Модели распределения

Прежде чем представить обзор претендующих на моральную оправданность распределительных моделей (формул, шаблонов), необходимо сделать предварительное замечание, касающееся статуса понятия "равенство" в теории справедливого распределения. Хотя этическое равенство между людьми выступает в качестве исходного основания общественной морали и социальной этики, далеко не все концепции распределительной справедливости принято назвать эгалитаристскими. Это связано с тем, что равенство является не только ценностным основанием, но и практическим распределительным принципом. Термин "эгалитаризм" относится лишь к тем теориям справедливости, которые признают равенство именно в этом качестве. Однако следует иметь в виду, что и такого признания может оказаться недостаточно, поскольку равное распределение может рассматриваться как единственный, доминирующий или же равноправный по отношению к другим принцип. Отсюда вытекает возможность придавать термину "эгалитаризм" еще более узкий смысл.

Итак, каковы же формулы, по которым определяются справедливые доли отдельных получателей благ? Значительная их часть связана с попытками найти оптимальное сочетание двух противостоящих друг другу принципов: принципа распределительного равенства и принципа увеличения обеспеченности благами. Такие попытки сформировали целый веер полемизирующих между собой нормативных теорий. Они выстраиваются в своего рода континуум от строгого, или простого, эгалитаризма до концепций суммированной и индивидуальной обеспеченности. Очевидные недостатки крайних позиций заставляют социальных этиков искать и обосновывать компромиссные подходы.

Строгий эгалитаризм редко оформлялся в виде самостоятельной теории, однако, он выступает как точка притяжения и отталкивания для менее радикальных концепций. Лишь в практике некоторых социальных движений и в идеальных моделях, создаваемых критиками идеи распределительного равенства, принцип "всем поровну" получает статус абсолютного. Это связано с тем, что строгий эгалитаризм ведет к практическим выводам, которые находятся в противоречии с общераспространенным чувством справедливости. Он должен был бы рассматривать в качестве одиаково оправданных с моральной точки зрения равное распределение, которое сопровождается голодом и лишениями, и равное распределение, предоставляющее возможность поддерживать высокий уровень потребления ("равенство в нищете" и "равенство в богатстве"). И даже более того, строгий эгалитаризм должен был бы одобрять любые меры по негативному уравниванию долей, т.е. достижению равенства за счет уменьшения долей более обеспеченных членов общества, даже если это не ведет к улучшению положения менее обеспеченных. Именно эти следствия строгого эгалитаризма, противоречащие моральной интуиции и точно соответствующие такому эмоциональному импульсу, как зависть, заставляют теоретиков искать компромисс между равенством и уровнем обеспеченности благами.

Похожая ситуация складывается и на другом полюсе нормативного спектра, где находятся концепции, апеллирующие к принципу обеспеченности. Этот принцип может пониматься двояко: в перспективе суммированной обеспеченности общества и в перспективе индивидуализированной обеспеченности каждого его члена. В первом случае справедливой считается такая индивидуальная доля, которая порождается социально-экономической системой, позволяющей обществу получить максимально возможное количество основного распределяемого блага. Если под таким благом понимается благосостояние, то перед нами утилитаристская теория распределения. Она выступает в качестве основы современной экономики всеобщего благосостояния и такой методики принятия решений, как анализ коллективных выгод и затрат. Этот подход, подобно строгому эгалитаризму, противоречит чувству справедливости, поскольку, отталкиваясь от фундаментального равенства, ведет к потенциальному одобрению шокирующих неравенств. В его перспективе, например, оказывается оправданной нищета отдельных групп населения, если ее сохранение причинно связано с экономическим процветанием общества в целом.

Изнутри концепции суммированной обеспеченности такому выводу препятствуют два этических соображения, но оба они не в состоянии его предотвратить. Во-первых, осуществляя суммирование, необходимо учитывать убывание значимости дополнительных порций определенного блага, передаваемых одному и тому же получателю (в утилитаризме - убывание предельной полезности). Одна буханка хлеба, переданная сытому и имеющему большие продуктовые запасы человеку, имеет иную значимость в рамках итогового расчета суммированного благосостояния, чем буханка отданная голодному и нищему. Однако наличие такого эквивалента самых разных благ и желаемых видов опыта, как деньги, заметно уменьшает силу подобного аргумента. Дополнительная порция денег всегда может быть трансформирована в опыт, который является в достаточной степени новым, чтобы вызывать существенное чувство удовлетворения. Во-вторых, в качестве критерия можно использовать не суммированную обеспеченность благами всех членов общества, а усредненную обеспеченность. Однако этот теоретический ход блокирует лишь один сомнительный с точки зрения чувства справедливости способ увеличения полезности. Он не позволяет принимать в расчет ее прирост, возникающий за счет простого увеличения населения при сохранении низких показателей потребления. Другие же недостатки данного подхода сохраняют свою силу.

Они легко могут быть преодолены, если в центре внимания теории справедливого распределения окажется не суммированный, а индивидуализированный уровень обеспеченности, если будет провозглашен запрет на принесение в жертву благополучия одного человека ради благополучия других. Этому подходу соответствует принцип В. Парето, в соответствии с которым одна система распределения благ будет лучше (справедливее) другой только в том случае, если при переходе к ней кто-то улучшает свое положение и никто не ухудшает его. Принцип В. Парето приветствует увеличение суммированной обеспеченности благами, но строго ограничивает средства его достижения. Он полностью блокирует возможность негативного уравнивания. Однако наряду с этим принцип имеет слишком сильную тенденцию к сохранению социального "статус кво" вне зависимости от того, насколько неравным или непродуктивным является сложившаяся система распределения. Запрет на ухудшение положения любого из членов общества блокирует не только негативное уравнивание, но и большинство возможностей перехода к относительно более равному или более продуктивному состоянию общества.

Итак, три охарактеризованных выше позиции имеют свои неискоренимые недостатки, поскольку односторонне опираются на какую-то одну из социально-этических ценностей, имеющих отношение к сфере распределения ресурсов. Выходом из подобного тупика может стать позиция, построенная на основе уравновешивания этих ценностей - осуществление своего рода обменов равенства на обеспеченность и наоборот. Однако само по себе провозглашение необходимости обменов недостаточно для создания комплексной теории распределительной справедливости. Последняя предполагает наличие более или менее строгих правил, по которым уравновешиваются экономическая производительность общества и масштаб неравенств. К такой определенности приближаются формулы, подобные "принципу различия" Дж. Ролза ("правилу максимина"). Он гласит, что распределительные неравенства являются справедливыми, "если и только если они работают как часть схемы, которая улучшает ожидания наименее преуспевших членов общества". Отсюда следует, что неравенства, возникающие как следствие существования частной собственности и рыночной экономики, могут быть оправданны, если наименее обеспеченные граждане будут при этом иметь большую долю первичных благ, чем каждый гражданин в системе централизованного производства и уравнительного распределения. При этом благотворность разных экономических систем для наименее преуспевших должна доказываться эмпирически.

В современной теории справедливости возникло предположение, что принцип различия в действительности не является правилом, упорядочивающим компромисс между равенством и обеспеченностью. По мнению ряда теоретиков, он выражает всего одну социально-этическую ценность, противостоящую как равенству, так и увеличению обеспеченности. Эта ценность - приоритет интересов наименее обеспеченных членов общества. Дж. Ролз мог использовать обозначение "эгалитаризм" для своей позиции только потому, что идея равенства является важной составляющей договорного обоснования принципа различия. В силу этого обстоятельства, его подход правильнее именовать "теорией приоритета" (приоритарианизмом). В числе распределительных формул, связанных с приоритетом интереса наименее преуспевших, присутствует не только правило максимина, но и правило лексимина, предполагающее, что если в определенной ситуации невозможно улучшить положение группы наименее преуспевших, но существует возможность сделать это в отношении следующей по шкале "социальной неудачливости" группы, то реализация такой возможности будет справедливой. Очевидным недостатком теории приоритета служит то ее следствие, что даже тривиальные и малозаметные приобретения наименее преуспевших сохраняют однозначный приоритет по сравнению со значительными приобретениями других имущественных групп.

Еще одним способом решить дилемму равенства и обеспеченности является теория достаточной обеспеченности благами. Как и теория приоритета, она настаивает на том, что построить согласованную концепцию справедливого распределения можно только за счет коренного переосмысления идеи распределительного равенства. Однако понятие "наименее преуспевшие члены общества" не может стать ключом к такому переосмыслению. Решая вопрос об обеспечении человека справедливой долей, необходимо обращать внимание не на разницу между уровнями потребления и даже не на то, что кто-то является аутсайдером в социальной лотерее, а на то, что в обществе есть люди, чей уровень потребления опускается ниже определенной минимальной планки. Их доля в общественном достоянии не позволяет им полноценно удовлетворять набор основных потребностей человека, и именно в этом состоит подлинная распределительная несправедливость. Основные затруднения этой теории таковы: определение минимального уровня обеспеченности теми или иными благами не опирается на какую-то очевидную методологию; уровень достаточного потребления неуниверсален (зависим от культурных условий и традиций общества) и постоянно оспаривается как донорами, так и получателями благ.

Наряду с уже охарактеризованными распределительными моделями существуют нормативные теории распределения, которые не являются результатом решения проблемы "равенство против обеспеченности". Среди них можно назвать распределение в соответствии с заслугами и распределение в соответствии с правомочиями. Хотя в предельно широком смысле понятие заслуги совпадает с любым правом на получение благ (жертва нападения заслуживает компенсации своих потерь, больной заслуживает лечения и т.д. и т.п.), более точное его значение предполагает только такое право, которое возникает в связи с теми или иными действиями получателя, порождающими положительную или отицательную оценку со стороны какой-то распределительной инстанции. Характер оценки определяет то количество благ, которое должно быть передано действующему лицу. Понятие заслуги носит преимущественно ретроспективный характер: вознаграждение заслужено, когда оно выступает как следствие положительно оцениваемых действий. Однако на основе этого критерия может возникать и проспективная модель распределения: блага передаются тем, кто обладает такими качествами, которые в будущем с большой вероятностью могут привести к появлению заслуг, и в целях их появления. Если вести речь исключительно об экономической сфере, то критериями определения заслуги являются приложенные усилия и продуктивность труда. Усилия могут измеряться в потраченном времени, приложенной энергии, степени итоговой усталости и т.д. Продуктивность - в количественных и качественных показателях полученного результата. Эти критерии могут использоваться отдельно либо в какой-то пропорциональной комбинации.

Одна из главных трудностей теории заслуги состоит в том, что она опирается на предположение, что характер оцениваемой деятельности полностью зависит от самого действующего лица. Однако он может определяться природными дарованиями и предрасположенностями, которые никто из нас не заслужил, а также другими случайными обстоятельствами (например, условиями ранней социализации). Это соображение ставит под вопрос в первую очередь критерий продуктивности, однако, оно затрагивает и критерий усилий, поскольку способность к их осуществлению сама может являться отдельным природным дарованием. Другая трудность касается выбора точек отсчета при установлении уровня вознаграждения заслуг. Сложно определить однозначно, какие виды деятельности порождают заслугу, требующую материального вознаграждения, а какие - нет, еще сложнее выявить, в каких видах деятельности усилия и продуктивность должны поощряться больше, чем в других. К примеру, насколько должно отличаться вознаграждение равно усердной и равно продуктивной деятельности чернорабочего, менеджера и ученого-гуманитария?

Однако ни эти сложности, ни очевидное противоречие интуитивно притягательному принципу равенства не приводят к выпадению понятия заслуги из теории распределительной справедливости. Ведь именно оно является мостом между распределением материальных благ и индивидуально ответственной деятельностью. Даже теории, ориентированные на равенство и обеспеченность в качестве основных ценностей, вынуждены вводить аналоги понятия "заслуга", поскольку не могут игнорировать проблему стимулирования трудовой инициативы и проблему ответственности за нерациональный индивидуальный выбор.

Распределительная модель, основанная на правомочном владении, лишь условно может быть названа распределительной. Она не использует шаблонов распределения, воплощению которых на практике должны служить специальные распределительные институты. Она лишь устанавливает честные процедуры присвоения благ и их перехода от одного свободно действующего индивида к другому. Если такие процедуры соблюдаются, то возникающие в итоге индивидуальные доли материальных благ будут заведомо справедливыми, невзирая на их соответствие или несоответствие идеалам равенства, заслуженности, увеличения суммарной обеспеченности благами и т.д. Процедурами перехода являются дарение и добровольный обмен. Акт перехода оправдан в том случае, если он не сопровождался применением силы или мошенничеством. Недобровольная передача благ допустима только в качестве коррекции нарушения какого-то из правил присвоения и перехода, совершенного в прошлом. В данной нормативной перспективе наилучшей формой распределения является рынок, несмотря на то, что результаты его функционирования часто вызывают негативную реакцию со стороны обладателей общераспространенного чувства справедливости. Сторонник концепции правомочного владения Р. Нозик использует пример огромных доходов популярного спортсмена, которые складываются за счет оплаты болельщиками билетов на матчи с его участием. Изъятие обществом полученных спортсменом средств для того, чтобы использовать их в целях снижения неравенства, вознаграждения заслуг или обеспечения минимального уровня жизни, по своему смыслу тождественно принуждению талантливого человека к труду (его низведению к рабскому состоянию). Требование осуществить такое изъятие является несправедливым и порождено воздействием зависти на моральные суждения.

Очевидными недостатками концепции правомочного владения являются сомнительный тезис об оправданности первичного приобретения природных богатств и недоучет тех проявлений общественной кооперации, которые не оформляются в виде рыночных сделок. В соответствии с мыслью Дж. Ролза, доводы о недопустимости эксплуатации талантливых или от недопустимости пристрастного отношения к интересам наименее преуспевших членов общества не могут быть приняты, поскольку наиболее преуспевшие члены общества должны понимать, что они включены в "схему социальной кооперации, без которой никто не мог бы иметь удовлетворительной жизни". Благополучие самых обеспеченных и удачливых зависит от добровольного сотрудничества всех членов общества, в том числе наименее преуспевших.

Рассмотренные до сих пор модели распределения являлись монистичными в том смысле, что они указывали на один ключевой распределительный принцип, даже если он выводился на основе совмещения нескольких ценностных оснований. Существует, однако, и подлинно плюралистический подход к вопросам распределения. Он построен на основе предположения, что разные блага должны распределяться в соответствии с разными распределительными критериями. Так, М. Уолцер предложил выделить ряд распределительных сфер, обладающих автономией. К примеру, для области здравоохранения (как части сферы безопасности и благосостояния) применим критерий распределения по потребностям, для сферы денег и товаров - критерий правомочности свободных обменов, для сферы распределения публичных должностей или академических званий - критерий честного соревнования и заслуги и т.д. Запрет на перенос критериев из одной сферы в другую, по М. Уолцеру, позволяет предотвратить доминирование в обществе в целом тех групп населения, которые получают преобладание в какой-то одной из сфер человеческой деятельности.