Красота и синтаксическое совершенство
В параграфе 10.8 рассматривалась проблема истины. Истина часто встраивается в знаменитую троицу: истина – красота – добро. Физики не проходят мимо нее. Некоторые из них полагают, что феномен красоты занимает в физике видное место.
Многогранность науки
По мнению В. Гейзенберга, "в точном естествознании, как и в искусстве, главный источник распространяемого света и ясности заключается в красоте"[1]. С. Вайнберг назвал шестую главу своей книги "Красивые теории"[2]. Б. Грин, восхищаясь красотой теории струн, называет Вселенную элегантной[3]. Итак, какую роль играет феномен красоты в физике?
При ответе на любой вопрос всегда следует исходить из научных данных. В этой связи резонно поставить естественный вопрос: "Предметом какой науки является красота?". Изначально можно констатировать, что она изучается в цикле искусствоведческих наук, в частности, в теориях театра, кино, музыки и живописи. По отношению к ним метанаукой выступает эстетика. Каждая искусствоведческая наука представляет собой ряд взаимосвязанных специфических концептов. Эстетика призвана придать их сочетанию максимально возможное совершенство. Если это удается, то говорят о красоте и прекрасном.
Приведенная аргументация выстроена в метанаучном ключе. Немалое число эстетиков относится негативно как к субнауке, так и к метанауке. Для них вся проблематика, связанная с феноменом красоты, имеет умозрительный характер. Автор полагает, что такая позиция свидетельствует об их недостаточном знакомстве с концептуальным устройством искусствоведческих теорий.
Еще одна позиция состоит в понимании красоты в качестве универсального феномена. В таком качестве он считается присущим любой науке, в том числе и физике. Именно этой позиции придерживаются Гейзенберг, Вайнберг и Грин. Вряд ли следует признать такую позицию в физике доминирующей. Показательно, например, что в любимом автором журнале "Успехи физических наук" он не нашел ни одной статьи, посвященной красоте физических теорий. С чего бы это? Неужели уважаемая редколлегия этого журнала игнорировала важнейший для физических теорий концепт?
Выше автор дал определение красоте в области искусствоведческих наук. Ясно, что физики исходят из концептуального устройства не этих наук, а физики. Что же они понимают под красотой? Энглер например, понимает под красотой простоту теории, единство принципов, симметрию уравнений, нераздельность всех положений, упорядоченность физических выводов и их когерентность[4]. Просматривая статьи физиков, пишущих о красоте физических теорий, автор убедился, что именно указанные выше признаки ставятся во главу угла. Часто к ним добавляют признаки элегантности и гармоничности.
Нетрудно заметить, что при рассуждениях о красоте теорий все упомянутые выше их признаки рассматриваются исключительно в синтаксическом ключе. Семантика с ее приверженностью к концепту истины отодвигается в сторону. Таким образом, красота, о которой толкуют физики, это не что иное, как синтаксическое совершенство теорий. Но есть ли резон в назывании его непременно красотой? По мнению автора, ответ на этот вопрос должен быть скорее отрицательным, чем положительным.
Дело в том, что принцип красоты традиционно считается характерной чертой не естественных, а искусствоведческих наук. В этом своем качестве он не присущ физике. Уподобление физики искусствоведению несостоятельно. Что касается требования синтаксического совершенства, то оно уместно для любой теории, в том числе и для физики. Но не следует отождествлять принципы красоты и синтаксического совершенства. В искусствоведческих науках принцип красоты не сводится к принципу синтаксического совершенства. Различение принципов красоты и синтаксического совершенства избавляет от сумятицы мыслей, выражающейся, в частности, в неоправданном отождествлении науки с искусствоведением.
В мире все взаимосвязано, в том числе физика и искусствоведение. Их связь может быть только символической. Лазерное шоу оказывается возможным постольку, поскольку лучи лазера являются носителями эстетических ценностей. Физику не возбраняется воспользоваться литературной метафорой. Но в этом случае она выступает у него символом физических концептов.
Профессиональные эстетики часто пытаются включить искусствоведческие признаки непосредственно в науку. Классической в этом отношении работой является книга Дж. Макаллистера "Красота и революция в науке"[5]. Он полагает, что во всех науках присутствуют эстетические суждения, которые являются по своему характеру индуктивными. Им вводится представление об эстетической индукции. Почему такой ход мысли неверен, объяснялось выше. Добавлю к уже приведенной аргументации лишь, что в любой науке, в том числе искусствоведческой, совершаются операции и дедукции, и ад дукции, и абдукции, и индукции.
Значительно более выверенную позицию, по сравнению с Макаллистером, занимает К. Тодд[6]. Он полагает, что эстетические суждения отсутствуют в науке. То, что подводят под концепт красоты, в конечном счете, относится к истине. Лишь в одном отношении автор не согласен с ним. Истина – семантическое отношение. Синтаксическое совершенство не сводится к семантике.
Физики, пишущие о красоте физических теорий, склонны подчеркивать особую остроту эмоциональных переживаний, сопровождающих научное творчество. Разумеется, они действительно существуют. Ментальный мир физика не уступает в многообразии и эмоциональности ментальному миру искусствоведа. Но в концептуальном отношении эти миры различны.
Выводы
1. Красота – органичный концепт искусствоведения, а не физики.
2. Универсальный концепт красоты, который можно было бы с равной степенью основательности использовать в любой науке, не существует.
3. Физическим теориям присуща не красота, а синтаксическое совершенство.