О неудаче марксистского эксперимента в СССР

В последние три-четыре десятилетия левые, особенно коммунисты, оказались перед альтернативой: либо продолжать хранить верность своим идеологическим установкам и принципам и тем самым оказаться на обочине общественно-политической жизни, либо, согласившись с общепринятыми правилами игры, открыться в отношении остальных идеологических и политических течений и таким образом попытаться держаться на поверхности.

Однако, как показывает исторический опыт, любой жестко структурированный социально-экономический и общественно-политический проект, любая утопическая доктрина, по сути, подписывает себе смертный приговор, как только переходит на принципы открытости и терпимости в отношении других идейно-политических течений.

Об этом свидетельствует распад СССР, который стал одной из ключевых причин и одновременно проявлением широкомасштабного и глубокого кризиса левизны в современном мире – от коммунистических до социал- демократических и кейнсианских моделей общественного развития.

Этот крах и связанное с ним признание неудачи советского эксперимента выбили почву из-под многих течений общественно-политической мысли. Левизна и все без исключения левые идейно-политические течения оказались ввергнутыми в глубочайший кризис, хотя корни его в западных странах вызревали еще до распада СССР и окончания двухполюсного миропорядка. Об этом свидетельствует тот факт, что последние два-три десятилетия характеризовались неуклонным падением влияния левых движений и партий, в особенности коммунистов, в политической жизни развитых капиталистических стран.

В 30-е гг. XX в. и после Второй мировой войны успехи СССР в ликвидации безработицы и нищеты, введении социального законодательства, решении производственных задач на фоне Великого экономического кризиса в предвоенное десятилетие на Западе производили огромное впечатление на трудящихся всего мира.

В 1970-е гг. лозунги планирования, обобществления, централизации утратили привлекательность в свете очевидных трудностей, возникших в ходе строительства так называемого реального социализма. На Западе утвердилась смешанная экономика, органически сочетающая в себе различные элементы левизны, консерватизма и либерализма. В силу этого она приобрела открытость, гибкость и способность приспосабливаться к разным условиям.

В странах же восточного блока левый проект был реализован в "чистом" виде. Сама логика утверждения и сохранения этой "чистоты" диктовала постоянный крен в сторону централизации и огосударствления системы, ее унификации и закрытия. Поэтому естественно, что на рубеже 1970– 1980-х гг., когда сама левизна и ее детище – система государственного вмешательства на Западе – достигли предела своего развития и очутились в кризисе, на повестке дня встал вопрос об их ревизии и приспособлении к новым условиям.

На Востоке сама постановка вопроса ревизии или изменения системы не могла не расшатать ее основополагающие принципы, поскольку любое изменение могло быть осуществлено лишь в направлении, обратном огосударствлению, централизации и планированию. А последовательное движение по этому пути в итоге не могло не привести к открытости, плюрализму форм собственности и хозяйствования, децентрализации, разгосударствлению, приватизации и т.д. А эти принципы несовместимы с самой природой государственно-плановой экономики.

Иначе говоря, если на Западе кризис предусматривал просто оздоровление, отсечение устаревших, изживших себя узлов, то на Востоке речь могла идти уже о большем – изменении самих основ экономической системы.

Немаловажную роль в рассматриваемом контексте играла и природа советской политической системы, которая могла существовать только в условиях более или менее полной информационной и идеологической закрытости, т.е. фактической изоляции подавляющего большинства населения от процессов, разворачивающихся в остальном мире. Не случайно то, что эта система переживала нору своего наивысшего восхождения до начала 1950-х гг., когда в ней преобладали тоталитарные принципы государственного устройства.

Здесь, однако, надо сказать, что и в последующие два десятилетия в некоторых сферах, в частности в ВПК и освоении космоса, СССР достиг

грандиозных успехов. Тем не менее в технологической и социально-экономической сферах страна неуклонно вступала в стадию все более углубляющегося застоя.

Информационно-телекоммуникационная революция с каждым годом увеличивала проницаемость государственных границ для потоков информации и идей. "Глушение" западных радиовещательных компаний становилось все более дорогостоящим и к тому же малоэффективным делом. Дальнейшее стремительное развитие радио- и телекоммуникационных средств неумолимо ставило под сомнение возможность сохранения границ на замке в перспективе.

В результате на идеологическом и пропагандистском фронтах советская система начала сдавать одну позицию за другой. Стала очевидна неудача марксистско-ленинского эксперимента строительства коммунистического общества в одной отдельно взятой стране, причем стране сравнительно отсталой.

Иначе говоря, с неудачей марксизма-ленинизма и идеологического по своей сути советского государства была развенчана и коммунистическая утопия, или же, наоборот, с развенчанием утопии обрушилась и великая мировая держава. Проблема состояла в том, что для реализации поставленной цели на вооружение были взяты безжалостные, антигуманные средства.

Этот факт не мог не сказаться на судьбах как марксизма в целом, так и мирового коммунистического движения в частности. Продолжавшееся в течение всего послевоенного периода более или менее успешное развитие западных стран при очевидных трудностях реального социализма в СССР и странах народной демократии неуклонно подрывало устои марксизма. В результате возникли его новые версии, выступившие под названием "неомарксизм", сторонники которого пытались обновить учение, приспособить его к социальным и политическим реалиям XX столетия.

Главным в большинстве версий неомарксизма стало стремление отмежеваться от дискредитировавших себя идей революционной перестройки общества и сформулировать теорию марксизма "с человеческим лицом". Попыткой практической реализации этих установок стал так называемый еврокоммунизм, получивший распространение в 70–80-х гг. XX в. в ряде стран Западной Европы, особенно в Италии, Испании и Франции. Но распад СССР и окончательная дискредитация реального социализма предопределили и судьбу еврокоммунизма – к настоящему времени он практически остался достоянием истории.