Лекция 6 ОБЪЕДИНЕНИЕ ИТАЛИИ

Мы уже говорили о том, что Венский конгресс предпринял попытку кодифицировать, закрепить в законе и международной практике традиционную систему международных отношений, основанную на легитимистских принципах, в которой воля монарха была всем, а воля народов - ничем. В результате целый ряд европейских наций: немцы, итальянцы, бельгийцы, поляки — оказались лишенными своего национального государства. Тем самым творцы Венской системы заложили под нее мину замедленного действия, которая рано или поздно должна была взорваться.

При этом борьба за национальное освобождение тесно переплеталась с борьбой за социальное освобождение, борьбой между нарождающимся буржуазным обществом и традиционным, патриархально-феодальным обществом.

Вкратце напомним положения Венского трактата в отношении Италии: Сардинское королевство уступило Савойю Швейцарии и Франции, но получило взамен Геную; Австрия получила Венецию и Ломбардию. Восстановилась Папская область; императрица Мария-Луиза Австрийская сохранила за собой Парму, Пьяченцу, Гвасталу; эрцгерцог Франц д'Эсте получил обратно герцогства Модену, Реджио и др. Наконец, было восстановлено Королевство обеих Сицилий со столицей в Неаполе и королем Фердинандом I во главе.

Итак, во-первых, Италия оставалась раздробленной, а во-вторых, на Апеннинском полуострове безраздельно господствовала Австрия. Владея Ломбардией и Венецией, Вена получала возможность нс только контролировать север страны, но и держать под прицелом своих пушек всю Италию.

"Отдельные мелкие деспоты, люди без разума и без чести, бывшие рабами Австрии и тиранами своих подданных, восстановили па всем пространстве от Альп до Адриатики и Мессинского пролива уже устаревшие учреждения, противоречащие духу времени"[1].

Карбонарии, — именно в таких словах французский историк Антонен Дебидур охарактеризовал положение в Италии после Венского конгресса. Он мог бы добавить, что ситуация в Германии была ничуть нс лучше: инспирированная Веной тирания и раболепство мелких деспотов перед Австрией точно так же душили все живое на Севере Европы, как и на Юге. Неудивительно, что самой популярной профессией в Италии в первой половине XIX в. стала профессия заговорщика, а слова "карбонарий" и "гарибальдиец" стали известны всей Европе.

Карбонарии[2]

Карбонарии (от ит. carbonari — угольщики) — тайное политическое общество революционного оттенка, игравшее видную роль в истории Италии и Франции в первые три десятилетия XIX в. Задачей этого общества было уничтожение политического деспотизма во всех его видах и установление свободных демократических учреждений.

В 1819 г. в Неаполитанском королевстве на 25 чел. приходилось, по крайней мерe, по одному карбонарию. К 1820-м гг. карбонарии широко распространились по всей Италии. В рядах их стояли главным образом представители средних классов общества — офицеры, студенты, артисты и даже священники. Общая численность карбонариев достигала в ту пору 700 тыс. чел. Общей идеей, воодушевлявшей их. было свержение чужеземного ига и уничтожение тирании. Подобно масонам, с которыми у них было много общего, карбонарии окружали свои собрания большою таинственностью, создали целую систему мистических обрядов, выработали особую фразеологию, выражения которой заимствованы были частью из Святого Писания, частью из ремесла угольщиков.

Попытки дать карбонариям строгую централизованную организацию в Италии были, однако, большею частью неудачны. Как борцы за свободу и национальную независимость Италии, карбонарии были главными участниками неаполитанской революции 1820 г., беспорядков в Папской области в том же году и пьемонтской революции 1821 г. К началу 1830-х гг., вследствие соединенных усилий реакционеров и австрийских войск, карбонарии как самостоятельное общество перестали существовать. Остатки карбонариев в 1830—1831 гг. слились с обществом "Молодая Италия".

Из Италии карбонарии проникли около 1820 г. во Францию. Французские карбонарии преследовали широкие демократические задачи. Число карбонариев во Франции быстро возрастало. В отличие от итальянских, французские карбонарии были подчинены более строгому единству и централизации; между отдельными ложами карбонариев установлена была полная иерархия. Ложи карбонариев были очагом оппозиции против Бурбонов. В их ряды стали такие представители либеральной партии, как Жильбер де Лафайет, сделавшийся главою общества, Мари де Корсeлль, Жозеф Мерилу, Жак Кёклeн, Арнольд Шеффер, Феликс Барт и другие. Июльская революция встретила со стороны карбонариев деятельную поддержку.

Кроме Италии и Франции, карбонаризм существовал в Германии и Испании, но не получил там значительного развития.

Итальянские патриоты, не ослабляя борьбу за свободу, были вынуждены озаботиться поиском союзников в их борьбе. Естественным союзником Италии в ее борьбе за свободу и объединение должна была стать Франция. При этом французские и итальянские политики руководствовались известным принципом "враг моего врага — мой друг". У Италии и Франции был общий непримиримый враг — Австрия.

2 июля 1820 г. несколько полков, расположенных в Поле и Авеллино, провозгласили конституцию 1812 г. Фердинанд I, дрожа от страха, сразу передал власть в руки карбонариев.

Характерно поведение великих держав относительно событий в Королевстве обеих Сицилии. Австрия решительно выступила на стороне реакции, и в конечном итоге именно ее войска подавили неаполитанскую революцию. Пруссия поддержала Вену, но ее позиция мало что значила. А вот позиция трех остальных великих европейских держав — Англии, России и Франции — оказалась достаточно интересной.

Так, Александр I в Троппау, еще не вполне избавившись от либеральных идей своей юности, заявил, что, хотя Священный союз был создан

для защиты монархов от мятежа, он, в то же время, не должен лишать пароды вольностей, добровольно дарованные им монаршей милостью. Поэтому условием своего согласия на австрийскую интервенцию русский царь ставил обязательство короля Фердинанда I даровать своим подданным умеренную конституцию после своего возвращения во власть.

Великобритания же устами Р. С. Кэстльри провозгласила, что Австрия вправе подавлять мятеж, угрожающий ее интересам, однако Лондон против принятия принципа вмешательства во внутренние дела ради одних политических теорий против других теорий.

В свою очередь правительство Армана Ришелье было вынуждено лавировать между либералами и ультрароялистами; но бездействовать оно также не могло, иначе и те и другие обвинили бы его в пренебрежении интересами Франции.

Итак, Австрии не удалось добиться единого контрреволюционного фронта, но и ее сил оказалось вполне достаточно для разгрома войск конституционалистов в Неаполе и Пьемонте (март — апрель 1821 г.). В Неаполе (вопреки громогласным обещаниям Фердинанда 1) началась еще более жестокая реакция, чем даже в 1799 г.

Однако реакционеры недолго торжествовали победу: весной 1821 г. князь Александр Константинович Ипсиланти с вооруженными силами проник в Дунайские княжества и призвал всех греков к восстанию против Турции. Австрия оказалась взятой в клещи: с одной стороны, итальянские карбонарии, с другой — греческие повстанцы расшатывают Турецкую империю (в Вене всегда прекрасно понимали, что если Австрийской империи и суждено пережить Оттоманскую Порту, то ненадолго). Вообще, именно "восточный вопрос" нанес смертельный удар Священному союзу (см. гл. 8): как только речь заходила о Востоке, русский царь становился таким революционером — куда там якобинцам и карбонариям!

Очевидно, что и на Англию надежда была слаба: именно в эти годы в стране набрало силу чартистское движение, и в этих условиях даже таким завзятым реакционерам, как Р. С. Кэстльри и Артур Уэлсли Веллингтон, было бы не так-то просто мобилизовать общественное мнение в поддержку контрреволюционных авантюр.

А что касается Франции, то после 1830 г., когда буржуазия окончательно утвердилась у власти в этой стране, рассчитывать на поддержку Парижа в деле поддержания легитимных режимов совершенно не приходилось; более того, многие французские политики — от Луи-Филлиппа до Луи-Наполеона, и от Франсуа Гизо до Адольфа Тьера — рассматривали установления 1815 г. как крайне антифранцузские и вредные. Более того, для французских политических лидеров (от Ж. де Лафайета до Леона Гамбетты) будущее единое итальянское государство виделось как естественный союзник по ту сторону Альп.

Февраль 1831 г. ознаменовался рядом восстаний одновременно в Модене, Болонье, Анконе, Парме и др. Герцог Франц д'Эсте и эрцгерцогиня Мария-Луиза принуждены были обратиться в бегство. Эмилия, Романья и Болонья оказались во власти восставших. Австрийцы начали было сосредотачивать свои войска между Миланом и Венецией, однако на этот

раз в Париже находился не пассивный А. Ришелье, а достаточно активные и либеральные политические деятели — Ж. де Лафайет и Жан-Поль Кази- мир-Перье. Они, в частности, добились эвакуации занятой австрийцами Панской области. Таким образом, отныне в своей итальянской политике австрийцам приходилось считаться с французским фактором.

В полной мере этот крайне неблагоприятный для Австрии расклад сил сказался в ходе революции 1848—1849 гг., когда все здание австрийского владычества в Италии было потрясено до основания. В марте 1848 г. восстала Венеция, и вскоре вся Северная Италия была очищена от австрийцев.

Король Сардинии Карл Альберт решил воспользоваться сложившимися благоприятными обстоятельствами, казалось, открывавшими путь к объединению страны под главенством сардинской династии, и объявил Австрии войну. Целью короля было присоединение к сардинскому королевству Ломбардии и Венеции. Ряд других итальянских монархов под напором народных масс примкнул к Сардинии. В этих условиях лорд Пальмерстон советовал Австрии пойти на уступки.

Перепуганная Вена уже была готова уступить Сардинии Ломбардию, однако, после того как австрийский главнокомандующий, фельдмаршал Йозеф Радецкий получил подкрепления, положение в Италии изменилось.

Под Кустоцей итальянские войска были наголову разбиты, и австрийцы грозили вторгнутся в Пьемонт. В условиях, когда государственная власть Франции была парализована в результате революционного движения ("июньские дни" 1848 г.), Англия в одиночку не рискнула идти на серьезный конфликт с Австрией из-за Италии. Лишившись поддержки западных держав и потеряв Милан (9 августа), Сардинское королевство (при посредничестве Англии и Франции) заключило перемирие с Австрией на условиях status quo ante bellum (т.e. Венеция и Ломбардия оставались за Австрией).

Новая попытка выбить австрийцев из Венеции и Ломбардии, предпринятая Карлом Альбертом в 1849 г., окончилась столь же плачевно. После этой неудачи сардинский король отрекся от престола в пользу своего сына, Виктора Эммануила И, которому и предстояло объединить страну 10 лет спустя.

В связи с этим следует указать на позицию Санкт-Петербурга. Николай I оказывал всяческую моральную и дипломатическую поддержку Вене (в частности, он разорвал дипломатические отношения с Сардинией). В то же время он отклонил предложение о посредничестве, а также о созыве европейского дипломатического конгресса для обсуждения итальянских дел, опасаясь, что в ходе конгресса может возникнуть "восточный вопрос" в невыгодной для России трактовке. Вообще в ходе революций 1848— 1849 гг. царизм играл роль "жандарма Европы", всячески поддерживая европейских реакционеров, в том числе и силой оружия.

Так обстояли дела в 1848—1849 гг. на Севере Италии; что же происходило на Юге Весной 1849 г. Французская республика (которую к этому времени уже возглавлял президент Луи-Наполеон) предприняла контрреволюционную интервенцию в Риме с целью восстановления светской власти папы. Весной 1849 г. попытка генерала Николя Удипо захватить Рим закончилась неудачей, однако к июню, подтянув артиллерию, французы разбили гарибальдийцев и заняли город. Папа Пий IX получил

возможность свирепо расправиться с республиканцами и вес это благодаря помощи со стороны Второй республики!

Таким образом, Луи-Наполеон пытался заручиться столь необходимой ему поддержкой со стороны клерикалов. В то же время римская проблема надолго отравила отношения между Парижем и итальянскими патриотами.