Конвергентность СМИ и Глобальной сети как тенденция

Добавим к словам американских коллег лишь одно: нам кажется, что прогноз этот очень даже оптимистичный. Ведь, если судить по их выводам, творческая активность все равно остается одной из главных характеристик журналистской деятельности в целом. Другое дело, что реальностью становится симбиоз ранее различных по типологии и даже способу передачи информации СМИ^[1]. Интернет модифицирует традиционные СМИ, а традиционные медиа изменяют Интернет. Поскольку они объединены одним коммуникационным пространством, возникающим в социокультурной жизни людей, то речь идет о новых формах работы: подростки и молодежь, например, не хотят тратить деньги на газеты, но "висят" в Интернете. Но и телевидение подражает Интернету, транслируя что-то в прямом эфире или привлекая компьютерных героев или яркую графику. И подобных вариантов конвергентности немало.

К тому же Сеть обретает "миссию" – обеспечение аудитории Интернета информацией и разнообразными развлечениями, а СМИ "осовремениваются" в контексте моды на "техно", новые жизненные ритмы и скорость передачи информации.

Одной из форм проявления конвергентности СМИ и Интернета стали в частности блоги (от англ. web – сеть, log – регистрационный журнал) – как формы поступления информации в Интернет непосредственно от персональных пользователей. Их суть – не отражение реальности, а ее индивидуализация (личный дневник событий).

Мобильная связь соединяет человека с другими источниками информации (ее можно выбрать, "отфильтровать" на индивидуальный вкус или просто получать на личный номер экстренные вести). Это дает реципиенту возможность участия также в различных акциях СМИ, например благодаря онлайновой интерактивности (сообщи новость в службу информации телекомпании или радиостанции и т.д.). Сюда же можно приплюсовать почтовые и библиотечные функции Интернета и мобильной связи, а также возможности традиционных СМИ как формы индивидуальных коммуникаций (переписка, служба знакомств, индивидуальные продажи) и "субкультурного" просвещения или писательского паблисти.

В связи с данными тенденциями, безусловно, возникают и проблемы. В частности^[2]:

• влияние Интернета на журналистский стиль в газетных текстах, звучащей на радио и телевидении речи (иногда в ущерб нормативному ее "качеству", культуре речи);

• скорость получения архивно-справочных сведений ведет иногда к избыточности информации;

• скорость не является также хорошим спутником точности и достоверности информации;

• телеграфный стиль не по необходимости, а по лености журналистов, когда ими не используются другие приоритетные особенности Интернета: гипертекстуалы гость, яркость дизайна и цифровые возможности иконографии, интерактивность, мультимедийность и другие;

• не расширяются традиционные диалогические пространства (субъекты информационной деятельности не ищут новые формы и методы организации диалоговых отношений на двух уровнях – производства медиаконтентов в Интернете, в том числе и самой аудиторией, и их восприятия);

• зачастую усложнен путь доступа к архивным данным (прежде всего традиционных СМИ);

• происходит стирание различий между журнализмом и нежурнализмом (растущая разнородность журналистики как профессиональной культуры и профессиональной идентичности журналистов).

То есть, если перефразировать известную некогда песню со словами: "Есть у революции начало, нет у революции конца...", то у начавшейся в нулевые годы бурной технологической революции в сфере массовой коммуникации есть начало, но вряд ли может даже прогнозироваться некое окончание периода перманентного совершенствования способов передачи информации. Но у этого процесса можно, на наш взгляд, выделить и попытаться описать некие фазы. В рамках одной из них можно, к примеру, зафиксировать возвращение на новом витке диалектического развития к тому, что в старых учебниках называлось системной организационно-массовой работой, побуждающей к тем или иным действиям. Ведь паши сограждане, вышедшие митинговать на площади едва ли не всех крупных городов России в предвыборный период в 2011–2013 гг. или участвовавшие в автопробегах но улицам, пикетах, акциях, общественных слушаниях и т.д. и т.п., приняли это решение не спонтанно. В большинстве случаев это было выражением гражданской позиции, реальным проявлением демократизации. И это, безусловно, характеризует процесс формирования и развития истинно правового государства, открытого общества в целом.

Но "движение масс" высветило и другую проблему. Ведь нельзя отрицать и тот факт, что всесвязанность и коммуникативная взаимозависимость, обусловленная мобильной связью и Интернетом, позволяет сегодня практически в режиме реального времени получать огромные объемы информации, которые не всегда есть возможность системно "переваривать" представителям различных социальных групп. Это, в свою очередь, в определенных случаях делает человека весьма беззащитным перед воздействием технологий массовой манипуляции и актуализирует проблему так называемой информационно-психологической репрессивности. Возникающий при этом "эффект влияния толпы" или "группового давления" побуждает индивидов к действиям активным, но не всегда четко осознаваемым. Все это дает возможность довольно легко развернуть людей в сторону асоциальности, диапазон которой довольно широк: от обычного бытового хулиганства до антиконституционных действий с элементами убежденности в истинности предложенной кем-либо альтернативной псевдоидеологической платформы. Кроме того, любые системно транслирующиеся внешние воздействия манипулятивного характера, как известно, в конечном итоге могут приводить также к кризису индивидуальной субъектности личности. В этом случае реальная жизнь подменяется или довольно размытыми идеалами абстрактной будущности, или заменяется сугубо экзистенциальными характеристиками повседневного бытия. Более того, экзистенциальные терапевты отмечают, что "особенно глубокие психологические переживания “расшатывают” позиции человека по отношению ко времени. Например, сильная тревога и депрессия уничтожают время, делая невозможным будущее"^[3].

В ходе манипулирования при посредстве новейших массмедийных технологий чаще всего используются стереотипы мышления, внедряемые в массовое сознание при помощи различного рода способов и приемов. К ним относится, к примеру, конструирование информационных мифов. Их проще всего определить как взаимосвязь, наделение тех или иных политических процессов, жизненных ситуаций, а также массмедийных персон мифологическими, а чаще псеводомифологическими чертами – образно говоря, идеализация или демонизация тех или иных фактов, а может быть и представленной в массмедиа реальности в целом. Все это усиливает влияние на область бессознательного и, в результате, – на массовое сознание и поведение представителей конкретного социума, а чаще – того или иного человека. Использование стереотипов и мифов в интересах информационно-психологического воздействия является одним из важных аспектов, имеющих отношение к проблеме конструирования социальной реальности. Λ. В. Шилова, проведя новейшие исследования по данной теме, сделала вывод, что социальные мифы – это преувеличенные или искаженные представления о действительности, внедряемые в общественное сознание с целью формирования нужных реакций^[4].

Важно отметить и тот факт, что в условиях глобализации и перманентного развития технологий передачи информации и конвергентных возможностей массмедиа в целом происходит также расширение полисубъектности коммуникативной среды, изменение содержания и направленности коммуникативного взаимодействия. В результате того, что современный человек, включенный в массмедийную среду, постоянно находится под информационным давлением, широкое влияние на него имеют не только реальные, но и симулятивные образы (так называемые симулякры). Последние, в силу обыденности, а зачастую и непривлекательности повседневной бытовой реальности, окружающей человека, усиливают процессы "отторжения" этой реальности, "ухода" во внешне привлекательные, но обладающие духовной неподлинностью "миры", возникшие из симулякров. Термин "симулякр", как известно, был введен Жаном Бодрийяром и означает изображение без оригинала, репрезентацию чего-то, что на самом деле не существует, продукты процесса симуляции. Симуляция же в целом, как уточняет Д. В. Иванов, представляет собой "виртуальный аналог реального социального взаимодействия"^[5]. И проблема в том, что при определенных условиях развития человека или даже социальной группы симулякры становятся значимее, чем традиционные ментальные (читай – нравственные) ориентиры общества и социальная реальность в целом.

При этом распространение симулятивных образов, по мнению исследователей^[6], имеет ряд возможных последствий:

• эскапизм (стремление человека уйти от действительности в вымышленный мир иллюзий);

• шизофренизацию (расщепление сознания субъекта, когда он сращивается с симулякром, что приводит к появлению шизофренической личности, для которой свойствен эффект двойного присутствия);

• консьюмеризм (его сутью является идея о возможности достижения социального превосходства, счастья через потребление, зависимость от вещей, которые становятся символом причастности к некой "желанной" для субъекта общественной группе).

Не случаен и тот факт, что в современном интернет-сленге относительно недавно появился термин "троллинг" (от англ, trolling – ловля рыбы на блесну). Под ним понимается постинг заведомо провокационных сообщений с целью вызывания активной реакции определенной группы пользователей или сетевой аудитории в целом. Примечательно, что некоторые западные аналитики даже предположили, что происхождение термина обусловлено словом troll (trawl): травля. В широкий оборот, прежде всего, конечно, в Рунете, вошло уже и сленговое именование "тролль" – автор провокационного сообщения (еще недавно так называли и само подобное сообщение). Причем подобного рода информационная деятельность может быть эффективной не только при прямом влиянии на сознание и поступки пользователей Глобальной сети. Опосредованно она зачастую находит отражение в сообщениях традиционных СМИ, дискуссиях, распространяется при посредстве неформальных средств коммуникации – слухов, сплетен и т.п.

Вместе с тем, как нам кажется, можно выдвинуть гипотезу: события новейшего времени позволяют говорить о том, что одним из последствий распространения различного рода симулятивных образов при посредстве массмедиа в некоторых случаях может являться неосознанное (нелогичное, ситуативное, стихийное, "зеркальное" и т.п.) протестное поведение представителей различных социумов. Наиболее распространенной теорией, объясняющей в целом формирование протестного потенциала как феномена, является теория относительной депривации. Представители этой теории, в частности американский социолог Р. Мертон, исходят из того, что в основе формирования протестного потенциала лежит депривация, т.е. "субъективное чувство недовольства по отношению к своему настоящему"^[7]. Основной причиной такой неудовлетворенности, в нашем случае – основанной на определенном объеме массмедийной информации, становится то, что субъект не обладает каким-либо объектом (положением в обществе), стремится к его обладанию (или изменению статуса), при этом сравнивает себя с другими субъектами, обладающими этим объектом/статусом, и рассматривает возможность обладания им как вполне реальную. Уточним, мы не имеем в виду осознанное протестное поведение личности или группы, обусловленное идеологическими или политическими установками. Речь идет именно о ситуативных компонентах поведения, причем не имеющего объективной основы – характеристики бытования конкретного человека, а также уровня развития его профессиональных и личностных качеств, предполагающих сознательную депривацию. Поскольку для возникновения депривации, основанной на внедренных массмедиа симулякрах, важен не столько сам факт не обладания чем-либо, сколько внелогическое желание обладать объектом, а также надежда на возможность изменения положения с помощью мгновенного изменения социального и политического порядка, то такое поведение может приводить к асоциальным поступкам и нежелательным для совершенствования политической культуры общества последствиям. Достаточно вспомнить так называемые "водочные бунты" в постперестроечном Свердловске или стихийные выступления молодежи (футбольных спартаковских болельщиков) на Манежной площади в Москве в новейший период российской истории. Еще более яркий пример – позорные акты вандализма в отношении здания театра и сайта знаменитого драматурга Николая Коляды, принявшего в январе 2012 г. решение вступить в предвыборный штаб кандидата в президенты России Владимира Путина. При этом большое значение всегда имеет тот факт, что депривация возникает в той или иной социальной среде, системно потребляющей определенного рода массовую информацию или наладившую каналы постоянной межличностной коммуникации. Индивид при этом, оценивая свое положение и формируя запросы, имеет возможность сравнивать себя не только с окружающими его "своими" и лидерами мнения данной социальной группы, но и с "чужими", образ жизни и поступки которых представлены, как правило, с помощью методов откровенно манипулятивного характера.