Национализация и приватизация в России: век XX

Россия в XX веке пережила два крупных потрясения в сфере собственности: и национализацию, и приватизацию. Причём оба процесса в целом носили антинародный характер. Так, национализация (экспроприация), проведённая коммунистами после захвата власти в 1917 году, насильственно лишила миллионы трудолюбивых и активных россиян накопленной ими собственности (земли, домов, заводов, мастерских, магазинов и пр.). Среди экспроприированных оказались предприимчивые (и потому "капиталистые") крестьяне ("кулачьё", как презрительно называли их в СССР), фабриканты, купцы, инженеры, учёные и другие зажиточные слои общества.

Получилось прямо по Достоевскому: "У миллионов де́моса (греч. demos – народ)... на первом месте, во главе всех желаний, стоит грабёж собственников. ...Эти миллионы несчастных и слепых людей... наивнейшим образом думают, что именно через этот-то грабёж они разбогатеют и что в том-то и состоит вся социальная идея, об которой им толкуют их вожаки" (15-13,98). 1 2

Однако могло быть и того хуже, осуществись мечта большевиков о "мировой революции". Тогда грабёж собственников произошёл бы во всемирном масштабе и уже по Маяковскому, который в 1925 году грозил Америке: "Ишь – капитал! Ну и дома застроил. Всё отберём ни за пятак при социалистическом строе" (27-1,317).

В результате коммунистической национализации был уничтожен цвет российского предпринимательства – надежда будущего прогресса страны, а общество получило сверхцентрализованную^[1], забюрократизированную, неэффективную, дефицитную^[2] экономику с непомерно раздутой военной и тяжёлой промышленностью и крайне скудным потребительским сектором.

Люди, призванные коммунистами строить "светлое будущее", вполсилы работали на казённых заводах и фабриках, в "ничейных" сельских хозяйствах, получая уравнительную, мизерную оплату труда. У большинства не оказалось ничего своего (даже жильё, и то государственное), в то время как коммунистическая верхушка в одночасье создала для себя "светлое настоящее", распоряжалась "общественной" собственностью как своей и жила припеваючи.

Суровой для народа оказалась и широкая приватизация, или разгосуда́рствление, бывшей социалистической собственности в 1990-х годах. То был период окончательного крушения социализма и коммунистического господства, но в то же время этап острой политической борьбы между сторонниками тоталитарного^[3] и демократического государства, "командной" и рыночной экономики.

Дерущимся же политикам не до государственной мудрости, не до интересов страны и компетентного управления ею. Озабоченные самоустройством и групповыми идеологиями, они ввергли общество в раскол, беззаконие, в "демократическую" вседозволенность и "смрадную неразбериху" (Солженицын), допустив чиновничий произвол и самоуправство больших и малых начальников на местах. В своё время Салтыков-Щедрин назвал Министерство государственного имущества царской России "Департаментом расхищений и раздач" (35-1-18). Минуло более века, но воз, похоже и ныне там.

Короче говоря, приватизация 1990-х годов обернулась набором судорожных, непоследовательных, зачастую келейных мер с бесчисленными лазейками для злоупотреблений. Россия снова проявила себя как "надувательская земля" (Гоголь): демократия превратилась в "ворократию", а приватизация – в "прихватизацию" общей собственности кучкой бессовестных ловкачей. Большинство же россиян снова оказалось у разбитого корыта, утешаясь верой в библейскую мудрость: "алчных людей всегда губит взятое у других" (6-Пр 1:19).