Легитимность и эффективность политической власти
Первоначальное осмысление легитимности власти восходит к Средним векам, когда складывается понимание легитимности как согласия с обычаями, традициями и установленным поведением. Легитимность преимущественно трактовалась как право верховных должностных лиц поступать согласно обычаям, однако уже с середины XIV в. начинает употребляться в смысле правомочности выборной власти.
Научная трактовка "легитимность власти" связана с концепцией "социального действия" немецкого социолога Макса Вебера, который вводит в политическую науку сам термин и является автором фактически первой типологии легитимности власти. В его методологии выделения типов легитимного господства обнаруживается ярко выраженный социально-психологический подход, в рамках которого легитимность власти предполагает наличие определенной социальной связи между субъектами и выполнение ими определенных ролевых функций: господина и подчиненного. Категорию "легитимность" М. Вебер определяет как признание власти подчиненными, их добровольное согласие ей покоряться на основе мотивированного подчинения и внутреннего оправдания господства. Согласно Веберу легитимность выступает фактором стабилизации политической системы (в частности, определение государства он выводит исходя из трактовки легитимности, подчеркивая важность монополии на легитимное насилие)[1]. Учитывая данную позицию, можно сделать вывод, что легитимность – это особый принцип власти, обусловливающий признание ее политической сущности, ее институтов, решений и действий правомерными в ценностно-нормативном аспекте общественного сознания.
Вслед за М. Вебером выделяют три типа легитимности власти:
– традиционный тип – опирается на совокупность традиций и обычаев, сила, действия которых признаны с давних времен, и на укорененную в человеке привычку придерживаться данной традиции. В этом смысле легитимность проанализирована как верность традиции. Власть осуществляется и признается благодаря унаследованному социальному статусу (например, монархия). Данная власть легитимна, поскольку соответствует обычаям и историческим прецедентам;
– харизматический тип легитимного господства определяется харизмой (греч. charisma – благодать, милость, божественный дар) правителя, "внеповседневными качествами человека" (независимо от того, действительные ли они, мнимые или предположительные). Этот тип характеризуется всецело личной преданностью подданных делу данного человека и их доверием только к его особе в силу того, что она выделяется необычными качествами. Такой правитель должен доказать не столько основания своей магической силы, посланничества, геройства, сверхъестественных способностей, сколько то, что он обладает легитимностью. Харизматическое господство основано на личной привязанности, обладающей магией, даром пророчества, необыкновенной силой духа и слова и т.д., следовательно, па аффективных действиях;
– легально-рациональный тип господства основывается на признании добровольно установленных юридических норм, направленных на регулирование отношений управления и подчинения. При такой власти подчиняются не личности, а установленным законам: им подчиняются не только управляемые, но и управляющие. Легальное господство возникает в условиях формирования рыночной экономики и воплощается в правовом государстве. Основными чертами этого типа являются: установление правовых норм, определяющих верховенство закона над властью; применение норм права в управлении; господство в обществе права, а не чиновников. Воплощать право в жизнь должны специально обученные, компетентные чиновники – бюрократия.
Бюрократия, по Веберу, должна отвечать актуальным и по сей день требованиям, таким как: 1) личная свобода и подчинение только служебному долгу; 2) устойчивая служебная иерархия; 3) твердо определенная компетенция; 4) работа на основе свободного выбора; 5) работа в соответствии со специальной квалификацией; 6) вознаграждение в виде постоянного денежного оклада; 7) отношение к своей службе как к единственной или главной профессии; 8) планирование своей карьеры; 9) работа в полном "отрыве" от средств управления и без присвоения служебных мест; 10) строгая, единая служебная дисциплина и контроль.
Согласно теоретическим построениям М. Вебера особенности политического господства можно проиллюстрировать таблицей 4.1.
Таблица 4.1
Особенности политического господства
Тип господства |
Легальное господство |
Традиционное господство |
Харизматическое господство |
Нормативные основы |
Рационально-разработанные формализованные правила |
Патриархальные или сословные нормы |
Религиозные (сакральные) нормы |
Носитель власти |
Избранное должностное лицо или коллегиальный орган |
Монарх, отец семейства, религиозный советник |
Пророк, военачальник, демагог, лидер |
Источник авторитета |
Делегирование на основе принципа большинства |
Традиционная преемственность власти |
Эмоциональное доверие к харизматическому лидеру |
Форма легитимности системы |
Целерациональная вера в правомочность и корректность предписанной системы норм |
Вера в исторически сложившийся порядок вещей |
Аффективная и (или) иррациональная вера в экстраординарные качества харизматического лидера и в выдвигаемые им ценности |
Доминирующий тип социального поведения |
Инструментальное или целерациональное социальное поведение |
Традиционное социальное поведение |
Иррациональное социальное поведение |
В современной политической науке сложились два подхода к изучению концепта "легитимность власти": нормативный и функциональный. При нормативном подходе источники легитимности рассматриваются вне властных отношений (законы, мораль, традиции, проявление поддержки населением властных структур). В рамках функционального подхода основа легитимности находится внутри самой власти: в ее способности обеспечить стабильное функционирование политических и социальных институтов и убедить население в том, что эти институты в наибольшей степени соответствуют состоянию общества и интересам народа. Иными словами, легитимность характеризуется как система идей, генерированных политической системой, с целью поддержания существования системы. Таким образом, легитимность власти базируется на праве граждан выполнять свои обязанности в поддержании порядка, которое продуцируется самими политическими структурами, побуждающими массовое сознание воспроизводить положительные оценки властвования. Характерно, что при осмыслении понятия "легитимность власти" многие политологи так или иначе затрагивают отмеченные аспекты во взаимосвязи, однако и выносят их за "скобки" определения легитимности (например, Т. Парсонс, С. Липсет[2])•
В отличие от социально-психологического подхода М. Вебера Д. Истон и его последователи утверждают, что условием легитимности политической власти являются определенные институциональные отношения, в основе которых находится минимальный ценностный консенсус, обеспечивающий принятие и подчинение власти, согласие с ее требованиями и поддержку ее действий. Легитимность в их представлении – это "степень, в которой члены политической системы воспринимают ее как достойную своей поддержки". Данный ценностно-нормативный подход позволил Д. Истону провести различие в типах поддержки как по объекту и содержанию, так и по времени ее действия, выделив диффузную и специфическую легитимность.
Диффузная легитимность, согласно Д. Истону, представляет собой фундаментальную, долговременную, преимущественно аффективную (эмоциональную) поддержку идеям и принципам политической власти, независимо от результатов ее деятельности. Специфическая легитимность ситуативна, кратковременна, ориентирована на результат и основана на сознательной поддержке власти и тех принципов, по которым она действует.
Одновременно с этим можно констатировать, что развитие политического знания и условия современной политики привели к необходимости изменения подходов к анализу основных политологических категорий, в том числе легитимности власти. Среди таких исследователей Ю. Хабермас, Ж.-Л. Шабо, П. Бурдье и др. В рамках коммуникативного подхода (теории постструктурализма) категория легитимности власти трактуется как вариант дискурсивной игры, как сообщение ради достижения общей цели, механизм самоорганизации сообщества. Принципиальное отличие от существующих трактовок определения легитимности власти, в том числе от веберовского понимания, состоит в том, что легитимация уже не связывается исключительно с проблемой господства, а рассматривается как дискурс, в процессе которого происходит структурирование политического пространства и придание ему статуса законности в глазах его участников – как объектов, так и субъектов политики.
Иными словами, легитимность политической власти выступает как особого рода дискурс, в процессе которого осуществляется аргументированный "диалог" или "спор" о базовых категориях политики как феномена и принципах организации и функционирования политической власти. Вырабатываются модели ее организации: "желаемые" (идеальный образ политики, достижение которого, по мнению политических акторов, будет способствовать выстраиванию наилучшей модели политического устройства) и "допустимые" (нормативный стандарт политического действия, устанавливающий в обществе легитимные "пределы" политики). В общем плане легитимация означает политико-коммуникативную среду, в которой идеи представляются открыто, и в процессе аргументации возникает добровольное согласие-подчинение. Легитимность политической власти тем самым как бы определяет границы политики, в рамках которых она может осуществляться как искусство возможного, целью которого является достижение оптимальных условий для обеспечения жизни каждого индивида.
Таким образом, оставаясь в русле рассуждений М. Вебера и его классического понимания легитимации власти, а также учитывая точку зрения функционального подхода, согласно которому легитимация, т.е. способы объяснения и оправдания, требуется любому политическому институту, следует признать, что в процессе легитимации проявляется важная коммуникативная функция политической системы (которая вытекает также из теоретических построений П. Бергера и Т. Лукмана[3]) – социального конструирования модели легитимной политики.
Отметим также, что многие современные типологии легитимности политической власти представляют собой прямое развитие классической типологии М. Вебера, без серьезной трансформации ее базовых принципов, а по существу являются интерпретацией исходной концепции. В частности, типология Д. Хелда, сохраняя преемственность с веберовской концепцией, конкретизирует ее отдельные положения. Наряду с типами легитимности М. Вебера Д. Хелд предлагает рассматривать такие виды легитимности, как: 1) согласие под угрозой насилия; 2) согласие в силу апатии; 3) прагматическое подчинение (т.е. поддержка ради личной выгоды); 4) инструментальная поддержка (согласие, поскольку данный режим может служить инструментом реализации идеи общего блага); 5) нормативная поддержка (предполагает совпадение политических принципов, разделяемых населением и властью); 6) идеальная нормативная поддержка (означает полное совпадение такого рода принципов). Однако сам Д. Хелд в качестве подлинной легитимности власти рассматривает только два последних типа поддержки, когда в полном смысле слова осуществляется "диффузия" поддержки существующей власти со стороны большинства граждан. При этом он подчеркивает, что подобные ситуации встречаются крайне редко, а последний тип легитимности – идеальное нормативное согласие народа – вообще скорее продукт воображения, нежели реального состояния общества.
Заслуживает внимания типология легитимности политической власти французского политолога Ж.-Л. Шабо, поскольку дифференцирует политического актора и политическое действие как самостоятельные основания легитимации, и поэтому, наряду с вышеуказанными концепциями, является необходимой в качестве теоретической основы исследования процессов легитимации власти. По мнению Ж.-Л. Шабо, постановка проблемы "смысла существования политической власти" представляет собой легитимность как самооправдание власти, как доказательство ею своего онтологического права на существование. То есть подтверждение правомочности власти требует уже нескольких легитимностей, поскольку они связаны с основаниями самой власти, которые могут быть различны. По его мнению, необходимо выделить как минимум два основания типологии легитимности: актора, т.е. того, кто осуществляет акт легитимации, и политическое действие, трактовка которого в определенной степени адекватна трактовке Вебером социального действия.
На основе этого Ж.-Л. Шабо выстраивает "тетралогию" легитимности политической власти: четыре типа легитимности, сгруппированных по два в соответствии с тем, относится ли данный тип легитимности непосредственно к политическим акторам или к сущности политического действия. Соответственно им в первом случае выделяется технократическая и демократическая легитимности. Технократическая легитимность связана с умением политических субъектов эффективно управлять, способностью преодоления социально-политических конфликтов. Это, прежде всего, обусловлено двумя параметрами: во-первых, способами доступа к власти (в силу традиции или закона) и, во-вторых, ОГЛАВЛЕНИЕм процесса ее осуществления. Демократическая легитимность – это возможность переноса на все общество механизма принятия решений субъектом политики, выражение его свободной воли.
Второй уровень предлагаемой им типологии представляет собой легитимность, связанную рамками политического действия. По мнению Ж.-Л. Шабо, акторы политики "обладают властью выбора и творчества, не являющейся абсолютной, но исходящей от окружающей их действительности, часть которой – они сами". Следовательно, политическая власть может легитимизировать себя относительно субъективных представлений о желаемом социальном порядке (идеологическая легитимность) или в соответствии с "космическим порядком", включающим также и социальный (онтологическая легитимность). Идеологическая легитимность основывается на внутренней убежденности о законности социальной действительности. Онтологическая легитимность – это соответствие политической власти универсальным принципам человеческого и социального бытия, а также базовым политическим ценностям, сформированным на данный момент в политической культуре общества.
В процессе легитимации политико-властных отношений присутствует "легитимное насилие" (термин М. Вебера), являясь, по существу, признанным социальным феноменом, где меры принуждения осуществляются в рамках правовых норм, а сам механизм легитимного насилия на уровне правосознания граждан воспринимается естественно. Таким образом, как только процесс легитимации характеризуется применением неправовых и насильственных действий со стороны легального претендента на власть, возможно употребление такого понятия, как самолегитимация. Чаще всего этим термином политологи оперируют, когда рассматривают политические режимы авторитарного или тоталитарного типа, характеризуя процесс достижения властью легитимного господства-подчинения насильственными методами. Легитимность власти нейтральна но отношению к политическому режиму, но на его основе (авторитаризм, тоталитаризм и др.) формируется соответствующая ему модель легитимации политической власти, включая и элементы диктатуры, и специфические способы управления обществом и социальными отношениями.
При обобщении существующих концепций легитимности власти и учитывая то, что до настоящего времени в политической науке нс сложилось единого подхода к толкованию понятия "легитимность власти", следует отметить, что в основе его интерпретации находятся категории "оправдания", "господства" и "коммуникации". Таким образом, легитимность представляет собой определенный, исторически сложившийся, социально значимый порядок происхождения и функционирования власти, который дает возможность достижения согласия во властных структурах и в их коммуникационном взаимодействии с обществом.
Процесс легитимации политической власти носит сложный социально обусловленный характер и отражает постоянно присутствующую необходимость признания обществом властных структур и подтверждения тех решений, которые власть принимает в процессе государственного управления. В отличие от легальности (правомочности действий) политической власти, которая обусловливает социальную интеграцию общества и поддерживает нормативно-ценностный порядок в государстве, легитимность направлена на интеграцию политических институтов, основанную на субъективном признании политики, и на обеспечение стабильного и эффективного функционирования политической системы в процессе государственного управления. Если процесс легализации определяется де-юре (юридическое оформление его законности), то процессы легитимации нуждаются в обязательном де-факто (фактическом повиновении и согласии народа на практике).
Наличие "обратной связи" – в виде поддержки населения и его политического участия без насильственного принуждения в общественной жизни – характеризует существующую власть как легитимную и авторитетную, которой доверяют. Легитимация государственной власти связана не столько с изданием закона, принятием Конституции и других нормативных документов, сколько означает процесс формирования комплекса представлений, переживаний, стереотипов и установок различных слоев населения о соблюдении носителями власти норм социальной справедливости. Именно политические ценности обеспечивают легитимацию политической власти и, таким образом, отличают ее от легальности. Ценностное измерение политики требует признания потребности человека быть субъектом, а не только объектом политических действий. Такое понимание легитимности власти подчеркивает активную роль и ответственность самих граждан в процессе легитимации власти, оставляет за ними окончательное решение в признании власти в качестве легальной и легитимной. Процессы легитимации политической власти утверждают политику и власть, объясняют и оправдывают политические решения, создание политических структур, их изменение, обновление.
Вместе с тем отношение к политической власти может быть не только ценностным – с позиций норм ценностных представлений о ней граждан, – но и инструментальным, оценивающим ее с точки зрения того, что она может предложить народу. Такое инструментальное отношение между населением и властью характеризуется понятием эффективности. Иными словами, легитимность политической власти и ее эффективность имеют взаимообусловленный характер, где степень легитимности власти становится основанием для конструктивной оценки в диагностике ее эффективности.
Эффективность власти – это целедостижение власти, характеризующееся объемом выполнения ею своих функций в обществе, т.е. реализацией ожиданий и требований граждан. В оценке эффективности власти следует использовать два критерия:
– результативность власти – степень достижения поставленных целей (ожидаемых результатов) в деятельности государственных структур в целом и конкретных государственных решений в частности (реформ, национальных проектов, федеральных и региональных программ и т.д.);
– целесообразность власти – количественно-качественную характеристику общественного смысла и последствий осуществленных государственных преобразований как соотношение использования ресурсов (производственных, природных, финансовых, кадровых, информационных и др.) и результатов управления в условиях государственных преобразований.
Критериями эффективности власти являются:
1) достаточность оснований власти и эффективное использование ее ресурсов;
2) рациональность "вертикальной" и "горизонтальной" структур власти;
3) эффективный, действенный, своевременный контроль за выполнением распоряжений властных структур;
4) организационно-техническое и кадровое обеспечение учета и анализа властных распоряжений;
5) наличие действенной системы санкций, применяемых к объекту власти в случае невыполнения им властного приказа;
6) эффективная система самоконтроля власти.
Теоретический аспект анализа взаимосвязи между
легитимностью и эффективностью власти подробно анализирует американский политолог С. Липсет. Согласно Липсету именно наличие двух параметров власти – легитимности и экономической эффективности – определяет стабильность политической системы. Основываясь на этих принципах, Липсет разделил все политические системы на четыре группы: 1) легитимные, но недостаточно эффективные; 2) эффективные, но недостаточно легитимные; 3) политические системы, обладающие и легитимностью, и эффективностью; 4) системы, в которых утрачена легитимность и отсутствует потенциал эффективности.
Несмотря на мотивационные различия, легитимность и эффективность власти взаимосвязаны: легитимность власти находится в прямой зависимости от ее эффективности. Это можно проследить, когда длительная неэффективность власти приводит к делегитимации – снижению авторитета политических субъектов власти, лишению их политики общественного кредита доверия. Поскольку легитимация политической власти так или иначе проявляется в процессах функционирования ее политических институтов и формах социально-политической активности, закрепляется модернизационными процессами, политической культурой и направлена на обеспечение стабильного и эффективного функционирования политической системы общества, то данные обстоятельства обусловливают несомненную динамичность процесса легитимации и связь его с делегитимацией. Делегитимация является одним из аспектов политической жизни общества – такой же движущей силой развития политики, как и сама легитимация[4].
В то же время кризис легитимности власти рассматривается как определенное состояние политической системы общества, выражающееся в обострении имеющихся социально-политических конфликтов и в резком усилении политической напряженности, что приводит к дестабилизации общества. Кризис легитимности власти является частью политического процесса, частью цикла, который представляет собой переход из одного состояния в другое: от установления легитимной власти до делегитимации. Постоянное чередование "легитимности" и "делегитимации" отражается как в устойчивости политической системы, так и в одновременном воспроизводстве в системе социально-политических конфликтов.
Показателями делегитимации политической власти выступают нарастание тенденций отчуждения общества от политики; нарушение взаимодействия политических и социальных институтов, когда требования основных групп или различных общностей не имеют "входа" в политическую систему; прекращение эффективного функционирования политических институтов; нарастание степени общественного недовольства; преобладание силовых управленческих решений; и наконец, "рутинизация" источника легитимности. В этом смысле дестабилизация общества – это набор возможных социально-политических детерминант, отличающихся друг от друга по степени разрушительного воздействия на политическую систему. Кроме объективных политических причин кризиса легитимности власти, обусловленных существенным снижением способности и возможности политических акторов управлять и контролировать поведение подвластных субъектов (утрата правителями функциональной легитимности)[5], следует подчеркнуть субъективный фактор политических причин процесса делегитимации власти, среди которых можно выделить:
– расхождение у социальных субъектов политики базовых ценностей оценок политики, которые определяют и устанавливают "пределы" политики как легитимные. Конфликты возникают тогда, когда происходит столкновение носителей политической культуры как совокупностей различных ценностей, норм, правил, традиций;
– нарушение носителями власти "правил игры", соответствующих принятым или установленным в обществе правилам и нормам, которые разделяют и управляющие, и управляемые;
– социальные потребности и интересы, которые возникают в результате их ущемления или неадекватного удовлетворения в сочетании с низким экономическим ростом общества;
– невозможность обратиться к привычным формам политического участия, чтобы выразить социальные потребности, с одной стороны, с другой – отсутствие максимального доступа социальных групп к политическим институтам власти;
– несовпадение статусно-ролевых функций, интересов и потребностей во власти, которые чаще всего обусловливают противоречия между правящей и контрэлитой, различных групп давления, а равно между всеми политическими субъектами системы власти. Такое различие политического потенциала в системе властных отношений особенно прослеживается в конфликтах "верхов" и "низов";
– неспособность основных политических сил сохранить минимально необходимый консенсус в конфликтных ситуациях;
– непризнание и игнорирование военными силами государственной власти и существующих политических процедур, что приводит к очевидной возможности государственного (военного) переворота.
В условиях делегитимации власти становится очевидной мобилизация "общественного контроля" за соблюдением политической властью норм "легитимного господства" (в том числе в форме протестных социально-политических движений) и появляются новые лидеры с претензиями на власть. Лишение власти доверия и поддержки есть условие и способ реализации легитимного потенциала взаимообусловленности и взаимосогласованности между управляемыми и управителями. Кризис легитимности обусловливает динамику политического участия населения, движущей его силой является социальный интерес, в основе которого находится стремление субъектов политики объявить о недоверии к существующей власти и выразить собственные представления по поводу осуществления политики.
При анализе развития российского политического процесса в период начала XVII – конца XX в. можно выделить ряд условий (отличающихся друг от друга по степени дестабилизирующего воздействия на политическую систему), обусловливавших кризис легитимности политической власти, с одной стороны, а с другой – проявления различных форм активного политического протеста:
– утрата носителем власти личного авторитета, или "рутинизация" источника легитимности (харизматическая или персональная легитимность);
– нарушение (или трансформация) нормативных стандартов политического действия (политических "правил игры") любым актором политики как "допустимых" в представлениях основных социальных групп;
– несоблюдение политическими акторами легальных норм властвования (осуществление государственных переворотов);
– смерть носителя власти. Это условие характерно для периода монархии, и в этом случае кризис легитимности власти наступал только тогда, когда со смертью правителя преломлялась династическая линия престолонаследия (традиционная легитимность);
– снижение убежденности в правильности идейных ценностей развития общества (идеологическая легитимность);
– снижение эффективного функционирования политических институтов (технократическая, структурная легитимности).
По мнению некоторых отечественных исследователей, при данных условиях "возникал порочный круг": низкая легитимность системы вытекала из неэффективности политических решений[6], принимаемых руководством страны, а нелегитимность правления не позволяла властям действовать эффективно, избегая популизма[7].
Преодоление кризиса легитимности власти возможно только посредством разрешения кризиса, предполагающего восстановление оснований легитимности, – в отличие от мер политического урегулирования, которые снижают остроту социальных проявлений, но к восстановлению легитимности власти так и не приводят. Устранение глубинных причин кризиса легитимности власти является единственно возможным путем преодоления делегитимации власти различных политических систем.
Иными словами, преодоление кризиса легитимности власти сводится к минимуму проявлений политической нестабильности и определяется тремя основаниями: 1) стабильным и относительно эффективным функционированием политических институтов (в том числе эволюционным характером институциональных трансформаций); 2) эффективным функционированием политической системы в целом; 3) относительно высокой степенью убежденности населения в том, что данная модель легитимации власти в наибольшей степени соответствует состоянию общества и интересам народа. Таким образом, в процессе преодоления делегитимации политической власти становится очевидным важная роль политических институтов, более того, координирующая функция государства – функция обеспечения стабильности и порядка. Факт согласованности интересов различных групп общества, государства и всех его граждан, выражающийся в добровольной передаче обществом ряда управленческих функций верховной власти, является необходимым условием преодоления кризиса легитимности власти.
Российский опыт политической стабилизации периода начала XVII – конца XX в. показывает, что преодоление кризиса легитимности власти достигалось преимущественно политическим урегулированием, временно снимающим дестабилизацию и дезинтеграцию общества; при этом не устранялись подлинные причины кризиса и конфронтация сторон. Урегулирование сводилось к таким общим закономерностям управления политическими кризисами, как:
– политическое маневрирование, которое в некоторой степени способствовало обеспечению стабилизации политической системы. Это выработка новой идеологической концепции развития общества, поддержание законности и правопорядка в стране (чаще всего за счет расширения учреждений со специфическими силовыми функциями для борьбы с "массовыми беспорядками" и ужесточения уголовного законодательства в отношении дел "против власти"). Оно также предполагало выявление возможного компромисса между противоборствующими политическими или социальными группами. В данном случае имело место обновление законодательства и осуществление новой государственной стратегии и тактики;
– социальное маневрирование, которое ослабляло конфликт между механизмами функционирования системы и интересами ущемляемой ими части общества. Оно достигалось в основном за счет социально-экономических мероприятий и при помощи контрреформ как исторически сложившегося способа разрешения социальных противоречий;
– политическое манипулирование, которое утверждало определенные ценности и нормы политического поведения с целью принудить подвластных действовать вопреки собственным интересам. Внедрение в массовое сознание "полезной" с позиции власти информации выражалось в таких формах, как: создание "образа врага", "теории заговора" и "происки контрреволюции".
Постоянное наличие в процессе преодоления делегитимации власти вышеназванного периода силовых методов в сочетании с отсутствием в политической культуре традиции политического консенсуса и разрешения кризиса отражает национальную особенность стратегии управления политическими кризисами в российском обществе. Это свидетельство нежелания и (или) неспособности власти выявлять глубинные причины конфликта между управляемыми и управляющими, игнорирования предпосылок назревания кризисной ситуации, недостаточной степени правовых методов и способов регулирования кризиса легитимности власти. Отечественный опыт политической стабилизации демонстрирует взаимосвязь традиционных, харизматических и идеологических принципов легитимности власти как приоритетных – при неразвитости ее рациональных обоснований (технократической и демократической легитимности по Ж.-Л. Шабо).
Особенностью процесса легитимации власти постсоветского периода являются попытки перехода к доминанте рациональной (демократической) легитимности, когда в ходе перестройки сформировался проект перехода к правовому, демократическому государству, который, однако, не учитывал не только сложностей политических преобразований, по, главным образом, не считался со сложившимися традиционными стереотипами восприятия власти массовым сознанием, поскольку "для того, чтобы в России восторжествовали легально-рациональные принципы демократической легитимности, необходимы существенные изменения в политической культуре ее граждан, а точнее, – формирование новой демократической политической культуры общества"[8]. Более того, особенностью современного российского политического процесса является устойчиво низкая легитимность практически всех политических институтов (структурная легитимность власти) – при столь же устойчивой популярности и персональной легитимности верховного носителя власти (президента). По мнению многих отечественных политологов, в России по-прежнему идеальный образ государства сохраняет ярко выраженные патерналистские черты.
При анализе общих закономерностей путей преодоления кризиса легитимности власти отметим, что кризисы преодолимы и долговременное принятие и поддержание власти как признание ее легитимности возможны. Однако эффективность этого процесса зависит в том числе и от соответствия модели организации легитимной власти характерным особенностям и "доминантам" политической культуры общества.