Массовая и немассовая культуры

Без всяких преувеличений можно утверждать: мы живем в эпоху массовой культуры. Достаточно оглянуться вокруг, присмотреться к окружающему нас миру, чтобы признать непреложность данного факта: на телевизионных экранах, на подмостках сцен, в радиоэфире, на рекламных уличных щитах, во время работы и отдыха, в словах случайных попутчиков, в нашей собственной речи... везде правит бал и задает тон вездесущий масскульт. От него негде скрыться. Радикальные социально-политические изменения, произошедшие в нашей стране в течение неполных последних двух десятилетий, столкнули российское общество с теми культурными формами, которые ранее были известны ему понаслышке. В советском обществе они оценивались как очевидные свидетельства деградации "загнивающего капитализма". Теперь массовая культура - беда и нашего дня: вчерашнего, сегодняшнего и, несомненно, завтрашнего. Отношение к массовой культуре и у нас, и за рубежом чаще всего негативное, что не совсем справедливо. Как мы увидим далее, масскульт - это, скорее, вынужденная мера, неизбежная в нынешних социально-исторических условиях, нежели вредоносный побочный продукт "неправильного" развития.

О массовой культуре говорят и пишут бесконечно много. Кто только ни старается "заклеймить позором" или, напротив, "пропеть дифирамб" этому явлению: ученые, публицисты, артисты, политики, художники. Между тем до сегодняшнего дня как в обществе, так и в гуманитарном знании, в том числе в культурологии, остаются непроясненными существенные моменты теоретического и практического плана. Нет единого мнения относительно того, что считать массовой культурой и как определять ее временные границы: присутствовала ли она во всех исторических типах культуры или в их большинстве, выступая субкультурным или контркультурным образованием, либо это признак только нашей эпохи?

В самом деле, что можно считать массовой культурой? Комиксы, триллеры, "дамские" романы, музыкальную "попсу", низкопробный "ширпотреб" и прочие образцы "низкого жанра", которые колют глаза ревнителей "высоких стилей"? При таком подходе массовая культура является набором определенных видов, жанров, направлений, стилей, иначе говоря, форм, простых и примитивных. Но как в этом случае относиться к тому обстоятельству, что многое из того, что еще совсем недавно входило в разряд масскульта, сегодня числится среди великих откровений человеческого духа? Творчество А. Вяльцевой, Э. Фицджеральд, Э. Пресли, мюзикл "Вестсайдская история" или, например, романы А. Кристи сегодня считаются "классикой". В то же время растиражированные и смотрящие на нас рекламные щиты с изображением леонардовской Джоконды едва ли поднимаются выше "дешевого ширпотреба". Миграция культурных форм из одного разряда в другой (из массового в немассовый и наоборот) происходит непрерывно. Одни предметы, имена, жанры, формы оказываются "вдруг" великими, на все времена созданными откровениями, другие же, имеющие вроде бы "безупречную репутацию", напротив, низвергаются и начинают успешно циркулировать по каналам масскульта.

Поэтому, чтобы определить хотя бы в общих чертах, чем же отличается массовая культура от других форм культуры, обратимся не к фактам (примерам, направлениям, видам и жанрам), а к условиям, попадая в которые тот или иной феномен становится масскультовым, и прежде всего к агенту (презентанту) массовой культуры - массе.

Категория массы как объединения некоторого количества людей не самая распространенная в гуманитарном знании. Если другим понятиям, используемым для обозначения различных человеческих множеств, таким как "народ", "нация", "этнос", "класс" и пр., посвящено необозримое количество работ, то "массе" в данном отношении не повезло.

Это тем более удивительно, что на всем протяжении XX в. "массовость" была расхожим эпитетом, одной из самых распространенных метафор разнообразных социальных практик. Причем невозможно однозначно сказать, негативно или позитивно окрашивалось это слово. В одних случаях, например, когда кандидат на пост главы государства заявлял, что, заняв вожделенный пост, он будет всемерно печься о процветании народных масс, предполагалось, что масса обладает "качеством" высшей социальной пробы. В то же время немало гневных тирад обрушивалось на головы "поделыциков от искусства", растрачивавших свой божественный дар в угоду запросам "массы"!

Впервые о массе как о самодостаточной, автономной и заслуживающей пристального внимания социальной форме заговорили в конце XIX в. Слово, разумеется, использовали и ранее, но в качестве синонимического эквивалента в ряду других: "народ, толпа, масса, класс" обозначали примерно одно и то же. Понятие массы ввели психологи. Они придали ему неукоснительный социологический статус: "масса" обозначала феномен со строго определенным набором характеристик. В середине 90-х гг. XIX в. вышла вызвавшая много шума работа французского психолога, антрополога и археолога, автора трудов по теоретическому и экспериментальному естествознанию Г. Лебона "Психология народов и масс". В ней он писал: "В психологической массе самое странное следующее: какого бы рода ни были составляющие ее индивиды, какими схожими или несхожими ни были бы их образ жизни, занятие, их характер и степень интеллигентности, но одним только фактом своего превращения в массу они приобретают коллективную душу, в силу которой они совсем иначе чувствуют, думают и поступают, чем каждый из них в отдельности чувствовал, думал и поступал"1. По мнению Лебона, масса изменяет человека следующим образом: 1) объединяясь в некое множество, люди чувствуют прилив необыкновенной мощи; силы, обычно обуздываемые, раскрепощаются, человек не в силах устоять от соблазна их выплеснуть; 2) человек в массе мгновенно заражается общей эмоцией, причем нередко в жертву общему приносится личный интерес; 3) человек в массе становится удивительно внушаемым, лишается своей "суверенной воли". Вердикт, выносимый Лебоном массе, отрицателен, и прежде всего потому, что масса оппозиционна индивиду, а именно индивидуальность выступает безусловным позитивным началом в новоевропейской культуре. Индивид "поглощается" массой, масса ввергает человека в такое состояние, в котором он добровольно отказывается от своей индивидуальности. Спустя десять лет после выхода книги Лебона австрийский психолог, родоначальник психоанализа З.Фрейд в свой статье "Психология масс и анализ человеческого Я" пришел к неутешительному выводу о том, что утрата индивидуальности, возвращение в доиндивидуальное состояние является актуализацией архаических пластов психики, свойственной всем людям.

Позднее ученые различных профессиональных ориентации обращались к анализу феномена массы, и в целом их выводы находились в русле лебоновско-фрейдовской традиции: масса - это специфическая форма общности людей, которой свойственны агрессивность, стадная архаичность, деструктивность, примитивность стремлений, пониженная интеллектуальность и повышенная эмоциональность, спонтанность, готовность подчиниться волевому окрику, переменчивость, неукорененность и пр. Повторим, человеком массы может стать всякий вне зависимости от собственной индивидуальной истории: ни ум, ни опыт, ни заветы предков, ни даже личный интерес не гарантируют того, что однажды, оказавшись в соответствующей ситуации, человек не превратится в озверевшего проводника деструктивных импульсов массы.

Однако для того чтобы создалась возможность объединения людей в массовые множества, необходимо, чтобы в обществе отчетливо проявился "человек массы" как носитель особого типа сознания - массового сознания. Анализу характерных черт такого человека посвящена вышедшая в 1930 г. работа испанского мыслителя X. Ортеги-и-Гассета "Восстание масс". Эта книга, почти сразу после выхода из печати переведенная на все европейские языки, породила широкий научный и культурный резонанс, не утихающий до сего дня. Термин "масса" философ не привязывает ни к какому социальному классу. Человек массы - это характеристика надсоциальная, существующая "поверх" традиционных классов. Главным определителем человека массы служит усредненность: "Масса - это посредственность". Самое же неприятное состоит в том, что в наше время, по мнению X. Ортеги-и-Гассета, именно такие "заурядные души" доминируют. Вознесение "усредненного человека" - результат тех социально-культурных сдвигов, которые произошли на рубеже XIX и XX столетий. Наряду с положительными сторонами исторического прогресса - подъемом техники, созданием новых потребительских благ, обеспечением более комфортных форм жизни и пр. - проявились и негативные. "Славу и ответственность за выход широких масс на историческое поприще несет XIX век"1. По мнению испанского мыслителя, три великих достижения XIX в. одновременно с положительными последствиями породили и отрицательные - либеральную демократию, экспериментальную науку и промышленность. Именно они определили психологические штрихи сегодняшнего массового человека: "безудержная экспансия собственной натуры... врожденная неблагодарность ко всему, что сумело облегчить ему жизнь", нежелание трудиться, эгоистичность. Масса - это "состояние духа": ее "больше всего заботит собственное благополучие и меньше всего - истоки этого благополучия... средний человек и для себя не видит иной обязанности, как убежденно домогаться, единственно по праву рождения". Ортега-и-Гассет уверен, что единственно привычная (и желанная!) для подобного антропологического типа поза - это поза развалившегося в кресле пресыщенного хама, перед которым заискивающе лебезит услужливый халдей со словами: "Чего изволите?". Когда же наступают на "суверенные права" массового человека, не предоставляют благ, на которые он притязает "единственно по праву рождения", то он становится агрессивен, прибегает к насилию.

Таким образом, человек массы - это особый социально-психологический тип. Воплощающий его "всегда довольный сам собой, своим обедом и женой" обыватель - продукт предыдущего социально-исторического развития. Появление человека массы было запрограммировано. Он столь же присущ современной цивилизации, как и прогрессивные завоевания. Примитивность, убогость мысли, посредственность, узость интеллектуального горизонта, духовная ограниченность, воинственная нетерпимость к иному, самовлюбленность и прочие неблаговидные черты совмещаются в нем с уверенностью в том, что "он имеет право" на обладание всеми благами, добытыми человечеством в прошлом и в настоящем, что ему должны их предоставлять по первому требованию. Именно такой "антропологический тип" культивируется последние полтора века. Поразительнее же всего, акцентирует внимание Ортега-и-Гассет, что подобный психологический тип желателен. Позиция "избалованного ребенка" делает его хорошо управляемым: он внушаем, его легко шантажировать и, используя попеременно то "пряник", то "кнут", подталкивать в нужном направлении. При всех очевидных издержках и немалых хлопотах, которые доставили европейским странам людские массы, не раз ниспровергавшие правительства, когда последние были не в состоянии предоставить им "хлеба и зрелищ", ограниченный и посредственный человек массы для всякой власти более удобен, чем выдающийся человек, которым намного труднее управлять.

Вернемся к массовой культуре и попытаемся ее определить исходя из вышеизложенного анализа категорий "масса" и "массовое сознание". Прежде всего, массовая культура - это не количественный показатель. Зачислять тот или иной феномен прошлого или настоящего в разряд массовой культуры, исходя из массовости его распространения, неверно. Сам по себе культурный факт (событие, форма, ситуация), рассматриваемый изолированно от окружающего социального контекста, ничего нам о себе не скажет. Столь же неправомерно подходить к анализу массовой культуры с позиции "предустановленной иерархии", т.е. рассматривать масскультовые феномены как нечто "низовое", подчиненное, второстепенное, "недоразвитое", предкультурное, тем более - простое и незамысловатое. Масскульт - это не культура социальных "низов", и не культура тех ситуаций, что в данный момент трактуются в качестве "низа" жизни. Не меньшим заблуждением является и чрезвычайно распространенная привычка связывать массовую культуру с определенными формами.

Таким образом, массовая культура - это состояние, а еще точнее, культурная ситуация, соответствующая определенной форме социального устроения, иначе говоря, культура "в присутствии масс". Она является эволюционным этапом, к которому новоевропейская культура подошла на рубеже XIX-XX вв. и который стал преобладающим во второй половине XX в., так или иначе устранив всех конкурентов. Для того чтобы можно было говорить о наличии массовой культуры, необходимо, чтобы на историческую арену явился ее презентант - историческая общность, именуемая массой, а также чтобы доминирующее значение обрел соответствующий тип сознания - массовое сознание. Масса и массовое сознание связаны и не существуют изолированно друг от друга. Они выступают одновременно и "объектом", и "субъектом" масскульта. Именно вокруг массы и массового сознания закручивается его "интрига".

Соответственно, лишь там, где мы обнаружим зачатки данных социальных и ментальных установок, мы вправе говорить о присутствии массовой культуры. Поэтому как история, так и предыстория масскульта не выходят за рамки новоевропейского прошлого. Народ, толпа, крестьяне, этнос, пролетарии, широкие городские "низы", любая другая доновоевропейская историческая общность и соответствующие им типы и подтипы культуры не могут с полным правом считаться образцами и формами проявления масскульта.

"Сверхзадачей" масскульта не является провоцирование массовых движений, спонтанных многомиллионных выступлений. Он не "выражает дух массы" или "дух массового сознания". Напротив, массовая культура выполняет очень важное социальное задание, связанное с реальным устранением массы, нейтрализацией исходящей от нее угрозы, ее рассечением и рассредоточением. В известной формулировке З.Фрейда любая культура представляет собой систему запретов добровольно налагаемых обществом на самого себя, чтобы не погибнуть в "войне всех против всех". Такой системой является и массовая культура - механизм защиты от тех деструктивных тенденций, которые обрели угрожающий характер в XX в.

Описание массовой культуры будет неполным, если обойти молчанием проблему границ, пределов, в которых это феномен существует, а также механизмов и способов трансформации немассовой культуры в массовую.

В историческом измерении существование массовой культуры ограничено отрезком примерно в последние сто лет, когда на социальной арене находилась такая форма общности, как масса. Обо всех прецедентах в более отдаленных исторических периодах можно говорить только как о "предмасскульте", "протомасскульте", неких отдельно взятых фактах. Допустимо вести речь о народной, крестьянской культуре, о культуре низов либо, напротив, о культуре аристократических артистических кругов, других привилегированных слоев общества. Можно противопоставлять культуры социальных фаворитов и аутсайдеров. Но массовая культура не сопрягается ни с какой другой социальной формой общности, кроме массовой. Масскульт не "вырабатывается" ни в народе, ни в крестьянской или рабочей среде - он существует помимо и "поверх" данных социальных образований.

Формальные пределы масскульта безграничны - он пронизывает все культурное пространство. Научные исследования, религиозные акции, повседневность, художественные представления, моральные и экономические требования, даже труд могут иметь как масскультовый, так и немасскультовый облик. Если в историческом ракурсе отличить культуры массовую и немассовую не составляет особого труда, то в формально-логическом сделать это намного труднее. Сто минувших лет - это все же не эпоха полного и безраздельного торжества масс и массовой культуры. Если сегодня мы с полным правом констатируем, что масскульт стал доминирующим, то еще пятьдесят лет тому назад немасскультовые формы могли составить ему существенную конкуренцию. Культуре массы и для масс противостояли иные культуры, отличавшиеся от нее не только социально-исторически, но и формально.

Как массовая, так и немассовая культуры опираются на некоторые архетипические формы, вводят в действие некие структуры, присутствующие в человеке и в обществе. Однако праобраз, или архетип, в масскульте "работает" по-другому. Он представлен здесь в виде сжатой формулы или недвусмысленного приказа. Массовая культура оперирует чистыми, прозрачными, внятными, кажущимися примитивными формами архетипических состояний. Предметы масскульта действуют прямо и открыто, очень агрессивно. Но не поддаться их обаянию весьма трудно, потому что они вводят в действие глубинные, архаические, неосознаваемые структуры человека. Немасскультовая же практика опирается на "загрязненные" коммуникативными "шумами" сообщения.

Если относительно предметов, которые прямо и открыто заявляют о своей принадлежности к масскульту, сомнений не возникает, то с предметами, исторически и идеологически причисляемыми к немасскультовым, дело обстоит намного сложнее. По старой памяти очень многие явления масскульта продолжают причислять к "подлинным произведениям искусства", уводящим в мир "вечных ценностей". Альбомы с репродукциями картин, научно-популярные передачи и циклы, концерты "классической музыки" на громадных стадионах, Интернетовские музейные сайты, туристические маршруты по "культурным местам" и пр. противопоставляют масскульту. Однако это неверно, так как во всех перечисленных случаях нарушается режим презентации и восприятия. Культура есть не только культурные формы, но и соответствующие каналы коммуникации, по которым эти формы циркулируют, и особый "взгляд на предмет", нормы и правила его восприятия, и нормативные смыслы, которыми этот предмет наделяется. Нарушение любого из компонентов культурного ансамбля немедленно влечет за собой транформацию всего облика культуры. Предметы, оставаясь вроде бы теми же, что и сто лет тому назад, при изменении социально-культурного контекста начинают иначе циркулировать, выполнять другие функции, порождать новые смыслы. С предметами, скроенными не по масскультовой "канве", могут происходить разные метаморфозы: они либо расчленяются на отдельные фрагменты, которые в результате технологической обработки сопрягаются в другие последовательности, либо доводятся до состояния гиперреальности, становятся "простыми и чистыми", лишаются "шумов" и превращаются в одномерные с кальки самих себя.

Поясним сказанное на примере научного или научно-популярного фильма о жизни и творчестве какого-нибудь художника. В данном случае зритель сталкивается не с самим творением, но с некоторой коммуникативной, прошедшей технологическую обработку последовательностью. В результате перед адресатом возникает не великое произведение во всем объеме, а некое его подобие, да еще в сопровождении "посредников", комментаторов, всех тех, кто участвовал в создании фильма. Не стоит забывать, что нарушается и режим восприятия. Перед зрителем предстает не великая картина, а некая аудиовизуальная форма, использующая элементы картины в качестве элементарного материала. Таким образом, он обречен "вживаться" не в живописный шедевр, а "в кинокамеру". Так происходит процедура "рассечения".

Исключающая всякие помехи цифровая СО-аппаратура, совершенное, превосходящее воспринимающую способность человеческого глаза изображение ОУО-систем, компьютерные технологии, позволяющие лицезреть предмет в таких деталях, в каких это невозможно сделать при традиционном экспонировании, не только не "улучшают" предмет, но напротив, "подавляют", уничтожают, делают его гиперреальной копией самого себя. Звук лучше, чем на "живом" концерте, изображение лучше, чем в действительности, убивают реальность и музыкального шедевра, и художественного полотна, превращают их в характернейшие образцы масскульта.

Теперь можно сделать выводы. Принципиально массовая культура не отличается от немассовой европейской культуры Нового времени: она столь же архетипична и целенаправленно коммуникативна; не меньшее значение придает налаживанию контролируемой циркуляции людей и вещей. Различие касается характера воздействия на человека. Домассовая культура использовала "загрязненные" формы и тем самым оставляла достаточно большой простор для инициативы субъекта, предполагала его активное вмешательство. Она, безусловно, и опекала, и надзирала, и наказывала, и вменяла в обязанность, но редко содержала полный перечень рекомендаций на каждый день, предоставляя человеку право выбора в конкретных жизненных обстоятельствах. Метафорически выражаясь, немассовая культура действовала на уровне "общих указаний". Массовая же культура кропотливо отслеживает всякий шаг человека, услужливо подсказывая ему то или иное решение или предписывая, как необходимо поступать, обязывая определенным образом говорить, думать, ощущать, реагировать в конкретных случаях. Она и моделирует ситуации, и распределяет роли.

Масскульт буквально "ведет" человека по жизни. Он неусыпно "следит" за ним, но в то же время "поддерживает" его. Лишая возможности выбора, массовая культура избавляет от мук сомнений. Колебания, сложности выбора чреваты остановкой, срывом, а значит, возникновением угрозы социального хаоса. Революций в минувшем веке мир знал немало, и, как любые социальные крупномасштабные изменения, они принесли неисчислимые страдания. Масскульт избавляет нас от подобных эксцессов, выступая гарантом, в некоторых случаях единственным, социального спокойствия.