Модернизация и "хорошее общество"
Противники глобализации (антиглобалисты) часто отождествляют глобализацию с вестернизацией, а то и американизацией, т.е. навязыванием другим странам западных культурных ценностей, политической демократии, лишением людей и обществ исторической памяти.
Очевидно, такие оценки связаны с различными уровнями и темпами экономического, социального и политического развития стран. В этом плане впечатление вестернизации связано с более успешными экономиками, более высоким уровнем качества жизни, достигнутым исторически раньше других странами Западной Европы и севера Америки. Поэтому глобализацию более уместно было бы связывать с процессом модернизации – формированием индустриального и постиндустриального (информационного) общества.
В истории можно выделить несколько волн (этапов) модернизации, втягивающей все большее количество стран, задавая темп и ОГЛАВЛЕНИЕ глобализации (рис. 10.2).
Рис. 10.2. Этапы модернизации
Показательно, что первые три волны модернизации относились к странам протестантским. На следующих этапах в этот процесс втягивались преимущественно католические страны, а затем и конфуцианские, православные. Однако конфессиональный фактор чем дальше, тем все больше смазывается и нивелируется. Главным становится ориентация на экономическое развитие, наукоемкое производство и научно-технический прогресс, качество жизни, заботу об окружающей среде, урбанизм, активизацию значимости личности, развитие человеческого капитала, самореализацию человека.
Д. Норт причины преуспевания Европы по сравнению с Китаем или исламским миром связывает с рядом особых обстоятельств. Сыграли свою роль географические, военные, демографические и чисто экономические факторы конца эпохи Средневековья. Западу были одновременно присущи единство и разнообразие. Единство связано с греко-римской цивилизацией (мифология, философия, римское право) и, самое главное, с христианством как религией, которая формировала единые убеждения, единые координаты мышления. Политическое разнообразие создавало конкурентную среду, в рамках которой происходили поиск и отбор более успешных моделей. В городах Италии и Бенилюкса происходит развитие банковских инструментов (переводной вексель, дисконт) и морского страхования, способствующих торговле. Затем рост производительности наблюдается в Нидерландах и Англии по сравнению с Францией и тем более с Испанией. Создаются стимулы для деятельности, повышающей производительность. Принципиальное значение имело распространение институтов права и механизмов по сдерживанию одностороннего принятия решений: разделение властей обеспечивает динамическую устойчивость государственной системы.
Внешние угрозы от викингов, гуннов и сарацинов также повлияли на уникальность Запада. В результате этой угрозы усилились города, что сопровождалось ростом торговли. Дополнительный импульс получило развитие "военной технологии", что способствовало укрупнению политических единиц. Демографический спад привел к распространению рыночных принципов в сельском хозяйстве. Кроме всех перечисленных факторов особое внимание Д. Норт уделяет формированию поведенческих установок, способствующих безличному обмену. Структура убеждений христианства (такие ценностные установки, как дисциплина и индивидуализм) при определенных условиях благоприятствовала экономическому росту. Норт полагает, что еще более важно проследить связь между поведенческими установками и специфическими институтами экономики: особый географический, экономический и институциональный контекст западного Средневековья давал уникальный опыт для подобных адаптаций.
Хотя исторически модернизация в ее индустриальной фазе началась на Западе, сам факт модернизации не означает вестернизацию. Сейчас но многим показателям индустриализации передовые позиции заняла Восточная Азия. Тем более поверхностной и оценочно-идеологически анагажированнной выглядит оценка модернизации как американизации. Так, в сфере культурных изменений США не были и не являются мировым лидером, хотя создают всяческие условия для развития традиционного и классического искусства, музейного дела. США демонстрируют, пожалуй, наибольшую приверженность традиционным и религиозным ценностям среди стран цивилизационного фронтира. И отнюдь не являются эталоном в этом плане для других стран, которые как в результате индустриальной, так и постиндустриальной модернизации не становятся похожими на США.
Утверждение ценностей самовыражения превращает модернизацию в общий процесс человеческого развития, ведущий к формированию гуманистического общества нового типа, в котором освобождение личности реализуется по многим направлениям – от гендерного и прочего равенства до укрепления прав человека в целом. Модеризация не просто содержит гуманистическую тенденцию, она является исторической формой гуманизации социально-политической жизни, реализуя главную черту феномена "человек" – способность самостоятельно принимать решения и действовать.
Современный мир достиг невиданного уровня качества жизни, уровня медицины, средней продолжительности жизни. Такие результаты достигнуты не только за счет рыночной экономики, обеспечивающей накопление капитала. Капитализм с его свободой рынков, включая рынок труда, превратил капитал в самоцель, когда капитал порождает капитал и цель развития сводится к накоплению капитала (росту капитализации). Но что дает возможность самого накопления? Марксова теория прибавочной стоимости как ренты и возрастания эксплуатации рабочей силы такого практически экспоненциального роста экономики только за последнее столетие объяснить не в состоянии. Кейнсианство учит только перераспределять произведенное, ограничивая будущее новых поколений. Институционализм дает представление об условиях развития, но не его источнике.
Ни труд, ни эксплуатация, ни накопление объяснить такой рост экономики и благосостояния не могут. Очевидно, за развитием экономики стоят более глубокие причины, на которые указывает даже непосредственный обыденный опыт. Речь идет о радикальном изменении культурной среды, образа жизни. И за всеми этими изменениями в производстве, быту, транспорте, коммуникации стоят инновации – идеи, осуществленные в условиях рынка. Колоссальный взлет современной цивилизации связан именно с инновациями, прошедшими рыночную апробацию. А инновации – это не накопление и эксплуатация, это даже не институты, рынки и собственность, которые являются только условиями возникновения инноваций.
Институты, нормы и ценности не порождают новое, они не выводят к принципиально новому опыту, не открывают новые горизонты. Культура, нормы, институты – наоборот – стандартизируют жизнь, задают ей определенные рамки и правила. Институты не ради институтов, а ради чего-то и для чего-то. Обнаруживать новые решения, выходить за рамки привычного, предлагать, порождать инновации могут только люди, наделенные сознанием, способностью трансцендировать за рамки привычного имманентного мира. Именно люди, а не институты и капитал делают научные открытия, технические изобретения, инженерные конструкции и аппараты, радикально меняющие жизнь, раздвигающие горизонты человеческих возможностей.
Институты могут поддерживать и даже стимулировать человеческую свободу, творчество, давая возможность им пройти рыночную апробацию (и уже как следствие способствовать росту капитала), но могут и мешать этому, создавая барьеры. В этом принципиальная важность их роли.
В каком-то смысле даже интеллектуальная собственность и авторское право могут тормозить распространение инноваций. И ОГЛАВЛЕНИЕ любой модернизации, любого социального развития – это освоение передовых практик, эффективного опыта, развитие науки и образования, формирование на этой основе новой элиты. Поэтому если говорить о капитале, то накопление человеческого и социального капитала оказывается важнее накопления капитала финансового. Япония, Сингапур, Корея, Тайвань, Китай совершили колоссальный скачок за счет освоения чужого опыта, по цивилизационный фронтир проходит там, где личность может наращивать свой человеческий капитал, имеет максимальные возможности самореализации.
Культура не некий побочный продукт развития экономики, не "непроизводственная сфера", финансируемая по "остаточному принципу". Многолетняя международная исследовтельская программа "Культура тоже имеет значение" показала отчетливую зависимость экономического развития от культуральных факторов. Общественные блага, социальные ценности и нормы составляют социальный капитал, который невозможно продать, как и главные жизненные ценности – любовь, дружбу, детей. Да и товары, выводимые на рынок для продажи, покупаются для чего-то. Даже всеобщий эквивалент – деньги – не могут быть самоценностью, а имеют значение для чего-то. И всегда это "что-то" связано с каким-то личностным развитием, самореализацией.
Рассмотренный вектор модернизации вызвал к жизни концепцию "хорошего общества", которая рассматривается как альтернатива образам "идеального общества", представленным различными идеологиями. В каком-то смысле эти идеальные образы также выражают представление о целях общественного развития, но концепт "хорошего общества" ориентирует не на некий идеал, а скорее на процесс постоянного повышения качества жизни в соответствии с цивилизационными возможностями. В этом плане "хорошее общество" можно уподобить некоему цивилизационному фронтиру, раздвигающему границы цивилизации.
"Хорошее общество" можно понимать в субъективном и объективном планах. В субъективном плане это удовлетворение качеством жизни, переживание такого удовлетворения. Если такие представления отождествлять с представлениями о счастье, то речь может идти о построении общества счастливых людей. Учитывая же, что счастье – предельно субъективное кратковременное переживание, то такое понимание вряд ли конструктивно в политическом плане. Так же как и идеал установления общества "всеобщего и вечного счастья". В более мягком варианте субъективное понимание "хорошего общества" давал "основной закон социализма" (регулярно воспроизводившийся в документах съездов
КПСС) – как все возрастающее удовлетворение все возрастающих потребностей. При всей его социалистической риторике суть такого понимания не выводит за рамки рыночного консьюмеризма, и современное общество массового потребления может рассматриваться как уже реализовавшее эту установку, а тем самым и такое представление о "хорошем обществе".
В объективном плане концепция "хорошего общества" представляет собой систему показателей уровня развития и качества жизни, которые могут выстраиваться в рейтинги, лидеры которых могут рассматриваться ориентирами, задающими вектор развития.
По мнению Р. Флориды, постиндустриальная модернизация коренным образом меняет экономическую стратегию с максимального повышения уровня материального уровня жизни на изменение самого образа жизни, когда главным критерием "хорошей жизни" делается не количество вещей, а "качество впечатлений".