Заключение

В античной Греции различались науки практические и нравственные. На первый взгляд, основное внимание греки могли уделять насущным потребностям жизни, труда, познания. Но парадокс состоит в том, что огромный интерес у древних греков вызывали именно нравственные проблемы. Как построить судно, более или менее понятно. Но как выстраивать человеческие отношения, как согласовать поведение человека с моральными принципами? Что вообще побуждает человека действовать?

Представим группу мудрейших мыслителей Греции, которые собрались, чтобы обсудить наиболее значимые проблемы философии. Вероятно, они спорили о мироздании, мироустройстве, тайнах вещества. На самом деле Сократ спрашивал у тех, кто готов проявить свое тончайшее искусство постижения мира: "Что такое добродетель?"

Мы знаем, что выбор, который делает в жизни каждый человек, во многом зависит от того, какими добродетелями он обладает. Добродетель – это добрая привычка, внутреннее стремление к добру. Мы называем добродетелями замечательные качества человека. Противоположное слово - "порок". Это дурные качества человека, стремление к злу. Казалось бы, ну что во всем этом сокровенного? Зачем античные мудрецы встретились, чтобы дойти до самой сути, а толкуют про очевидное? Можем ли мы сегодня представить себе школьный урок, который будет посвящен добродетели? Нет, почти все сочтут это непродуктивной тратой времени. Так много неясного еще в области физики и химии, ботаники и математики!

Однако послушаем, с какой тщательностью, с какой скрупулезностью и даже парадоксальностью размышляет о добродетели Сократ. Философ размышляет о том, что человек всегда выбирает для себя лучшее. Такова его природа. Но вот парадокс: человек – странное создание. Он многое понимает правильно, но ведет себя совсем не так, как должно. Если человек ведет себя порочно, то тому есть объяснение: он ошибается. Так считал Сократ и подчеркивал, что если бы было возможно намеренное (сознательное) зло, оно было бы лучше ненамеренного зла. Например, вор, умышленно совершающий зло, понимает, что он совершает. Он знает отличие зла от добра. А если он знает, что такое добро, это в принципе делает его способным к нему. Если же человек не ведает того, что творит, он вообще не знает, что такое добро. Такой человек наглухо закрыт для благих поступков.

Теперь припомним, как часто, совершив тот или иной промах, мы оправдываемся незнанием ("я не знал, что это плохо, мне не сказали, как надо поступить") или ссылаемся на "других". Дети действуют так же: "Все ушли с урока, и я ушел". Такое незнание или зависимость от других еще хуже, чем злонамеренный поступок. Ведь в этом случае мы расписываемся в собственной глухоте к добру, ответственности,

Сократ призывает нас оценивать свои поступки, размышлять над ними. Ведь мы все время оказываемся в ситуации выбора. Скажи мне, какой ты сделал выбор, и я скажу тебе, кто ты. Но прежде всего нужно иметь общие представления о добре. Это качество не передается по наследству. Бесстрашие, сдержанность, справедливость необходимо взращивать в своей душе. Только тогда поступки человека будут достойными.

Сократ дал человечеству надежный нравственный ориентир. Он, например, не мог знать, что произойдет в XX в., но оказалось, что его мысли о знании добра и зла и в наши дни очень современны. Когда закончилась Вторая мировая война, немецким генералам, которых судили за совершенные преступления, пришлось искать оправдания. Во время суда они признавали, что расстреливали мирных граждан, распоряжались пустить газ в камеру, чтобы убить людей, велели сдирать кожу с пленных, чтобы делать из нее сумочки, но добавляли, что у них был приказ и они, законопослушные люди, не знали о том, что эти распоряжения можно рассматривать как преступления. Им приказывали это делать, и они поступали как все. Опасная логика...

Стандарты новой программы общего образования имеют цель – дать обучающимся как можно больше практических знаний. Молодым людям предстоит вступить в жизнь с уже обретенными навыками возможной будущей профессии: кто-то освоит бухгалтерский учет, другие получат минимум представлений об экономике и ее профессиях, третьи овладеют основами юриспруденции. Однако никто не озабочен тем, что составляет основу образования – нравственность. Некоторые темы морали предстают в новой стратегии обучения как банальные напоминания, как готовые принципы, которые должны заместить живые роптания души. Между тем русский философ И. П. Киреевский справедливо заметил: "Истина не дается нравственно ущербному человеку".

В июле 1999 г. три доктора физико-математических наук, В. В. Низовцев, Ю. II. Любитов и В. С. Мурзин, объявили в "Независимой газете", что науку движет эксперимент, а не моральное предписание. Если нет возможности измерить, просчитать, разглядеть, то нечего и теоретизировать. Научная методология, как утверждали авторы, основана на проверках и перепроверках результатов, тщательном анализе условий и постановки экспериментов. Все это отшлифовало научный подход и превратило физику и другие "точные" науки в универсальный инструмент познания мира^[1].

Авторы вразумляют: научное высказывание любого физика проходит многократную проверку... Λ философы (во главе с Сократом) способны только задержать развитие науки. "Древние греки, – пишут ученые, много внимания посвятившие философии, – всегда начинали с ответа на вопрос “а что это такое?” Они не позволяли себе сделать следующий шаг, пока не будет определен предмет исследования. Поэтому они успешно занимались геометрией и математикой, но на много сотен лет затормозили развитие физики. У них были гениальные догадки, но они могли бы продвинуться значительно дальше, если бы не ложная методологическая установка – философия впереди физики"^[2].

Получается, что бедные, наивные греки вместо того, чтобы измерять массу и заряд, мучительно размышляли над тем, что это такое. Поздно, оказывается, спохватились эллины. Если бы древние греки, оставив свою любовь к мудрости, собирали минералы, дробя, разогревая или охлаждая их, если бы они занимались только опытами, наука как специфическая форма постижения реальности вообще не появилась бы.

В мифологическом мышлении пространство и время никогда не рассматриваются как чистые и пустые формы.

Потребовалась огромная сила умозрения, чтобы Вселенная оказалась схваченной единым взглядом, чтобы родилось теоретическое представление о времени и пространстве, на котором зиждется физика. Ничто в мире, согласно Гераклиту, не может превысить своей меры, а мера эта – пространственные и временные ограничения. Опытные знания накапливались во многих древних культурах, в том числе и восточных. Но наука как феномен возникла лишь в строго определенной точке культурного поля: именно там, где обнаружили беспокойство духа, универсальное умозрение.

Древним людям предстояло выработать представление о пространстве. В условиях жизни первобытного общества мы вряд ли сможем обнаружить какие-либо следы абстрактного пространства. Пространство первобытного человека – это пространство действия, а действие концентрируется вокруг его непосредственных практических потребностей и интересов. "С точки зрения первобытного менталитета и культуры, – писал философ Э. Кассирер, – и в самом деле кажется неразрешимой задача сделать тот решающий шаг, который только и может привести нас от пространства действия к теоретическому, или научному, помимо пространства – к пространству геометрии. В нем исчезают все конкретные различия нашего непосредственного чувственного опыта"^[3].

Прежде чем приступить к опытной экспертизе, древние греки должны были вооружиться некоей догадкой. Не так ли в голове Демокрита появилась идея о том, что, вероятно, все многообразные предметы окружающего мира состоят из мельчайших неделимых частиц? Эта интуиция как раз и дала исток химии и физики. Поиск "кирпичиков" мироздания открыл возможности для разносторонних экспериментов.

Все это вовсе не означает, что у древних греков, как сообщают нам авторы, была ложная методологическая установка – философия впереди физики. Напомним, что философия (она же, по определению учеников Аристотеля, "метафизика") – это как раз то, что "после физики". Античная философия дала человечеству не просто ряд "гениальных догадок". Она нарисовала общий план мироздания, наметила пути его постижения, разработала общие и частные категории, которые позволили науке сделать колоссальный рывок в познании универсума. Например, философия – отличный от науки способ мышления, погружение в тайны мира. Человек философствует, потому что он зачарован этой страстью. В ней он выражает самого себя. Человек делает это для собственного удовольствия, для самовыражения, ибо он рожден философом.

Но главное: его мучают нравственные вопросы. За движением звезд угадывается какая-то божественная установка. Поступок человека вызван его пониманием глубинных связей между людьми. Сократ просил своих друзей привести примеры мужества, чтобы выяснить, что это такое. Например, герои долго защищают осажденную крепость, чтобы она не досталась врагу. Разве это не мужество? Сократ утверждал, что нет. Подвиг, конечно, добрый поступок. Но ведь мы не знаем, что переживают защитники крепости. Может быть, они стоят у стен крепости, пребывают в панике. А ведь мужество – это прежде всего состояние духа. Те, кто определяют мужество через стойкость, ничего не говорят нам о переживаниях героев. Они стоят насмерть, но по какой причине? Что ими движет?

Может быть, точнее определить мужество через мудрость? И вновь Сократ отвечал нет. Мудрость – это знание опасного, а мужество проявляется в поступке, а не в знании. Возьмем такой пример. Солдат бросился навстречу опасности и, рискуя жизнью, совершил подвиг. Но нам небезразлично, каковы были мотивы его поступка. Возможно, это честолюбивый человек. Он бросился в атаку, чтобы привлечь внимание к своему геройству. А может быть, он и вовсе не осознавал опасности. Бросился, даже не понимая угрозы для жизни. А еще возможно, что солдату жизнь не дорога, и он сам ищет погибели.

Оказывается, мужество – непростое качество. Герой только тогда бесстрашен, когда осознает опасность, имеет ясные цели, связанные вовсе не с желанием собственной гибели, а с тем, чтобы одолеть врага, спасти жизнь других солдат. Размышляя о человеке, знании, мужестве и других его добродетелях, Сократ не хочет упрощений, поверхностных суждений. Он пытается обсудить все тонкости человеческого поведения. Конечно, это поучительный урок для нас.

Однако отчего древние столь равнодушны к практическому знанию и столь щепетильны по отношению к знанию нравственному? Ответ ясен: они считали, что практическое знание, не выверенное моралью, оказывается бесплодным. В новых учебных стандартах постоянно повторяется фраза:

"Ученик должен знать..." Но разве задача образования сводится только к тому, чтобы превратить обучаемого в "перевернутую библиотеку"? Человек может стать человеком только через воспитание. Задача школы – шлифовать интеллект, развивать умения, пробудить нравственное чувство.

Отчего же все это подменено доктринальным натаскиванием, зубрежкой, нравственным безразличием? Должен ли школьник знать законы? Разумеется. Однако в каких пределах? Если несовершеннолетнего мальчика милиционер пытается отвести в участок, ребенок имеет право требовать, чтобы вызвали родителей, ведь он несовершеннолетний. Но следует ли изучать правоведение в полном объеме, запоминать статьи уголовного или гражданского кодекса? Здесь скрыто присутствует такая мысль: чем больше будет знаний, тем меньше будет преступлений. Как это старо и убого! Еще до времен Канта известно, что нравственность не входит в сферу знания. Она образует особую сферу – сферу ценностей. Их различие обнаруживается в том, что знания черпаются из мира, а ценности создают мир. Знания рассказывают о том, как устроена Вселенная, куда движется история, отчего меняется климат. Мораль же организует мир человеческих отношений, задает их самую общую основу^[4]. Мораль имеет дело не с доказательствами, а с выбором. Поставим вопрос: нужна ли смертная казнь? Разве можно ответить на этот вопрос научно? В споре приводятся самые различные мнения, и они основаны на выборе. В области морали речь идет нс о том, что человек знает, а о том, на каком уровне развития он находится. Но можно ли взойти на некую нравственную высоту, если ставится иная задача – запомнить, уяснить, заучить.

Может быть именно правоведение призвано пробудить в школьнике нравственное чувство? Нет, данная дисциплина меньше всего подходит для этой цели. Тот, кто выучил законы, еще не стал их знатоком или поборником. В нем еще нужно пробудить нравственное чувство. В современных стандартах такой подход не заложен. Можно сказать: ну пусть будет хоть знающее поколение, пусть выйдут в большую жизнь не инфантильные неумехи, а люди, способные влиться в мир социума. По так ли это? Ведь Сократ вообще мог не толковать про добродетель, а рассуждать про то, как обрабатывать листовой металл, а он изо всех сил прорывался к глубинному пониманию человеческой добродетели. Не досужее ли это дело? Опыт веков показал: нет. Писать сегодня о нравственном измерении науки – означает говорить банальности.

Есть еще один важный аспект. Мы хотим, чтобы наши дети знали основы экономики, бухгалтерского учета, современного законодательства. При этом совершенно отвлекаемся от того, что уже в ближайшее время сама экономика, само правоведение будут иными. Чаще, говоря о будущем, мы обращаем особое внимание на компьютерные технологии, но не осознаем содержательного преображения самого знания.

Ведущий американский футуролог Тоффлер в книге "Метаморфозы власти" отмечает, что быстрое распространение компьютеров за последние десятилетия было названо единственной важной переменой в системе знания. Значимость распространения компьютеров можно сравнить только с изобретением печатного станка в XV в., или даже с созданием письменности. Но ведь изменилась вся система знания. Общества, в которых укрепляются высокие технологии, начинают реорганизовывать свои знания. То, что необходимо в бизнесе и политике, становится более абстрактным и новым с каждым днем. Рискуя следовать за имеющимся знанием, мы невольно оказываемся в фарватере информации. Пока мы изучаем законодательство, оно, несомненно, станем другим. Преобразится экономика. О формах обретения знания и говорить не приходится.

Теперь в эпоху постмодернизма меняется контекст обучения. Сейчас знание обретает форму знака, символа, метафоры. Прогресс в области искусственного интеллекта и экспертных систем предоставляет новые способы сосредоточения экспертного знания. Отсюда повышенный интерес к "размытой логике", нейробиологии и другим интеллектуальным направлениям, которые имеют отношение к самой структуре знаний. Иначе говоря, знания реструктурируются по меньшей мере так же глубоко, как многие социальные факторы. Вот тот неспокойный фон, на котором следует рассматривать возникновение и падение цивилизаций и отдельных народов. Вот почему многие современные оценки окажутся ошибочными.

Предположим, школьник вызубрит Уголовный кодекс, но вся система правосознания через десятилетие станет принципиально иной. Какое применение найдет тогда затраченный труд? Или школьник получит знание о цивилизационном укладе, образе жизни, который к его выпуску станет другим. Что же, выходит, лучше не учить, чем нести знание, которое обладает такой способностью к устареванию?

Нет, конечно, надо учить, но как раз тому, что не обладает такой хрупкостью, условностью. Это в первую очередь мораль. Нравственные устои, даже если они будут попираться обществом, не потеряют своего значения. Вспомним пример, приведенный Кантом. Ему говорили о том, что его мораль чрезмерно строга, неукоснительна. Он утверждал, что нравственные нормы не знают исключений. Нельзя, например, сказать: "Не убий, но вообще-то, кое-где, порой..." или "Не укради". И. Канту говорили о том, что он в своем моральном кодексе осуждал воровство, но как быть, например, с мальчиком, который, спасаясь от голодной смерти, украл булочку. На это Кант отвечал, что мальчик может украсть булочку, спасаясь от голодной смерти, только не надо называть этот поступок моральным. Только и всего... Нравственные нормы не знают исключения, даже если в обществе мало кто им следует. Тем хуже для общества.

Это означает, что нравственное воспитание не утратит своей актуальности. То же самое можно сказать о воспитании в целом – о философской рассудочности, культурологической осведомленности, социальном воображении. Но как раз этого и нет в представленных стандартах.

Образование – важный участок общественной жизни. Нельзя решать вопросы обучения без широкого обсуждения этой проблемы научной общественностью, педагогами, учителями, воспитателями. Однако, к сожалению, пока в этом процессе особую роль играет бюрократия. Между тем европейская история знает горькое выражение – "потерянное поколение".