Лекция 30. НОВЫЙ МИРОПОРЯДОК В ЗЕРКАЛЕ МИРОВОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Мировой экономический кризис, начавшийся в 2008— 2009 гг. и не преодоленный по сей день, нельзя рассматривать вне контекста тех глубоких и широкомасштабных сдвигов в важнейших сферах общественной жизни почти всех стран и народов — социальной, политической, социокультурной, политико-культурной, идеологической и т.д. Он стал результатом тех глубинных трансформаций, которые за последние два-три десятилетия произошли в самой инфраструктуре жизнеустройства как отдельно взятых народов, так и мирового сообщества в целом.

Системный характер кризиса

Нынешний экономический кризис отличается от традиционных циклических кризисов, вызываемых сменой спадов и подъемов, поскольку венчает период капитализма последних трех-четырех десятилетий и одновременно является частью или катализатором перестройки существующей системы. Если первые затрагивали тс или иные устаревшие или изжившие составляющие рыночной экономики или технолого-экономического уклада, то нынешний кризис, возможно, затрагивает системные, инфраструктурные основы мировой экономики, что, в свою очередь, отражает, как уже отмечалось, глубинные сдвиги в самих основах жизнеустройства людей.

Другими словами, этот кризис носит системный характер, и он может привести к кардинальным изменениям ряда основополагающих ценностей, принципов и установок не только самой экономики, но и всего миропорядка в целом. В некотором роде его можно рассматривать как вершину того айсберга, основание которого сокрыто в глубинных пластах современного общества. Можно предположить, что он представляет собой частный случай более масштабного явления, затрагивающего все стороны жизни людей на всех уровнях жизни народов во всемирном масштабе, одним из проявлений которого является конец евроцентристского миропорядка. Речь идет о целой серии кризисов, которые затронули все уровни — глобальный, национальный и субнациональный, вызвав на каждом из них по-своему проявляющиеся кризисы.

Глобализация стала качественно новым этапом экспансии Запада, которая, однако, разворачивалась в новых условиях объединения ойкумены в единое целое. В такие периоды подвергаются эрозии или вовсе исчезают некоторые из основополагающих ценностей, институтов, отношений и т.д., которые в совокупности составляли инфраструктур)' господствующей системы и обеспечивали ее единство, жизнеспособность, формы и направления функционирования. Формируются новые элементы и структуры, более соответствующие новым реальностям. Это, как сказал бы Й. Шумпетер, "созидательное разрушение", под которым подразумевается избавление от старого для расчистки места для формирования нового.

Речь, по-видимому, идет об эрозии или, так сказать, помутнении самой господствовавшей до сих нор картины мира в целом и модели капитализма, основанной на принципах так называемого "Вашингтонского консенсуса". Выше говорилось о том, что кризис поставил окончательную точку на периоде господства евроцентристского, или западноцентристского, миропорядка. Со значительной долей уверенности можно утверждать, что кризис поставил такую же окончательную точку на символе глобализации — "Вашингтонском консенсусе", возможно, и на англо-саксонской модели рыночной экономики. Ведь не случайно он был сформулирован на фоне эйфории относительно так называемого "конца истории" в результате якобы полной и окончательной победы западной либеральной модели общественно-политического устройства современного мира.

На постулатах и принципах "Вашингтонского консенсуса" обосновывался тезис о наступлении эры глобализации, которая призвана стать триумфом свободного рынка, резкого сокращения вмешательства государства в экономику и, самое главное, демонтажа всех созданных государством препятствий на пути перемещения товаров, капиталов и людей по всему миру. "Доктрина, известная под названием "Вашингтонский консенсус", — подчеркивал известный американский экономист и социолог Дж. К. Гэлбрейт, — была по своему характеру неким символом веры глобализации. В ней отразилась уверенность в том, что рынки действуют эффективно, что отсутствует потребность в их управлении со стороны государства, что между бедными и богатыми не существует конфликтных интересов, что дела идут наилучшим образом, если в них не вмешиваться".

Как представляется, проблема состоит в том, что современный капитализм в его, прежде всего, англо-саксонской ипостаси, возможно, достиг того предела, когда подвергаются существенной трансформации сама парадигма, инфраструктурные составляющие, суть системы. В условиях кризиса гигантские, казалось бы, непотопляемые корпорации, такие как "Lehman Brothers", "Citibank", "Gеnеral Motors" и др., оказавшись на грани банкротства, обратились к властям с просьбами рекапитализации, обернувшейся фактической национализацией. Этот факт сам по себе показал несостоятельность мифов об универсальности и незаменимости буквалистски понимаемых "невидимой руки" и "саморегулирующегося рынка", исповедуемых монетаристами или приверженцами "Вашингтонского консенсуса".

Об обоснованности данного тезиса свидетельствует тот факт, что кризис фактически снимает пелену необъяснимости, если хотите парадоксальности, с удивительного феномена китайского экономического чуда. В то время, как в период глубоких пертурбаций те национальные экономики, исповедующие мифологию "невидимой руки" и "Вашингтонского консенсуса", переживают серьезные катаклизмы, китайская экономика, действующая на принципах регулирования рыночных правил игры государством, продолжает путь неуклонного экономического роста.

Более того, всевозрастающую популярность получает так называемый "Пекинский консенсус", выдвинутый несколько лет назад до начала кризиса бывшим редактором журнала "Типе" Дж. Рамо в противоположность "Вашингтонскому консенсусу". Этот новый термин был призван обозначить китайскую модель модернизации, предполагающей ведущую роль государства в экономике, приоритет национального суверенитета перед принципами "Вашингтонского консенсуса".