Концепции суверенитета, государства и демократии Томаса Пейна
Т. Пейн (1732-1809) являлся человеком: интереснейшей судьбы и одним из первых граждан мира Нового времени. Он родился в Шотландии в бедной семье, стал резчиком по металлу, позже конструировал мосты. В 1774 г. познакомился с Б. Франклином, также выходцем из Шотландии, который помог ему перебраться в Америку. Время было бурным, грозовым, и Пейн оказался в гуще процессов, завершившихся образованием одной из самых демократических республик в мире. Как он сам признавался позже, именно Американская революция сделала его сочинителем и теоретиком. В отличие от учившихся в колледжах и испытавших на себе влияние европейских философов-интеллектуалов, Пейн писал самобытно, излагал свои мысли лёгким и ясным для простого народа языком. Уже в конце 1774 г. он опубликовал памфлет; направленный против рабства. До него тоже писали о рабстве, но Пейн был первым, кто открыто выступил против торговли рабами и за отмену рабства вообще, а соответственно, стал первым аболиционистом. И действительно, почти сразу же после выхода этого памфлета в апреле 1775 г. в Филадельфии возникло первое в Америке общество по оказанию помощи рабам.
В январе 1776 г., в разгар начавшейся освободительной борьбы, выходит новый памфлет Пейна под названием "Здравый смысл", в котором его автор провозглашал, что "дело Америки по большому счёту является делом всего человечества. ... Опустошение страны огнём и мечом, объявление войны против естественных прав всего человечества и искоренение их защитников с лица земли вызывает беспокойство у каждого человека, кого природа наделила способностью чувствовать" [11, р. 49] – писал автор трактата.
Пейн одним из первых в политической мысли уловил различия между обществом и государством. "Некоторые авторы так путают общество с государством, – писал он, – что не делают малейших или никаких различий между ними; в то время как они не только различны, но и имеют разное происхождение. Общество порождено нашими потребностями, государство – нашими пороками и злом; первое способствует продвижению нашего счастья в положительном направлении, объединяя наши привязанности и интересы, последнее – отрицательно, ограничивая наши недостатки. Первое поощряет общение, второе создаёт различия. Первый – патрон, последний – каратель". Общество в любом состоянии – это благо для людей, а государство, даже в своей наилучшей форме, – необходимое зло. Государство, как и платье, является знаком потерянной невинности; дворцы правителей построены на руинах дач рая [11, р. 51].
В Англии Пейн видел остатки монархической тирании в лице короля, остатки аристократической тирании в лице палаты лордов и новый республиканский материал в лице палаты общин, от чьей чести зависит свобода Англии. Первые две, как наследственные власти, совершенно не зависимы от народа, а потому там не существует действительного разделения властей.
В отличие от разделения общества на богатых и бедных, причины которою нужно ещё установить, деление людей на королей и подданных не имеет никаких естественных причин, заявлял автор трактата. Долгое время человечество не знало никаких правителей и королей, а соответственно, не было и войн. Последние стали своего рода потехами королей, в подтверждение чему Пейн приводил республиканские Голландию и Швейцарию, ни с кем не воевавшие за последние столетия. Правление королей, писал он, как самое искушённое изобретение дьявола, было введено язычниками, которые поклонялись им как богам. Израильтяне заимствовали этот опыт, а христианство совершенствовало его. Возвышение одного человека над всеми остальными противоречит закону природы о равенстве людей и не может быть оправдано ссылками на Библию.
Если выбор монархии, продолжал автор памфлета, является следствием испорченности того поколения, которое это сделало, то наследственность власти является оскорблением и унижением для их потомков. Он решительно отвергал, как ошибочные, утверждения, будто Америка процветала благодаря её связям с Великобританией. Напротив, Америка процветала бы ещё ярче без зависимости, ибо обладает всеми необходимыми для этого условиями.
До Пейна даже критики властей метрополии не шли дальше защиты идей равенства колоний с метрополией. Это должно было выражаться, по их мнению, в обретении колониями такого же статуса под властью британского монарха, какими обладали Англия и Шотландия до их объединения [11, р. 65]. Пейн призывал колонии решительно и без колебаний отделиться от метрополии и стать независимыми. Примирение с Англией невозможно, и он приводил слова Д. Мильтона о том, что "никогда истинного примирения не будет там, где раны смертельной ненависти проникли столь глубоко" [11, р. 69-70]. Только независимость может сохранить здесь мир, говорилось в памфлете. А попытки примирения с Англией могут привести только к новым бедствиям для колоний. Если существует какой-то страх перед независимостью, то лишь потому, что ещё не определился путь выбора, люди не видят выхода из сложившейся ситуации. Следует указать им этот путь.
И Пейн предлагал свои рекомендации, как это сделать. Ежегодно избирать ассамблеи народа с равным представительством и с президентом во главе, которые занимались бы исключительно внутренними делами, подчиняясь власти Континентального конгресса. Каждая колония будет разделена на восемь-десять округов с равным представительством в конгрессе. Определять процедуры, нормы и полномочия каждого органа должен институт, находящийся посередине между управляющими и управляемыми. Им, по мнению Пейна, могла бы стать континентальная конференция представителей всех колоний для разработки Континентальной хартии, или Хартии объединённых колоний. Хартия должна чётко установить полномочия каждого института власти, их взаимоотношения между собой и сроки их нахождения в должностях. "Всегда следует помнить, что наша сила в единстве континента, а не провинций", – писал он. Автор трактата призывал "гарантировать свободу и собственность всех людей, а также свободное вероисповедание согласно собственному выбору каждого" [11, vol. II, р. 213]. Он отвергал монархический строй и заявлял, что в Америке королём является закон. Американские конституции (конституции штатов) для свободы были теми же, писал Пейн, что и грамматика для языка: она определяет части речи и фактически строит их в синтаксис [Ibid, р. 152].
Вскоре Пейн представил обществу политических исследователей США, одним из организаторов и автором статута которых он являлся, диссертацию о правительстве, банках и бумажных деньгах, в которой рассматривал известные в то время формы правления, выявлял общее и особенное между ними. Общим для всех форм правлений Пейн считал то, что они обладают верховной властью, над которой нет никакого контроля свыше. В деспотических монархиях эта власть принадлежит одному человеку, воля которого является законом. Он же и изменяет или отменяет его. Над ним нет никакого контроля. Единственным способом влиять на такое правительство являются петиции и восстания. Вот почему в деспотических государствах происходит так много восстаний.
В республиках верховная власть остаётся, как это и предопределено природой, у народа, являющегося источником власти. Это положение закрепляется в конституциях стран и на деле реализуется. Суверенитет народа осуществляется путём избрания определённого числа людей для представления интересов всех. И если эти представители не действуют должным образом, они могут быть заменены той же самой верховной властью – народам, которая избирала их туда, другими, которые исправят ошибки первых. Поэтому республиканская форма, и принципы правления не оставляют места для восстаний; они обеспечивают и устанавливают законные средства решения возникающих проблем в форме представительных институтов. Народ, сохраняя свой суверенитет, сохраняет и свободу. Суверенитет и свобода неразрывно связаны между собой и порождают друг друга.
Управление республикой реализуется в соответствии с принципами права и справедливости, от которых не должно быть никакого отклонения, ибо появление любого отклонения есть своего рода девиация от республиканских принципов в сторону деспотических. Оно осуществляется определённым количеством людей, периодически избираемых народом и действующих как его представители. Целью последних должно стать общественное благо, т.е. благо всех, взятых вместе, а соответственно, и благо каждого.
Поскольку государство – это весь народ, взятый вместе, то и общественное благо есть собранное воедино благо всего народа. Фундаментальным принципом общественного блага является справедливость, и там, где справедливость соблюдается, общественное благо обеспечивается. Саму республику Пейн, вслед за Цицероном и другими мыслителями, понимал как "благо публики" или "благо целого" (народа).
В апреле 1787 т: Пейн приехал в Париж, где оказался в кругу известных тогда, мыслителей Европы и Америки – Б. Франклина, Т. Джефферсона, бывшего тогда, министром США во Франции, Лафайета, М. Кондорсе и других, и стал советником французских республиканцев по составлению проекта конституции Франции. К нему, как к уже известному теоретику политики и государственности, через М. Кондорсе в качестве переводчика обратились с просьбой ответить на несколько вопросов о власти и демократии. Вопросы были следующими:
1. Не являются ли неуравновешенность законодательной и исполнительной властей причиной боязни, что первая может вторгнуться в круг полномочий второй?
2. Не является ли исполнительная власть слишком слабой, чтобы обеспечить повиновение закону и завоевать уважение и доверие народа?
3. Не следует ли опасаться, что законодательный орган, состоящий из одной-единственной палаты, может под даться собственным порывам и безудержности?
4. Не является ли организация системы правительства слишком сложной, чтобы увековечить анархию? [11, vol. II, р. 344].
В своём ответе Пейн писал, что многое зависит от конституции страны, в основе которой должны лежать права человека. Если рассматривать ветви власти как исходящие от единого источника – нации, а распределение власти как имеющее целью общественное благо, то будет трудно находить причину, почему одна власть должна будет вторгаться в пределы полномочий другой. Это может происходить только в том случае, если ветви власти имеют разные источники и цели. Законодательной ветви власть делегирована народам для принятия законов на основе и принципов конституции. Если она не придерживается их, то становится деспотической.
Трактуя исполнительную власть как призванную исполнять законы, Пейн замечал, что это же самое делают все институты и органы власти, в том числе и судебные. Что касается страстей и возможной несдержанности законодательного органа, то и здесь ориентирам и руководством должна стать конституция, которая определяет полномочия каждого института власти, за пределы которых она запрещает переступать. Что касается моего мнения, писал он, то я сам стоял бы за то, чтобы законодательный орган, оставаясь единым телом, разделился на две части в начале дебатов по обсуждаемым проблемам. После завершения дебатов они должны вновь объединиться в одну ассамблею и голосовать вместе. Он считал неразумным, чтобы меньшинство представителей народа имело право противостоять воле абсолютного большинства. Так получается, когда решение, принятое, скажем, палатой представителей США, состоящей ныне из 435 человек, отвергается 51 сенатором, образующим большинство в сенате. В таком случае воля 51 представителя оказывается выше воли 484 представителей обеих палат.
Из Парижа Пейн отправился в Лондон, гостя у Эдмунда Бёрка, которого хорошо узнал во время его поездки в США, когда Бёрк решительно выступил в поддержку дела американцев в конгрессе. Бёрк организовал ему поездку по Великобритании.
Когда началась Французская революция, у Пейна не возникло никаких сомнений, на чью сторону ему вставать. Он был признателен королю Людовику XVI за то, что тот поддержал Америку в её борьбе за независимость, но душа его была за республику. Один из современников Пейна вспоминал о своей встрече с ним ещё в юношестве. Тогда на одном обеде кто-то провозгласил тост за лидера израильтян Йошуа, завоевавшего царство Ханаан. Пейн отказался поддержать его, провозгласив свой: "За всемирную республику!".
В своих письмах Бёрку Пейн стремился побудить его перенести французский опыт реформирования политической системы в Англию, что вызвало резкий протест со стороны его корреспондента. Бёрк с раздражением ответил Пейну, что конституция этого королевства не требует подобных новшеств и что ни один думающий человек не будет серьёзно участвовать в них [11, vol. II, р. 176-177]. И даже когда Э. Бёрк выступил в английском парламенте с длинной речью с резкими нападками на Французскую революцию, Пейн написал ему письмо с изложением истинного положения дал в Париже. Пейн снабжал Бёрка документами и свидетельствами о жизни во Франции, но после опубликования Бёрком памфлета "Размышления о революции во Францию" (1 ноября 1790 г.) он сразу приступил к письменному ответу на обвинения своего бывшего приятеля. Памфлет Бёрка Пейн оценил как возмутительный поклёп на революцию и на принципы республиканизма и демократии. Первая часть ответа под названием "Права человека" вышла в феврале 1791 г. и, хотя продавалась, как и памфлет Бёрка, по три шиллинга за экземпляр, раскупалась намного активнее.
Вскоре последовал новый памфлет Бёрка, под названием "Ответ старого вига молодому", в котором он цитировал целые куски из работы Пейна, но без ссылок на автора работы. Вместо аргументированных ответов, как это делал его оппонент, он ограничивался восклицаниями о том, что это должно стать предметом рассмотрения в уголовном суда. Пейн во введении к своему трактату писал о слухах, что Бёрк является платным автором, которому король Англии назначил пенсию. Он просил Бёрка опровергнуть эти слухи, если это не соответствует действительности. Однако Бёрк принял это за обвинение, за которое, а также за вторую часть трактата "Права человека", в котором его автор как бы по косточкам разбирал государственный строй Великобритании, потребовал суда над Пейном как государственным изменником. Но Пейн в это время находился уже во Франции, где был избран членам национального Конвента. Суд всё-таки состоялся, и Пейн был объявлен в Англии вне закона.
Трактат Бёрка начинался с критики доктора Прайса, совершившего богослужение в годовщину "Славной революции" 1688 г., во время которого сказал, что благодаря революции английский народ обрёл права выбирать своих собственных правителей, увольнять их из-за плохого поведения и формировать своё правительство. Автор "размышлений" утверждал, что таких прав нигде не существует и не может существовать, что народ Англии решительно отказывается от них, и что он будет сопротивляться практическому утверждению подобного права ценой своих жизней и состояний.
Утверждение о том, что народ возьмётся за оружие и пожертвует жизнями и состояниями для защиты не своих прав, а бесправия, Пейн называл новой разновидностью открытия, подходящей для парадоксального гения г-на Бёрка [11, vol. II, р. 180]. Он критиковал Бёрка за его суждение о том, что если даже люди или поколение людей пользовались теми или иными правами, то с их смертью они исчезают. В подтверждение этой мысли Бёрк приводил выдержки из обращения английского парламента к приглашённым им на трон в 1688 г. Вильгельму Оранскому и его супруге. В этом обращении парламент от имени народа Англии и его потомков призывал Оранских "связать нас, наших наследников и их потомства до конца времени" и обещал "кротко и искренне повиноваться... навсегда". Тем самым, утверждал Бёрк, если народ Англии и обладал таким правом до и во время революции, то он торжественно отказался от него для себя и для всех их потомств навсегда.
Да, отвечал Пейн, английский парламент, возможно, мог ограничивать права жившего тогда поколения, но не было, нет и не может быть парламента, который был бы наделён полномочиями лишать прав будущих поколений. Каждая эпоха и каждое поколение людей свободны действовать по их собственному усмотрению. Мёртвые не имеют и не могут иметь права распоряжаться правами и свободами живых. Поскольку мир постоянно изменяется, изменяются и взгляды людей, и они, в соответствии с этим, вправе что-то воспринять из прошлого, а ставшее неприемлемым и негодным в новых условиях пересмотреть и переоценивать. Сочинение Бёрка, написанное с целью инструктирования французов, Пейн сравнивал с попыткой темноты просветлять свет [11, vol. II, р. 188).
Пейн был одним из первых, кто указал на истинные истоки террора. Бёрк выражал ужас по поводу того, что накануне штурма Бастилии парижане захватили и обезглавили четырёх человек, головы которых затем на пиках понесли по городу. Пейн отвечал, что для монархических правительств основным руководством всегда была "ложная идея управлять народом не с помощью разума, а террора". Совершенное толпой парижан, возмутившее Бёрка, было бледной копией поведения королевских властей Франции и Англии, которые традиционно самыми жестокими способами казнили своих жертв, отсечённые головы которых годами возвышались над башнями в назидание подданным. Пейн напоминал Бёрку о том, как в Англии вещали, топили и четвертовали обвиняемых, а во Франции разрывали тела на части с помощью лошадей, а затем вырывали их ещё горячие сердца, чтобы демонстрировать толпе [11, vol. II, р. 243].
Бёрк называл Декларацию прав человека и гражданина "несерьёзной и стёртой бумагой о правах человека" и, по существу, отрицал за человеком в государстве какие-либо права. Человек вступал в общество не для того, отвечал ему Пейн, чтобы стать хуже, чем он был раньше, и иметь меньше прав, чем он имел прежде, но для того, чтобы иметь те же права, но лучше обеспеченные. Его естественные права – основа всех его гражданских прав. Естественные права – это те права, которые принадлежат человеку самим фактам его существования. Это, прежде всего, все интеллектуальные права, или права на мнение и на действия с целью достижения собственного комфорта и счастья. Гражданские права – те, которые принадлежат человеку как члену общества. У каждого гражданского права есть, в качестве его основы, определённое естественное право, для реализации которого индивидуальной силы его обладателя недостаточно, например права на безопасность и защиту. Отсюда ясно, какие права человек сохраняет за собой и после вступления в общество, а какие он складывает в общий котёл общества как его член.
Пейн считал неверным утверждение о том, будто свободное правительство было учреждено договором между правителями и управляемыми. Человек предшествует государству, заявлял он, и, стало быть, было время, когда государств и правителей не существовало. Правильнее поэтому говорить о том, что индивидуумы вступили в договор между собой, чтобы учредить правительства, и это является единственным принципом, в соответствии с которым они имеют право на существование.
Конституция предшествует правительству, а правительство является лишь твореньем конституции. Конституция страны не действие её правительства, но народа, образующего своё правительство, а правительство без конституции – это власть без права. Конституция содержит принципы, согласно которым правительство должно быть образовано, полномочия, которые оно должно иметь, а также принципы, по которым оно должно работать и к которым должно быть привязано.
Правительство, вырастающие из конституции, не имеет права изменять себя. В противном случае это будет произволом, а там, где подобное делается, нет никакой конституции. Все правительства мира Пейн классифицировал на два типа: выборные, или представительные, и наследственные. Первые основаны на разуме и имеют республиканский характер, вторые – на невежестве и имеют монархический характер. Существуют ещё смешанные формы правительств, сочетающие в себе несовершенные формы выборности и представительства. Эти формы лишены ответственности, одни части власти здесь перекрывают другие до тех пор, пока не наступит конец их существованию. В хорошо организованной республике ничего этого не может быть, поскольку и законодательная, и исполнительная власти имеют один и тог же естественный источник – народ. Правительство является только лишь управляющим страной. Суверенитет принадлежит народу, у которого всегда есть врождённое право отменить любую форму правительства, которое он находит неудобным, и установить такую, какая соответствуют его интересам, нравам и счастью.
За призыв сохранить жизнь Людовику XVI Пейн был арестован, посажен в тюрьму, но от казни его спасло поражение якобинцев.
В 1802 г. по приглашению президента Джефферсона Пейн вернулся в США, однако последние годы его жизни прошли в одиночестве и бедности, поскольку его радикальные взгляды, резкая критика им церкви и клира испугали его старых единомышленников. Тем не менее, человечество продолжает ценить Томаса Пейна как одного из самых ярких защитников демократии и прав человека.