тренажер для занятия бодибилдингом, зал с такими тренажерами, качок — о человеке атлетического телосложения с сильноразвитой, "накачанной" мускулатурой), коммерсанты (комок — комиссионный магазин, комковый), военнослужащие (дед — старослужащий по отношению к молодым солдатам, новобранцам; дембель — демобилизация), наркоманы (дурман, дурь — наркотик; герыч — героин; сесть на иглу). Безотносительно к социальному положению прибегает к жаргонизмам молодежь: байк — мотоцикл (обычно дорогой, иностранного производства), видак — видеомагнитофон и т.д.

В стилистическом плане жаргонизмы относятся к сниженной лексике, употребляются как разговорные или просторечные слова и выражения в устной обиходной речи, причем не только теми, кто входит в ту или иную социальную группу, но и другими носителями языка, хотя, строго говоря, это противоречит языковой норме. Но свойственная жаргонизмам экспрессивность и эмоциональная оценочность "провоцирует" их использование в непринужденной, дружеской обстановке для того, чтобы выразить какие- либо чувства, подчеркнуть свое "неотставание" от речевой моды.

К тому же жаргонизмы привязаны не только к определенной профессиональной и социальной среде, но и ко времени — они скоротечны. Например:

В годы Великой Отечественной войны меховая безрукавка называлась в разных воинских частях по-разному: "рапсодия", "самурайка" и бог знает как еще — в приличном обществе и не произнесешь (О. Кожухова); Матросы любят выражаться по-своему. Брюки у них — "шкары", на корабле они не служат, а "огребают полундру"; оставаться на флоте пожизненно на их языке означает: "трубить до деревянного бушлата" (М. Гордиенко).

Жаргонизмы, связанные с определенной социальной средой, могут использоваться в языке художественной литературы для того, чтобы проиллюстрировать особенности быта, поведения, речи тех или иных групп людей, их менталитета. У В. Липатова, например, читаем:

— Вот она, милушка! — говорит Никита Федорович, рассматривая на свет чекушку водки, которую он сохранял на случай. — Лучше штуки для сугреву и непридумаешь!

— Дарья, стакан!

Она приносит стакан. Никита Федорович наливает его до краев, отрезает от буханки хлеба здоровенную краюху, горкой солит ее — на это идет полсолонки — затем мажет горчицей на полпальца толщины и уже поверх всего этого сыплет злой черный перец, тоже толстым слоем...

Огромную луковицу он режет на две части и ими прикрывает горбушку хлеба с мешаниной соли, перца, горчицы, которая теперь выглядит так аппетитно, что многие из наблюдающих за стариком сглатывают слюну. То, что делает Никита Федорович, называется в нарымских краях "граната". Есть еще "бомба" — это то же самое: хлеб, соль, лук, горчица, перец, но к ним не чекушка, а пол-литра водки. Нарымские мужики после "гранаты" опьянения почти не чувствуют, а после "бомбы", бывает, бегут за второй бутылкой: "То ли проняло, то ли нет, не пойму что-то!"

На этом примере употребления жаргонизмов в определенной социальной среде, в данном случае лесорубами, видно отличие их от профессионализмов. Последние связаны с трудовой, точнее профессиональной, деятельностью людей, а жаргонизмы — с бытом, повседневной жизнью.

Особую разновидность жаргонизмов составляют арготизмы — слова и выражения, употребляемые представителями преступного мира, деклассированными элементами, к которым относятся бродяги, бомжи, в старину босяки, беспризорники, нищие и т.п. В совокупности такие лексические единицы называются арго.

Обычно рассматривают три вопроса, связанных с арго: его происхождение и состав, функционирование и возможности влияния на общенародный русский язык.

Возникновение элементов арго относится к ранней феодальной эпохе (XI—XII вв.) и связано прежде всего с появлением на территории Древней Руси как бы центров преступности, к которым принадлежали Дон, Поволжье, крупные города. По мере создания централизованного Русского государства формировалась и общеуголовная лексика. Окончательно арго сформировалось в XVIII в.

Для тех далеких времен были характерны такие арготизмы, как костаръ — мошенник, подноготник — соглядатай, подорожник — разбойник с большой дороги, пустить рыбу кормить — утопить, тянуть заповедное серебро — делать фальшивые деньги.

Арго регулярно пополнялось во многом переосмысленными лексическими единицами из литературного языка, просторечия, территориальных и социальных диалектов, из других языков. Так, литературное арбуз получило значение "голова", скрипка — пила, используемая для перепиливания решетки, стрелок — высококвалифицированный нищий.

Просторечия пополнили арго такими словами и выражениями: елочки — бутылка водки, зенки — глаза, кокнуть — убить, деревянный тулуп — гроб и др. Из территориальных диалектов попали в арго жмурик — покойник, баланда — тюремная похлебка (диал. "ботвинья, холодец"), кайстра — место хранения денег (диал. "сумка") и др. Социальные диалекты представлены в арго прежде всего офенскими словами и выражениями. Офенями в царской России называли торговцев вразнос, продававших галантерейные товары, книжки, лубочные картинки. Офенским называли их условный язык, например: жулить означало "резать", кимать — "спать", троить — "есть, питаться", вытерка — "грамота". Офени пользовались еще так называемым тарабарским (условным) языком, в котором шур значило "вор", шуровка — "воровка", шустрый — "острый" и т.д.

Часть арготизмов ведет свое происхождение от иностранных слов: мотя — доля краденого (фр. moitie — половина), шопник — вор, специализирующийся по кражам из магазинов (англ. shop — магазин), фляшник — убийца (нем. Fleisch — мясо). Некоторые заимствования прошли в арго сложный путь трансформаций. Так, польский арготизм marwicher zlodziej — высококвалифицированный вор-карманник — в русском арго начала XX в. звучал как мара-вихер в том же значении, в 1960-е гг. стал произноситься маравъи-хорь, а в 1970—1980-е гг. — муравей.

Фонетическая трансформация — одно из распространенных средств создания арготизмов от общеупотребительных слов: милиционера называют ментом, пятерку — петухом, червонец — червяком, конного милиционера — ментавром. Малограмотность, а то и неграмотность деклассированных элементов еще больше способствуют фонетическому искажению общеизвестных слов при их освоении в арго. По этой причине браслеты называют брушлатами в значении "наручники", граммофон — маргофоном и т.д.

При образовании арготизмов морфологическим способом используются аффиксы, которые в русском языке имеют экспрессивно-оценочные свойства: глотарь — наркоман, использующий таблетки, содержащие наркотическое вещество, дубак — сторож, дворник, нюхач — работник милиции, штопорило — грабитель. В арготизмах встречаются суффиксы, вообще немыслимые в общенародных словах: -бан (гужбан —легковой извозчик), -ман (кичман — тюрьма), -олян (мордолян —фотограф), -ис (фигарис — сыщик, лазутчик), -ифан (корифан — товарищ). Любопытны многие аббревиатуры, появившиеся в арго (жир — жена изменника родины), сокращения-татуировки, в расшифрованном виде представляющие собой лозунги, клятвы, призывы и т.п. (ВОЛК — волю очень любит колонист, СЭР — свобода — это рай, ИРА — иди, режь актив), а также аббревиатуры, которые расшифровываются при чтении как в прямом порядке, так и обратном: КОТ — "коренной обитатель тюрьмы" и "теперь он колонист".

Можно выделить четыре функции арготизмов: конспиративную, номинативную, мировоззренческую и опознавательную. Конспиративная функция обусловлена естественными обстоятельствами; непонятностью их происхождения и смысла в отличие от конспиративной функции тарабарского и вообще условных языков, которые специально создавались для тайных целей. Действительно, речевая игра деклассированных элементов часто так сильно изменяет внешний облик слов, что бывает трудно и даже невозможно восстановить его первоначальный вид. Этим арго служит разъединению социума, обособлению деклассированных элементов, что отличает его от искусственных языков, например эсперанто, которые способствуют объединению и народов, и законопослушных граждан. Кроме того, конспиративность арго используется для совершения противоправных действий, а условных языков — для защиты их носителей от враждебных действий со стороны.

Первоначальной функцией арго была номинативная, так как его создатели стояли когда-то перед необходимостью называния неких реалий, которые имели место в их жизни, но отсутствовали в окружающей. По мере осознавания себя особой группой в социуме, не похожей на другие, деклассированные элементы стали использовать арго и в мировоззренческой функции, т.е. для выражения и даже называния своих взглядов на окружающий мир и отношения людей между собой и властями, для утверждения своих традиций и правил поведения в обществе. Через арго выражается отрицательное отношение к человеческим ценностям и личности; к блюстителям порядка (легавый, вертухай — надзиратель, кум — начальник оперативной части), к крестьянам (укроп), к добросовестно работающим заключенным (дурында).

Наконец, желание опознать среди окружающих людей своих единомышленников, стремление не допустить в свои ряды чужаков породили опознавательную функцию арго. Речь представителей преступного мира отличается, в частности, особым произношением звуков (например, мягкого [ж]), ударением, интонацией, не говоря уже о лексике. В арго существует немало лексических единиц, не имеющих эквивалентов в общенародном языке, по которым посвященный может опознать "свояка". Так, откуда знать непосвященным, что гусиная лапка — это воровское приспособление в виде консервного ножа большого размера для вскрытия сейфов, случайность — умышленный проигрыш в карты для завлечения жертвы, подмастерье — тот, кто подделывает подписи с помощью переводной бумаги и оттисков, садок — карманная кража при посадке пассажиров в общественный транспорт и т.п.

О функционировании арготизмов в общенародном русском языке можно говорить в трех планах:

■ пополнение пласта сниженной лексики: разговорной (централка — центральная тюрьма, баланда — тюремная похлебка, сидеть от звонка до звонка), но больше всего просторечной (грохнуть — убить, бормотель—дешевое красное вино, облапошить — обмануть, тырить — воровать). Основная причина использования такой лексики носителями языка — присущие ей экспрессивность и оценочность. Кроме того, весьма значительная часть населения прошла через исправительно-трудовые учреждения — тюрьмы, колонии, лагеря. Только в настоящее время пенитенциарной системой охвачен (по официальным данным) миллион российских граждан — следовательно, столько же их вольно или невольно обучается арго преступного мира. Что уже тогда говорить о недалеком прошлом;

■ обсуждение проблем криминального мира, пенитенциарной системы в средствах массовой информации. Если журналист рассуждает об этих проблемах, он, естественно, использует в своих очерках и статьях арготизмы, с которыми успел познакомиться за время работы над темой;

■ использование в художественных произведениях. Речевая характеристика представителей преступного мира редко обходится без вкрапления в их высказывания соответствующих словечек и выражений:

— Слабым казаться стеснялся. Ножичек себе завел, блат напустил на сапоги. — Какой блат? — спросил геологический парень. — Это когда голенища для форсу завертываются и на них брюки с выпуском (Е. Евтушенко); — Хоть бы не нажрался, скотина! Койла вырву и кишками обмотаю. Все ведь знает, а положиться все равно нельзя! — скрипя зубами, думал про себя Закон (В. Барковский).

Еще чаще арготизмы используются при описании ситуаций, связанных с уголовщиной, чтобы придать им правдоподобность:

Достаточно шепнуть собратьям по Уголовному миру или просто заслать "маляву" — и парней достанут не только в "зоне" (там-то скорей всего!), но хоть в Новом Орлеане; первая же заява в ментовскую от доведенного до отчаяния торгаша — и все... Прощай, свобода! Сколько уже корешей так сгорело" (В. Барковский).

Арготизмы, как и жаргонизмы, — нежелательный компонент при речевом общении. Запретить их употребление законодательным путем невозможно, но можно и должно ставить задачу его ограничения в речи. Пора прекратить культивирование такой лексики в прессе и литературе. Словесная экзотика в публицистике и художественных писаниях оборачивается в конечном счете мусором в повседневной речи представителей всех поколений, но в первую очередь молодежи как наиболее восприимчивой к экстравагантным словам и выражениям. Нет необходимости также самим носителям языка прибегать без особой надобности к жаргонной лексике, заведомо зная, что она снижает культуру речи и недопустима среди уважающих себя людей.

В последнее десятилетие вышел ряд словарей, отражающих жаргонную лексику:

Толковый словарь уголовных жаргонов / под ред. Ю. П. Дубягина и А. Г. Бронникова. М., 1991.

Быков В. Русская феня. Смоленск, 1994.

Елистратов В. С. Словарь московского арго. М., 1994.

Никитина Т. Г. Так говорит молодежь: Словарь молодежного сленга. СПб., 1998.

Мокиенко В. М., Никитина Т. Г. Большой словарь русского жаргона. СПб., 2000.