Казус русской нефтепромышленности

Экономический кризис 1899–1903 гг. положил конец мировому лидерству российской нефтепромышленности: в год пика добычи нефти в Российской империи (1901 г. – 11,56 млн т, из них 11 млн т в Бакинском районе) из-за падения цеп стоимость продукции упала в 2,7 раза. После чего стала сокращаться и нефтедобыча, так и не вернувшаяся более к уровню 1901 г.

Нефтепромышленность из всех российских отраслей наиболее была втянута в монополистические разделы рынков сбыта: сначала применительно к России (соглашение в долях 7 : 3 между "Бранобелем" и представителями Ротшильдов, 1905 г.), затем применительно к Европе (неудачная попытка создать Европейский нефтяной синдикат против Рокфеллера, 1906 г.). Окончательный раздел Бакинского района произошел, когда парижские Ротшильды продали свой нефтяной бизнес англо-голландскому тресту "Ройял-Датч-Шелл", а группа предпринимателей-армян при участии крупнейших петербургских банков зарегистрировала в Лондоне "Ойль" – "Русскую генеральную нефтяную корпорацию" (1912 г.), причем ей досталось 23% всей нефти, а двум другим группам – примерно по 14,5%.

При "троевластии" подскочила валовая стоимость российской нефтепродукции (1911 г. – 12,3 млн, 1913 г. – 24 млн руб.), тогда как физический объем почти не изменился, будучи меньше, чем в 1909-1910 гг.

Российский историк А. Иголкин считал, что недопроизводство российской нефти не объясняется мотивом извлечения сверхприбылей предпринимателями-монополистами.

По его мнению, после удара, полученного от кризиса и затем "вброса хаоса" (1903–1905 гг.)^[1] нефтедобычу сдерживали действия правительства, отдававшего предпочтение углю как энергоносителю перед мазутом, успевшим к 1900 г. стать главным топливом на российских железных дорогах. Но в умалении доли мазута и наращивании доли каменного угля были прямо заинтересованы французские банкиры – главные хозяева южнороссийской угольной промышленности и заимодавцы царского правительства.

Так или иначе, последний рывок-подъем Российской империи не коснулся ее нефтедобычи (в 1911–1913 гг. меньше, чем в 1909– 1910 гг. и существенно меньше, чем в 1900–1901 гг.). Тогда как мировое производство нефти росло и за счет вернувших себе лидерство США, и за счет новых нефтедобывающих стран, включая Румынию и Австро-Венгрию (Галиция) в Восточной Европе. В 1913 г. добыча нефти в России не превышала 15% мировой и 20% от уровня США.

Доля России в мировом промышленном производстве в целом поднялась до 6%, приблизившись к доле Франции.

Министерство финансов и финансовая олигархия

Советы съездов стали организацией представительства российского промышленного и торгового капитала в выработке правительственной экономической политики. В свою очередь, правящая бюрократия стала активно продвигать своих представителей на вершины российского делового мира, особенно финансистов – к руководству крупнейших банков. Чиновники Министерства финансов возглавили четыре из пяти крупнейших российских коммерческих банков – Петербургский Международный, Русский для внешней торговли, Русско-Азиатский (создан в 1910 г. на основе Русско- Китайского), Петербургский частный. Эти банки во время последнего хозяйственного подъема Российской империи и новой волны заграничных инвестиций в российскую промышленность (1909– 1914 гг.) выступали посредниками между российскими АО и европейскими банками и фондовыми рынками и активно вторгались во многие отрасли промышленности, торговлю хлебом и хлопком. Петербургский Международный и Русский для внешней торговли банка патронировались германским финансовым капиталом, Русско-Азиатский и Петербургский частный – французским (с участием английского).

С особым размахом – под руководством многолетнего сотрудника Витте А. И. Путилова, однофамильца основателя крупнейшего машиностроительного завода в Петербурге, – вел свою деятельность Русско-Азиатский банк, установивший в 1911–1912 гг. "союзнические" отношения с Петербургским частным банком, а затем с Русским торгово-промышленным и Сибирским торговым банками (их правления находились в Петербурге). Наиболее активно Русско-Азиатский банк включился в финансирование крупных частных промышленных предприятий под переоснащение армии и флота, захватив контроль над Обществом Путиловских заводов и Русским обществом по изготовлению гильз и военных припасов в Петербурге, купив металлургический завод Новороссийского общества в Юзовке и т.д.

Единственным среди пяти крупнейших российских коммерческих банков, возглавляемых лицом не из бывших минфиновских чиновников, был Азовско-Донской банк, до переноса правления из Таганрога в Петербург (1903 г.) – крупнейший из провинциальных банков Российской империи, который уже в 1890-е гг. и в начале 1900-х гг. захватывал контроль над южнороссийскими промышленными предприятиями, скупая их долговые обязательства. С 1910 г. банк возглавил коммерции советник Б. А. Каменка – председатель еврейской общины Ростова-на-Дону и родственник А. И. Каминки, видного кадета; Азовско-Донской банк поддерживал деньгами кадетскую партию и ее газету "Речь". Под руководством Каменки банк захватил контроль над цементным синдикатом и крупнейшими предприятиями в российской стекольной, целлюлозно-бумажной, пороховой промышленности, подчинил и реорганизовал ряд металлургических заводов как на Юге России, так и на Урале; продолжал руководить Русским обществом вывозной торговли.

Путилов и Каменка, войдя в число богатейших предпринимателей России, были наиболее яркими представителями дельцов новой формации – финансовых олигархов, совмещавших председательство или участие в правлениях крупных банков с председательством или участием в правлениях многочисленных промышленных и торговых АО разного профиля.

Новая земская Россия: упущенный шанс?

Вследствие потребности столыпинского землеустройства в кадрах и благодаря конъюнктурному подъему российского сельского хозяйства, росту благосостояния и агротехнической оснащенности крестьян в 1909–1914 гг., значительно выросла земско-кооператорская интеллигенция. Были проведены I и II всероссийские кооперативные съезды (1908 и 1913 гг.). Циркулярная телеграмма министра внутренних дел губернским и уездным предводителям дворянства (1909 г.) с распоряжением оказывать содействие земским агрономам вынудила местных начальников сменить враждебное отношение к агрономам на подобострастное. К 1914 г. участковые агрономы были во всех земских губерниях, охватывая в среднем по 2–3 волости. Ученик А. Ф. Фортунатова молодой экономист А. В. Чаянов на Московском областном съезде агрономов (1911 г.) призвал коллег объединиться для разработки теории организационного плана крестьянского хозяйства; так было положено начало организационно-производственной школе русских экономистов- аграрников. Но земские агрономы не разделяли односторонней "ставки на сильных", упора на агрономическую и кредитную помощь единоличникам и пренебрежение "слабыми". Хотя новая школа ставила в центр внимания не оплаканное старым народничеством "упалое" хозяйство, а крестьянское "здоровое хозяйство", она не отождествляла его с индивидуалистическим хуторским. Чаянов и его соратники стремились доказать, что семейно-трудовое безнаемное хозяйство, отличное от фермерско-капиталистического ("кулацкого"), может быть динамичным и внедрять усовершенствованные приемы земледелия и переработки сельскохозяйственной продукции – если ему оказывать агротехническую помощь и включать в сеть кооперативных связей.

Россия вышла на второе (после Германии) место в мире по количеству и на первое – по темпам роста кооперативных организаций. Изменения, происходившие в деревне под воздействием проникновения в нее земского "третьего элемента", были ярко обрисованы в статье князя E. Н. Трубецкого "Новая земская Россия" ("Русская мысль", 1913, № 12) по впечатлениям от центральных нечерноземных губерний (Московской и Калужской): быстрое распространение клеверного травосеяния; снабжение крестьян через заводимые земствами прокатные пункты улучшенным инвентарем, "кооператив" – слово-олицетворение глубокого социального превращения.

Трубецкой полагал, что земско-кооперативное движение привело к неожиданному для субсидировавшего его правительства результату – "росту буржуазно-демократической России", который положит конец и дворянской власти, и "пугачевско-эсеровским формам социализма". Этот прогноз оказался слишком оптимистичным, хотя стремительное развитие кооперации продолжилось и во время мировой войны: в конце 1917 г. в России насчитывалось уже свыше 64 гыс. кооперативов, из них 35 тыс. потребительских, свыше 16 гыс. кредитных, около 8,5 тыс. сельскохозяйственных обществ и товариществ, 3 тыс. маслодельных артелей. Кооперация стала обеспечивать 35% товарооборота страны (1914 г. – 7%). Но верховодили в крестьянской кооперации зажиточные крестьяне, которые на 80–90% входили в какие-либо кооперативы, тогда как из бедноты было охвачено 20–40%. "Пугачевско-эсеровские формы социализма" напомнили о себе в новую революцию.