Николай Васильевич Гоголь (1809–1852)

Гоголь начинал как романтик (повесть "Вий") и даже фантаст ("Нос"), но постепенно в нем возобладал реалист. Известность Гоголю принесла пьеса "Ревизор", в которой он выступил как обличитель пороков общества. Известны слова Ф. М. Достоевского: "Все мы вышли из “Шинели” Гоголя". Что здесь имеется в виду? Достоевский писал, что Гоголь "из пропавшей у чиновника шинели сделал нам ужаснейшую трагедию". Произведения Гоголя "почти давят ум глубочайшими непосильными вопросами, вызывают в русском уме самые беспокойные мысли, с которыми, чувствуется это, справиться можно далеко не сейчас, мало того, еще справимся ли когда-нибудь?" Гоголь создал тот образ "униженного и оскорбленного", который потом стал основным для Достоевского и последующей русской прозы золотого века.

Поэму "Мертвые души" можно сопоставить с почти одновременно написанной "Человеческой комедией" Оноре де Бальзака. Закончилось героическое время начала XIX в., оно было героическим и для Франции, благодаря Великой французской революции и Наполеону, и для России. Наступило время господства пошлости, которое отразили Бальзак и Гоголь. Близок Гоголь и к английскому реализму Чарльза Диккенса, особенно в "Записках Пиквикского клуба". И там и здесь главный герой путешествует по стране, только у Диккенса, как и у Бальзака, действие происходит преимущественно в городах, а у Гоголя – в сельской местности (хотя и город охвачен). Но это и понятно, ведь в России в отличие от стран Запада более 80% населения во времена Гоголя проживало в деревнях. Создается впечатление, что сам Гоголь любил путешествовать и ездил по России в кибитке, как его герой Павел Иванович Чичиков. Недаром он говорил, что нужно проездиться по России: "Здесь ли, в тебе ли не родиться беспредельной мысли, когда ты сама без конца?"

"Мертвые души" сравнивали с "Илиадой" и "Одиссеей" Гомера, трагедиями Шекспира (К. С. Аксаков), "Дон Кихотом" Сервантеса (В. Г. Белинский), произведением Франсуа Рабле (Μ. М. Бахтин, П. Мериме). Гоголь показал разгул широкой русской жизни, что отражает широту русского национального характера.

"В обиталище Собакевича, в озорстве Ноздрева, в “дремучестве” Коробочки и даже в безудержной маниловской мечтательности и в беззаветном, не щадящем самого героя разгуле плюшкинской скупости воплощен тот же, по слову Белинского, “русский дух", та же вольная бесшабашность и широта, которая в иной, идеализированной форме воплотилась в лирических отступлениях о дороге, о песне, о тройке..."

Апофеоз поэмы – рассуждение о птице-тройке как поэтическом образе Руси: "Не так ли и ты, Русь, что бойкая необгонимая тройка несешься? ...куда ж несешься ты? дай ответ... Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо все, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства". Русь – птица-тройка несется, а куда? Это один из тех вопросов, которые поставил Гоголь.

"Без живой души погибнет земля. Пусть будут живые, а не мертвые души" – такова квинтэссенция произведения, выраженная самим автором. Больше всего Гоголя заботит душа человека. Здесь не сатира, как у Μ. Е. Салтыкова-Щедрина, и не юмор, как у А. П. Чехова, а ирония, по сути беззлобная, за которой скрывается тоска по идеалу. Даже Чичикова он называет хоть и не героем, но и не подлецом, а приобретателем. Таких приобретателей у нас сейчас, в эпоху дикого капитализма, очень много: "Приобретение – вина всего; из-за него произвелись дела, которым свет дает название не очень чистых".

Гоголь обличал, но и любил своих героев. Поэтизация жизни определила жанр произведения. "Мертвые души" – это первое подлинно великое произведение русской прозы золотого века, которое пришло позднее гениальных произведений русской поэзии, что в общем-то естественно, так как поэзия исторически предшествует прозе. Название Гоголем жанра "Мертвых душ" – поэма – многим казалось необычным, но свидетельствует о постепенности перехода от поэзии к прозе. Это ответ на пушкинский роман в стихах "Евгений Онегин". У Пушкина роман в стихах, у Гоголя поэма в прозе. Потом, после Гоголя, появятся полностью прозаические произведения Тургенева, Достоевского, Льва Толстого. То, что создал этот шедевр на русском литературном языке этнический малоросс, доказывает единство национального духа и культуры. Гоголю не пришлось переходить с одного языка на другой. Он творил на едином литературном языке всей России. Гоголь выразил неприкаянность, материальную неустроенность русского народа: "...точно, как будто бы мы до сих пор еще не у себя дома, не под родной нашей крышей, но где-то остановились бесприютно на проезжей дороге". "Мертвые души" называли и "апофеозом" и "анафемой" России. По этому поводу А. И. Герцен писал: "Видеть анотеозу смешно, видеть одну анафему несправедливо".

Перед Гоголем всегда стоял вопрос: "Что я должен сделать для тебя, Россия?" Во втором томе "Мертвых душ" он хотел представить образ положительно прекрасного человека, но сжег почти готовое произведение. Считается, что он не смог выполнить поставленную перед собой задачу. В одной из сохранившихся последних глав второго тома Гоголь показывает раскаяние Чичикова, но выглядит оно не очень натурально. Впоследствии Достоевский решит обе эти задачи: покажет раскаяние преступника Раскольникова в "Преступлении и наказании" и создаст образ идеального человека в "Идиоте".

Кончается второй том "Мертвых душ" поистине криком души автора, прорывающимся через слова персонажа:

"Дело в том, что пришло нам спасать нашу землю; что гибнет уже земля наша не от нашествия двадцати иноплеменных языков, а от нас самих; что уже мимо законного управленья, образовалось другое правленье, гораздо сильнейшее всякого законного. Установились свои условия; все оценено, и цены даже приведены во всеобщую известность. И никакой правитель, хотя бы он был мудрее всех законодателей и правителей, не в силах поправить зла как <ни> ограничивай он в действиях дурных чиновников приставленьем в надзиратели других чиновников. Все будет безуспешно, покуда не почувствовал из нас всяк, что он так же, как в эпоху восстанья народ вооружатся против <врагов>, так должен восстать против неправды. Как русский, как связанный с вами единокровным родством, одной и тою же кровью, я теперь обращаюсь <к> вам. Я обращаюсь к тем из вас, кто имеет понятье какое-нибудь о том, что такое благородство мыслей. Я приглашаю вспомнить долг, который на всяком месте предстоит человеку. Я приглашаю рассмотреть ближе свой долг и обязанность земной своей должности, потому что это уже нам всем темно представляется, и мы едва..."

На этом рукопись обрывается. Высокие, можно сказать, высокопарные слова, которые воспринимаются сейчас обычно скептически. Однако за ними стоит гений Гоголя и великая русская классическая литература.

Основная задача, которую Гоголь поставил перед собой в последний период жизни, – синтез искусства и религии. По существу, он отказался от собственно художественных произведений, поставив слово на службу духовному и нравственному совершенствованию человека. Л. Н. Толстой говорил по поводу книги Гоголя "Выбранные места из переписки с друзьями": "Я всеми силами стараюсь как новость сказать то, что сказал Гоголь" и назвал Гоголя "нашим Паскалем". Основные черты великой русской литературы: ее высокий нравственный строй, пророческий пафос и мессианство – были продолжены в творчестве Гоголя и последующих писателей.

Гоголь проявил себя в разных областях. Так, в начале 1830-х г. он написал статью "Об архитектуре нынешнего времени", которую можно считать своеобразным манифестом архитектуры эклектизма: "Город должен состоять из разнообразных масс, если хотим, чтобы он доставлял удовольствие взорам... Пусть в одной и той же улице возвышаются и мрачное готическое, и обремененное роскошью восточное, и колоссальное египетское, и проникнутое стройным размером греческое... Пусть разных родов башни как можно чаще разнообразят улицы". Это реакция на однообразное засилье классицизма. Гоголю принадлежит емкая характеристика архитектуры: "Архитектура тоже летопись мира; она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания".

Как последователь Н. В. Гоголя на поприще изображения "маленького униженного человека" начинал Ф. М. Достоевский.