Михаил Александрович Шолохов (1905–1984)
Он продолжил эпическую линию великой русской культуры, начатую Н. В. Гоголем в "Мертвых душах" и Л. Н. Толстым в "Войне и мире". Как писал американский литературовед Дэвид Стюарт в своей книге "Михаил Шолохов" (1967), "Тихий Дон" – "это эпос в самом прямом значении этого слова", который "так же, как и эпос Гомера, являет собой воплощение жизни народа и его культуры. Это народное и в то же время великое творение; эстетическое и нравственное нерасторжимы в нем, и такого единства не достигают западные писатели XX века". Григория Мелехова Стюарт сравнивает с шекспировским Гамлетом и подчеркивает всемирность героя, который "реально живет теми противоречиями и силами, которые охватывают целостность мира". Произведение советской культуры сопоставляется здесь с греческой Античностью и европейским Возрождением. Интересно, что авторство Шолохова оспаривается, как и авторство Гомера и Шекспира.
Шолохов показал ураган революции, который пришел на "тихий" Дон, взбаламутил его, исковеркал судьбы людей не робкого десятка, оказавшихся бессильными и глупыми перед революционной стихией. "Тихий Доп" – лучшее, что создано о русской революции. Авторство имеет вторичное значение. Главное, что это гениальное произведение написано в России.
От революции и Гражданской войны надо было переходить к восстановлению экономики. Обращение к данной теме принесло известность Федору Васильевичу Гладкову (1883– 1958), описавшему в романе "Цемент" (1926), как рабочий Глеб Чумалов застает после возвращения с фронта разрушенный завод и своими усилиями восстанавливает его.
К теме распада семьи и отношений мужчины и женщины обращается Пантелеймон Сергеевич Романов (1884–1938) в рассказе "Без черемухи" (1926). В то время в ходу были концепции "свободной любви" и освобождения половых отношений от считавшейся буржуазным пережитком атрибутики: ухаживания, дарения цветов и т.п. К чему приводит любовь "без черемухи", Романов показывает с обнаженным реализмом.
Символом новой пролетарской литературы стал возвратившийся в начале 1930-х гг. из-за рубежа Максим Горький.
Максим Горький (Алексей Максимович Пешков; 1868–1936)
Горький противоположен символистам и декадентам, хотя сходится с ними в одном пункте – критике мещанства. Как отметил Π. ТТ. Милюков, представителей средних городских слоев они критиковали с двух разных позиций: символисты и декаденты сверху, а Горький – снизу, от лица городских пролетариев и деклассированных элементов. Горький вошел в моду вместе с марксизмом и тяготел к революционным элементам эсерства и социал-демократии, что придало оптимизм его творчеству, вопреки пессимизму декадентов. "Человек – это звучит гордо", – провозгласил герой его знаменитой пьесы "На дне" (1901), талантливо поставленной в МХТ К. С. Станиславского и В. И. Немировича-Данченко. Далее последовали пьесы с сокрушительной критикой мещанства: "Мещане" (1901), "Дачники" (1904).
Досталось от Горького и интеллигенции. В романе "Фома Гордеев" (1899), в центре которого конфликт героя с купеческой средой, один из персонажей говорит: "Как вы [интеллигенция! дорого стоите своей стране! Что же вы делаете для нее?.. Вы слишком много рассуждаете... Ваше сердце набито моралью и добрыми намерениями, но оно мягко и тепло, как перина". Интеллигентам, которых писатель уподобляет гагарам, Горький противопоставляет птицу буревестник и призывает: "Пусть сильнее грянет буря!" Интеллигентам противостоят сначала босяки, а затем рабочий Павел Власов в романе "Мать" (1906). Критику бесхребетной интеллигенции Горький доводит до последнего своего романа "Жизнь Клима Самгина" (1925–1936). Провозглашая песню "безумству храбрых", Горький и не подозревал, что получится в результате революции, как заденет она его самого и все народы России. К концу жизни писатель более трезво оценил последствия Октябрьской революции и много внимания уделил защите той самой интеллигенции, которую в молодости критиковал за "теплокровность".
В отличие от народников и Льва Толстого, Горький не видел ничего положительного в деревенской жизни, которая казалась ему слишком далекой от близких его сердцу идеалов. Герой книги очерков "Мужик" (1900) архитектор Шебуев провозглашает, что "жизнь хочет гармонического человека, в котором интеллект и инстинкт сливались бы в стройное целое". Это реплика в сторону А. П. Чехова, который тоже утверждал, что "в человеке должно быть все прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли".
В конце концов Горький был объявлен столпом нового основного метода искусства – социалистического реализма и выполнял данную роль до самого крушения советского строя. Идеологически навязанный советской властью соцреализм был противоположностью серебряного века и в то же время дополнял его до недостающей целостности культуры. В лучших своих достижениях соцреализм продолжает традиции серебряного века. Часто раздел проходит в творчестве самого писателя. Так, "Тихий Дон" – это во многом литература серебряного века, однако следующий роман Шолохова "Поднятая целина" (1930–1959), несомненно, соцреализм. Анна Ахматова оставалась одной из немногих представительниц серебряного века в СССР.
Глубокий и мудрый писатель Михаил Михайлович Пришвин (1873–1954) после революции ушел в описание природы и достиг особого совершенства, продолжая традиции Аксакова и Тургенева. Это была одна из отдушин, позволявшая оставаться в стороне от опасностей социальных тем. Ею воспользовался также Леонид Максимович Леонов (1899– 1994), который начинал с изображения Гражданской войны. В романе "Барсуки" (1924) он с поразительным реализмом описал сбор продналога в деревне, после которого крестьяне уходят в леса и становятся "зелеными" (так называли крестьянских повстанцев времен Гражданской войны). В дальнейшем Леонов стал певцом "русского леса" (одноименный роман, 1953, 1959), а его крестьянскую тему подхватили писатели-деревенщики 1960-х гг. Так, Сергей Павлович Залыгин (1913–2000) в романе "Комиссия" (1976) проиллюстрировал мысль о том, что "белые приходят – грабят, красные приходят – грабят". Василий Иванович Белов (р. 1932) в романе "Год великого перелома" (1994) показал кошмар раскулачивания.
Как реакция на всеобщую регламентацию советского времени в 1920-е гг. возникла группа "Серапионовы братья". Писатели, входившие в это объединение, считали, что "произведение должно быть органическим, реальным, жить своей особой жизнью... Искусство реально, как сама жизнь. И, как сама жизнь, оно без цели и без смысла: существует, потому что не может не существовать" (Л. Лунц). Отсюда прямая дорога к формализму, который обнаружил себя не только в литературе.
Из видных "серапионовцев" следует упомянуть Михаила Михайловича Зощенко (1895–1958), ставшего самым известным советским сатириком, и Вениамина Александровича Каверина (1902–1989), перешедшего затем в детскую литературу и написавшего известный роман "Два капитана". Юмор Зощенко основан на введении в литературный язык извращенных книжных оборотов из речи мало- и полуобразованных масс, которые в то время интенсивно приобщались к культуре и официальной жизни ("текущий момент дня" и т.п.). По тому же пути пошел и Андрей Платонов, но его замыслы более масштабны и серьезны.