Межкультурная коммуникация

Одна из самых проблемных сфер человеческого существования в современном мире связана с межкультурной коммуникацией и ее влиянием на жизнь как отдельного индивида, так и общества в целом. Об этом свидетельствуют распространение межэтнических конфликтов и повышение межэтнической напряженности во многих странах. Российская действительность не является исключением. Более того, масштабность и сложность происходящих в последние годы политических, социальных, культурных трансформаций полиэтничного российского общества, породивших целый ряд этнокультурных феноменов (миграционные процессы, "всплеск" этнической идентичности и др.), делают сферу межкультурной коммуникации и становления социальной идентичности особенно напряженной и проблемной.

По мнению ряда исследователей, наиболее острой данная проблема оказывается для молодых людей. Так, О. Е. Хухлаев полагает, что пик ее остроты приходится на кризис юности, связывая его с кризисом идентичности, описанным Э. Эриксоном. По мнению исследователя этой проблемы О. Е. Хухлаева, вступающий в период молодости современный российский человек (рассматривается интервал от 14 до 22 лет) в процессе формирования устойчивой внутренней позиции так или иначе должен сделать выбор между двумя стратегиями межкультурного взаимодействия – мулътикулътурализмом и национализмом[1]. Автор рассматривает мультикультурализм как особую форму интегративной идеологии, посредством которой полиэтничные, поликультурные национальные общества реализуют стратегии социального согласия и стабильности на принципах равноправного сосуществования различных форм культурной жизни.

В литературе рассматриваются три уровня данного понятия[2].

Первый – демографический, или дескриптивный, сущность которого состоит в описании изменений демографических и этнокультурных параметров национальных обществ, происходящих как вследствие внутренних, так и внешних причин. Наиболее важными из них являются миграции и иммиграции, пространственное размещение населения, поэтому мультикультурализм как на институциональном, так и на обыденном уровнях понимается иногда как политика интеграции иммигрантов в принимающее общество.

Второй – идеологический, в рамках которого обсуждаются концепции национальных идеологий, культурной коммуникации, межкультурного взаимопонимания, соответствия и различий ценностей и норм морали контактирующих между собою этнокультурных общностей, национальных меньшинств и национального большинства.

Третий – политический, предполагающий практическое решение вопросов политического и культурного равноправия национального меньшинства и большинства, реализацию программ поддержки и социальной защиты меньшинств.

О. Е. Хухлаев считает целесообразным к описанным трем уровням добавить четвертый – личностный уровень. Мультикультурализм на этом уровне представляет собой относительно устойчивую внутреннюю позицию личности по отношению к изменениям демографических и этнокультурных параметров общества (дескриптивный уровень), к национальной идеологии (идеологический уровень) и к практическим способам решения вопросов культурного равноправия (политический уровень). При этом продуктивной основой данной внутренней позиции должна, по его мнению, являться идея необходимости взаимного согласия и равноправного сосуществования. В таком случае оппозицией мультикультурализму на уровне личности оказывается национализм как совокупность представлений о межэтнических отношениях, национальной политике и этнических миграциях, основанных на представлении о необходимости этнической гомогенности и отсутствии культурной вариативности.

О. Е. Хухлаев рассматривает понятия мультикультурализма и национализма на уровне личности как рамки, ограничивающие выбор современной российской молодежи, справедливо полагая, что "личностный выбор молодежи как социальной группы, касающийся предпочтений той или иной стратегии межэтнических взаимоотношений, является крайне важным в контексте построения в России безопасного полиэтнического общества"[3]. Автор подчеркивает, что значимость данного выбора заключается в самой природе молодости как кризисного времени. Ссылаясь на мнение ряда исследователей[4], он видит сущность данного кризиса в том, что у молодого человека появляется неуверенность в достижении новой взрослой идентичности, которая находит выражение в специфических страхах потери себя, превращения в посредственность или вообще в страх никем не стать.

Известно, что любой кризис трудно преодолеть без наличия адекватной социальной поддержки, которая оказывается как спонтанно через микрогруппы, в которые включен молодой человек, так и целенаправленно, с помощью государственных и общественных структур. Однако следует признать, что существующая в современной России система социальной поддержки (клубы, кружки, лагеря и пр.) ориентирована в первую очередь на подростков. По сути дела, в настоящее время практически отсутствуют (или их крайне недостаточно) социальные структуры, ориентированные на помощь молодежи и призванные содействовать ей в решении специфических возрастных проблем, хотя задача развития подобных структур, активизации работы именно с молодежью на уровне государственной политики все более осознается как задача первостепенной важности.

На сегодняшний день, однако, нерешенность этой задачи, объективная социальная ситуация жизни и взросления подрастающего поколения во многом определяют растущую популярность так называемых экстремистских молодежных движений, основанных на националистической идеологии. Не справляясь самостоятельно с кризисом взросления и, в частности, с самостоятельным осознанным выбором между мультикультурализмом и национализмом, молодой человек зачастую неосознанно стремится переложить ответственность на других, становясь членом этнических или даже националистических групп.