Молодость и проблема поколений

Одна из интереснейших и вместе с тем малоизученных проблем, связанных с развитием личности в молодости, – проблема сопряжения жизни человека как представителя такой большой группы, какой является молодежь, с судьбой поколения, которое также можно рассматривать как особую большую группу, имеющую свои закономерности формирования, строения, функционирования. По мнению исследователя этой проблемы А. В. Толстых, именно возраст молодости является решающим, и в этом смысле критическим, как для формирования поколения, так и для становления личности человека, чья жизнь оказывается (или не оказывается) сопряженной с жизнью поколения^[1].

Понятие "поколение" имеет фундаментальный характер для всей возрастной психологии. Как отмечал Б. Г. Ананьев, жизненный путь человека – это история формирования, развития личности в определенном обществе, современника определенной эпохи и сверстника определенного поколения. Различия между поколениями и в то же время преемственность поколений – это механизм взаимосвязи между индивидуальным временем развития личности и социально-историческим контекстом развития.

Долгое время исследователи видели в факте смены поколений не более чем проявление некоего общего закона исторической ритмики, что было вполне в русле социал-дарвинистских и биологизаторских взглядов. К. Маннгейм (1928) впервые попытался рассмотреть конкретные поколения в их "историкосоциальном пространстве" как часть "ограниченного исторического периода времени": подрастающее поколение имеет всегда иной жизненный опыт, чем старшие поколения, так как он приобретается в иное историческое время. В начале 1970-х гг. Б. Буххофер, Й. Фридрикс и Г. Людтке (1970) предприняли первую после К. Маннгейма попытку ревизии понятия "поколение", конкретизируя его посредством операциональных критериев. Отталкиваясь от модели К. Маннгейма, они пришли к выводу, что для установления связи между возрастом и поколением, поколением и поколением, поколением и социальными преобразованиями возраст является комплексным критерием социальной структуры развитого индустриального общества; существует высокая степень корреляции между переменными возраста и социологическими переменными.

К. Маннгейм полагал, что феномен поколений является одним из главных факторов, способствующих зарождению динамики исторического развития в области культуры. По сути дела, о том же писал и один из выдающихся умов XX в. испанский философ Хосе Ортега-и-Гассет, который утверждал, что поколение является основным понятием истории. Он выдвинул концепцию "поколенческого метода", рассматривая историю общества как результат борьбы поколений, сменяющих друг друга у руля управления социальной системой.

Австро-американский психолог О. Ранк утверждал, что социальный прогресс базируется в основном на противоположности между двумя поколениями. Здесь налицо попытка представить конфликт поколений как центральный в современном обществе, коренящийся в биологической природе человека. Эта идея, безусловно, монтируется с ключевыми положениями классического психоанализа и его современными модификациями. З.Фрейд писал: "То, что началось в отношении отца, нашло завершение в отношении к группе". Неофрейдист Г. Маркузе продолжает эту мысль: "В эдиповой ситуации не личности, а поколения (соединенные генетически) стояли друг против друга... Через борьбу с отцом и матерью как личностными целями любви и агрессии более молодое поколение вступало в жизнь"^[2].

Названные теоретики правы в одном: противоречия между поколениями – реальный мотив человеческой истории. Причем противоречия эти особенно обостряются в периоды социальных кризисов, в моменты крушения "незыблемых" общественных идеалов. Однако не менее важно и то, что противоречия между поколениями – это одновременно и момент их преемственности. Одно без другого просто не существует. Иначе история, культура предстали бы как нескончаемая цепь деградации человеческого рода. Каждое поколение, с одной стороны, продолжает унаследованную деятельность при совершенно изменившихся условиях, а с другой – видоизменяет старые условия посредством совершенно измененной деятельности. Осуществляется то, что отечественный философ Ф. Т. Михайлов назвал "способом наследования (воспроизведения в новых поколениях) именно человеческого образа (или вида) жизнедеятельности".

По мнению А. В. Толстых, в новейшей истории России тема поколений наиболее остро проявилась, начиная с конца 50-х гг. прошлого века. До этого возрастная система была линейно-ступенчатой, поэтому говорить о поколениях применительно к российской истории 1920–1940-х гг. не приходится. В этот период возрастные когорты, построенные "в затылок" друг другу, сменялись в ходе "социализации" путем последовательного движения по социальной лестнице. Поэтому, кстати, и возрастные периодизации (особенно социологические) строились по логике движения по социальной лестнице: детсад, школа, армия и т.д. Этому же была подчинена и идеологически оформленная система "жизненного успеха", номенклатурного и карьерного роста: октябрята, пионеры, комсомольцы, молодые коммунисты, коммунисты, старые коммунисты. Выделить в этом континууме возрастного движения поколенческие разломы было практически невозможно, поскольку между старшими и младшими, дедами, отцами, сыновьями и внуками существовало известное единомыслие, обеспечивавшее то, что казалось "преемственностью поколений", а на самом деле было выражением отсутствия поколенческих образований как таковых.

Специфика современного этапа развития российского общества состоит в том, что мы живем в переходную эпоху от не дифференцированного, линейно-ступенчатого типа возрастной системы к поколенческой структуре общества. Переходный характер времени обусловливает выраженность в реальной жизни признаков обеих систем. Разрушенная в каких-то своих базовых чертах система пошагового возрастного продвижения по социальной лестнице (чиновничество, военные) во многом сохранилась и воспроизводится в современных структурах управления и властеосуществления, но уже потеряла жесткие возрастные рамки. С другой стороны, такие явственные примеры поколенческой структуры общества, как подростковая и молодежная субкультура, резкое расхождение во взглядах на коренные вопросы жизни у старших и младших, известный межвозрастной антагонизм – чаще всего описываются и комментируются в апокалипсических тонах ("распалась связь времен"). Вместе с тем речь идет просто о другом (складывающемся) способе осуществления возрастной динамики общества и обустройства этой общественной жизни вообще. Уходит в небытие доставшаяся нам от традиционного общества передача "эстафетной палочки" (основные жизненные и трудовые навыки, базовые ценности и образцы отношений и пр.) по возрастной лестнице – дед, отец, сын, внук.

В современном технологическом, информационном обществе процесс простого воспроизводства базовых знаний явно сжимается перед острой необходимостью революционных, творческих, инициативных решений, которые становятся уделом молодых поколений. Известный факт акселерации истории создает ситуацию, когда внутри актуально живущей популяции наблюдаются сразу два и больше поколенческих разломов, связанных с парадигматическими изменениями в области производства, общественной и семейной жизни.

В свое время М. Мид убедительно показала, как постфигуративный тип культуры, свойственный традиционным обществам, проповедующим передачу опыта от старших к младшим, в ходе прогресса цивилизации сменяется конфигуративной культурой обществ, ориентирующихся на равных по опыту и возрасту (при этом влияние родителей уравновешивается влияниями сверстников). И наконец, в наше время начинает прогрессировать префигуративная культура, ориентированная, главным образом, на будущее (то, что предстоит сделать молодым, "важнее", чем прошедший опыт, который видится и недостаточным, и даже вредным)^[3].

Вместе с тем, как полагает А. В. Толстых, то, что описано выше как современное состояние поколений в России, есть их явная асинхронность, т.е. потеря единых оснований для взаимодействия. Асинхронизм поколений представляет собой негативное, общественно опасное явление, поскольку реально мешает консолидации общества, вредит его эмоциональному климату, продуктивности ведущихся дискуссий.

Отталкиваясь от вышесказанного, можно увидеть следующую логику формирования и самоопределения поколений.

Поколение формируется в детском возрасте как ответ на обращения старших поколений в их разнообразной форме (система воспитательных усилий, ценности и традиции, образ жизни, мода и т.д.). Именно в детские годы близкие возрастные когорты, объединенные сначала в детсадовские группы, затем – в школьные классы, как бы "облучаются" единым потоком, получая столь же единый импульс обратного (или встречного) обращения к старшим поколениям. Оно часто носит характер нигилизма, отторжения, неприятия ценностей и образа жизни старших, обращение младших к старшим является более стихийным, рефлекторным, нежели сознательным актом. Более того, в стабильные периоды развития общества характер взаимоотношений младших и старших может носить вполне идиллический характер передачи/приема жизненного опыта.

Реальное самоопределение поколения происходит с его вхождением в фазу активной социальной жизни, в период молодости, когда смежные возрастные когорты, объединенные в детстве и юности общим восприятием обращения старших возрастных когорт, сознательно декларируют себя как самостоятельная сила.

После пика активности поколение, как правило, переходит в форму "ино-бытия": теряет жестко очерченные возрастные границы и сохраняется в основном как общность ценностей, норм и установок, ставших традициями ("пятидесятилетние").

В этой логике и терминологии поколенческие структуры нуждаются в синхронизации как в некоторой культурной форме обеспечения продуктивности диалога и взаимодействия людей разных поколений. Синхронизировать поколения может некий внешний фактор (военная угроза или война, экологическая катастрофа и т.д.), однако это будет скорее квазисинхронизация, ибо межпоколенческие споры будут не столько разрешены, сколько отложены перед лицом общего врага или угрозы.

Реальная синхронизация нуждается в механизме трансцендирования поколенческих структур за рамки своих базовых форм личности, такого самоопределения, которое было бы одновременно и адекватным обращением к оппонирующей возрастной структуре.

X. Ортега-и-Гассет отмечал, что поколение – не горстка выдающихся личностей и не масса одногодок-ровесников, а своего рода динамический комплекс между индивидом и массой, качественно новая сила, без которой нет субъекта исторической деятельности. Он сравнил поколение с караваном, в котором идет пленный, но одновременно втайне свободный и удовлетворенный человек, "верный поэтам своего возраста, политическим идеям своего времени, типу женщин, торжествовавших в дни его юности, и даже походке, к которой он привык в свои двадцать пять лет"^[4].