Моя "она"

Она, как авторитетно утверждают мои родители и начальники, родилась раньше меня. Правы они или нет, но я знаю только, что я не помню ни одного дня в моей жизни, когда бы я не принадлежал ей и не чувствовал над собой ее власти. Она не покидает меня день и ночь; я тоже не выказываю поползновения удрать от нее, – связь, стало быть, крепкая, прочная... <...> За ее привязанность я пожертвовал ей всем: карьерой, славой, комфортом... По ее милости я хожу раздет, живу в дешевом номере, питаюсь ерундой, пишу бледными чернилами. Всё, всё пожирает она, ненасытная! Я ненавижу ее, презираю... Давно бы пора развестись с ней, но не развелся я до сих пор не потому, что московские адвокаты берут за развод четыре тысячи... Детей у нас пока нет... Хотите знать ее имя? Извольте... Оно поэтично и напоминает Лилю, Лелю, Нелли...

Ее зовут – Лень.

Другой стилистический прием экспрессивного обыгрывания местоимений состоит в употреблении их без конкретизирующих слов, что дает возможность читателю догадываться, как истолковать местоимение. См., например, в поэме С. А. Есенина "Анна Снегина": Ну, сядем. Прошла лихорадка? / Какой вы теперь не такой!.. Выделенное местоимение можно заменить различными определениями: не прежний; не такой, как мне хотелось бы, не такой, каким я вас себе представляла, и т.д. За указательными местоимениями в подобных случаях нередко стоит значение высшей оценки проявления качества: Расскажи мне что-нибудь такое / Про твою веселую страну (С. Есенин). Или, напротив, подразумевается резко сниженная оценка (в разговорной речи): Кто на тебя на такую посмотрит!; Это тот еще язык! В последнем случае местоимения выполняют функцию эвфемизмов.

В иных случаях, когда употреблению местоимения сопутствует его содержательная конкретизация, появление экспрессивной окраски у указательных слов обычно связано с использованием их для актуализации той или иной части высказывания. Наиболее последовательно это наблюдается при "местоименном удвоении" с привлечением указательных местоимений: Ах, Виктор! Этот всегда выйдет сухим из воды, Маргарита, та хоть старается.

Целям усиления подчеркивания того или иного слова служат вопросительно-относительные местоимения:

Не странно ли? сын Курбского ведет / На трон, кого? да – сына Иоанна (А. Пушкин); "Господи владыко!" – простонал мой Савельич. – "Зайчий тулуп почти новешенький! и добро бы кому, а то пьянице оголелому!" (А. Пушкин).

Аналогичную усилительную роль выполняют местоимения и в такого рода конструкциях: Сей неизвестный собиратель был не кто иной, как Мериме.

Особой экспрессией наполняются вопросительные местоимения и местоименные наречия в риторических вопросах, являясь сильным средством привлечения внимания читателя, собеседника к выделяемому предмету: Что день грядущий мне готовит?; Куда, куда вы удалились, / Весны моей златые дни? (А. Пушкин). В вопросах, на которые автор сам же дает ответ, местоимения выступают средством актуализации называемого далее понятия: Что слава мира?., дым и прах; Кого ж любить? Кому же верить? <...> Любите самого себя (А. Пушкин). Особенно эмоциональны те вопросительные предложения, за которыми угадывается скрытое отрицание: Что я еще могу сказать? (А. Пушкин); Кто же сердце мое порадует? / Кто его успокоит, мой друг? (С. Есенин). В подобных конструкциях вопросительные местоимения как бы удваивают свое значение, выражая риторический вопрос и подсказывая отрицательный ответ.

Для стилистического анализа интересны неопределенные местоимения, которые на фоне всех остальных выделяет семантическая исключительность: их значения никогда до конца не выявляются в контексте. См., например, в произведениях А. С. Пушкина: Когда б не смутное влеченье / Чего-то жаждущей души..:, Однако ножка Терпсихоры / Прелестней чем-то для меня. Если личные и притяжательные местоимения выступают средством субъективации авторского повествования, как бы "приближают" описываемое, то неопределенные местоимения, напротив, способствуют "отдалению" предметов и событий, о которых идет речь:

[Степан Трофимович Верховенский] успел напечатать... начало одного глубочайшего исследования – кажется, о причинах необычайного нравственного благородства каких-то рыцарей в какую-то эпоху или что-то в этом роде. По крайней мере, проводилась какая-то высшая и необыкновенно благородная мысль. <...> Прекратил же он свои лекции потому, что перехвачено было как-то и кем-то... письмо к кому-то с изложением каких-то "обстоятельств" вследствие чего кто-то потребовал от него каких-то объяснений... (Ф. Достоевский).

Настойчивое повторение местоимений (как в примере) заставляет усомниться в достоверности информации, настолько нереальным представляется скрытое в них значение. Однако в иных случаях присущее неопределенным местоимениям значение неясности, неизвестности создает вокруг них экспрессию таинственности, загадочности, что ценят поэты:

Есть минуты, когда не тревожит

Роковая нас жизни гроза.

Кто-то на́ плечи руки положит,

Кто-то ясно заглянет в глаза...

(А. Блок)

Отсутствие содержательной конкретизации неопределенных местоимений в контексте способствует развитию у них разнообразных оценочных значений. Чаще всего они получают негативную окраску, передавая пренебрежение:

Тут непременно кругом растет дрок (непременно дрок или какая-нибудь такая трава, о которой надобно справляться в ботанике). При этом на небе непременно какой-то фиолетовый оттенок, которого, конечно, никто никогда не примечал из смертных... (Ф. Достоевский).

Введение в текст неопределенных местоимений может быть вызвано и нежеланием собеседников назвать конкретное лицо, которое им хорошо известно: Кое-кто будет не рад этому, Кто-то сейчас злится, узнав о вашем успехе. Подобное употребление местоимений придает им значение, близкое к эвфемизмам.

Особую экспрессивную нагрузку получают неопределенные местоимения, используемые в контексте как символы понятий, лишенных реальной ценности, ничего не значащих для говорящего:

Проснуться было так неинтересно,

настолько не хотелось просыпаться,

что я с постели встал,

не просыпаясь,

умылся и побрился,

выпил чаю,

не просыпаясь,

и ушел куда-то,

был там и там,

встречался с тем и с тем,

беседовал о том-то и о том-то,

кого-то посещал и навещал,

входил,

сидел,

здоровался,

прощался,

кого-то от чего-то защищал,

куда-то вновь и вновь перемещался,

усовещал кого-то

и прощал,

кого-то где-то чем-то угощал

и сам ответно кем-то угощался,

кому-то что-то твердо обещал...

(Ю. Левитанский)

Здесь местоимения и скрытые за ними понятия, по сути, заполняют пустоту: то, что происходит в жизни лирического героя, не представляет никакой ценности.

В работе писателя над языком произведения местоимениям уделяется значительное внимание. Требование точности речи, борьба с многословием обязывают автора удалять в тексте те местоимения, которые не выполняют информативной и экспрессивной функции. М. Горький, шлифуя слог одного из молодых литераторов, подчеркивал, что слова как-то, что-то, почему-то надо употреблять лишь в крайних случаях: "Авторы должны знать, как, что и почему,.."^[1]

Анализируя авторскую правку известных русских писателей, можно привести убедительные факты исключения из текста подобных местоимений и замену их точными определениями. Так, в поэме Н. А. Некрасова "Русские женщины": Достались вы ему / С богатством, с именем, с умом, / С такою красотой – последние слова в рукописи зачеркнуты, вместо них вписано: С доверчивой душой. В предложение: Какой-то тусклый и сырой / Пред нею коридор внесено исправление: Пред нею длинный и сырой / Подземный коридор.

Можно проиллюстрировать и случаи отказа от точного наименования предмета и предпочтение автором местоимения, если оно в контексте получает стилистическую нагрузку. Например, известная пушкинская фраза из "Медного всадника" сначала звучала так: На берегу Варяжских волн / Стоял глубокой думы поли / Великий Петр. Однако поэт зачеркнул имя собственное; вместо него было вписано: царь, затем муж, и наконец поэт остановился на местоимении, которое, будучи употреблено без конкретизирующих существительных, в контексте звучит более значительно, торжественно: На берегу пустынных волн / Стоял он, дум великих полн...

Работая над "Станционным смотрителем", Пушкин несколько раз возвращался к сцене, которая в окончательной редакции обрела такой вид:

Потом, сунув ему что-то за рукав, он [Минский] отворил дверь, и смотритель, сам не помня как, очутился на улице. Долго стоял он неподвижно, наконец увидел за обшлагом своего рукава сверток бумаг; он вынул их и развернул несколько пяти и десятирублевых смятых ассигнаций.

Здесь соотношение неопределенное/определенное передается благодаря искусному введению местоимения: дан ряд что-то – сверток бумаги – несколько ассигнаций. Однако такой выразительности речи удалось достигнуть не сразу. В первой редакции было: Потом, взяв несколько ассигнаций, сунул он мне за обшлаг; во второй редакции: Потом, взяв со стола несколько ассигнаций, сунул он мне их за рукав. И только в окончательной редакции изложение объективируется благодаря использованию местоимения. О том, насколько важно это было для А. С. Пушкина, свидетельствует его правка.