Как "работают" функции средств массовой коммуникации: докоммуникативная и коммуникативная стадии

Сначала найти, потом искать.

Жан Кокто

Понятно, что СМК конкурируют с другими источниками удовлетворения потребностей аудитории. И это выяснилось в самых ранних исследованиях радио, когда исследователи обнаружили, что аудитория весьма активна в своем потреблении радио. В конце 1950-х гг. в ходе обширного исследования СМК, в частности, потребления телевидения детьми, авторы выразились аналогично: "Не совсем точно говорить, что телевидение что-то делает с детьми. Именно дети наиболее активны в отношениях с ТВ. Именно они манипулируют телевидением, а не оно – ими"[1].

Здесь существенен угол зрения, под которым мы будем рассматривать проблему. Можно описывать деятельность СМК в терминах формирования, влияния, воздействия, а аудиторию представлять мишенью – что, в принципе, вполне правомерно. И тогда можно говорить о действиях аудитории в терминах избирательной деятельности по отношению к СМК, активного поведения-выбора и, наконец, барьеров, которыми индивид защищается, которые индивид противопоставляет воздействию СМК, или, если угодно, фильтров, через которые индивид просеивает потребляемую информацию. Другой путь – рассматривать деятельность индивида по оперированию информацией СМК в более сложной структуре его жизнедеятельности и образа жизни.

Собственно коммуникативной стадии предшествует стадия докоммуникативная, во многом влияющая на исход коммуникативной, а иногда и на сам факт, состоится ли она вообще. Многие исследователи склонны считать началом коммуникации не собственно взаимодействие индивида с информационным источником, а появление своеобразного напряжения на полюсе этой личности, когда ею осознаются ориентированные на СМК потребности. Необходимо выделить в этой докоммуникативной стадии объем жизненного багажа, с которым индивид подходит к любому новому явлению в его жизни. Информация СМК, как и все, что приходит из внешнего мира, попадает сначала на матрицу культуры, своеобразный экран, созданный предшествующим бытованием индивида в лоне определенной культуры. Влияет на факт коммуникации и объем предшествующего опыта общения индивида непосредственно с СМК[2]. У человека есть потребности, которые он может (или не может – по законам вероятностной природы массовой информации) удовлетворить с помощью СМК.

Еще в 1922 г. У. Липпман в книге "Общественное мнение" апеллировал к одному из важнейших механизмов приспособления человека к большому миру – к стереотипу[3]. Перед потоком обрушивающейся на человека информации индивид вырабатывает правила понимания любой ситуации. У него формируется привычка упрощенного понимания смысла происходящего путем введения:

1) определенности и четкости различия;

2) устойчивости и стабильности смысла в то, что в ином случае является смутным и неопределенным.

Лингвист Р. Фрумкина, выступая на 13-м ежегодном симпозиуме "Пути России – 2006: проблемы социального познания" и прослеживая в недрах психологии и лингвистики судьбу порождения речи и оперирования языком людей, употребляла термин "сжатие многообразия" как один из способов описания человеком реальности. Явление стереотипизации может быть представлено как один из видов такого сжатия многообразия: явление, состоящее в том, что в структуре личности содержатся устойчивые механизмы, преображающие вновь поступающую информацию.

Наши восприятия стереотипизированы для нас всей нашей культурой, нашим прошлым опытом, а главное – межличностными коммуникациями, начиная с раннего детства. При этом создается объемность представления по детали, которая в дальнейшем замещает целое; такое частичное представление об объекте цементируется как завершенное, оно не подвержено ни малейшей возможности изменения; действительность формируется как оцененная, как снабженная соответствующим знаком: знакомая действительность воспринимается как своя, часто позитивная, незнакомая – как чужеродная, враждебная. Эта мысль высказывалась и до Липпмана. Еще Ф. Бэкон называл эти порождения нашего восприятия предрассудками: "Ум человека уподобляется неровному зеркалу, которое примешивает к природе вещей свою природу"[4]. В 1909 г. Дж. Саммер говорил о "стереотипных" обычаях, нравах с их особенностями жесткой фиксации, некой окаменелости[5].

В концепции Липпмана стереотип по форме – это яркое эмоциональное представление о явлении или предмете, которое закладывается в сознание в процессе социализации; основная функция стереотипа – классифицировать новую информацию, служить ориентиром в поведении. В этом как раз и состоит заслуга Липпмана. Он объяснил устойчивость, эмоциональный заряд и фиксированность стереотипа его социальной функцией: в нем формулируется представление группы о своем положении относительно других групп. Это стандарт, организующий единообразное отношение группы к действительности. Иными словами, стереотип столь же необходим для организации поведения индивида, как и для поведения более широкой системы – группы. По мнению Липпмана, "необходимо думать о них (стереотипах) просто как о важной части механизма человеческой коммуникации"[6]. Липпман подчеркивал большое значение его функции психологической защиты.

Выделение в стереотипе такой функции как главной и определяющей характерно и для концепции Г. Олпорта. По его определению, стереотип относится к когнитивной структуре сознания, осуществляя процесс классификации, обобщения явлений, цель которого – упростить анализ происходящего, сделать его понятным и удобным для принятия решения. "Ежедневно с нами происходит миллион событий, – пишет Олпорт. – Если мы о них вообще думаем, мы их типизируем. Мы не можем подходить к каждому событию заново. Если бы мы это делали, какой смысл имел бы тогда прошлый опыт?"[7] Стремление привести в порядок, в стройную систему идеи, ощущения и впечатления, найти причинно-следственные связи между явлениями – само по себе вполне закономерное и жизненно важное свойство человеческого мышления.

Идея стереотипа оказала мощное воздействие на теорию массовой коммуникации. Мысль, что пределы эффективности коммуникации находятся в прямой зависимости от степени устойчивости взглядов аудитории[8], часто использовалась в теоретических работах исследователями массовых информационных процессов. Это явление рассматривалось и Б. А. Грушиным. По его определению, стереотип – это устойчивое представление об объекте, управляющее дальнейшим восприятием объекта, обозначающее действительность как знакомую или незнакомую. Это форма приспособления сознания к той или иной культуре, способ адаптации ее норм, органического вхождения внутрь культуры. Человек идет по лабиринту нового, расставляя, чтобы не заблудиться, метки, вешки: вот это я знаю, это хорошее и т.д. Это способ усвоения новой информации. Это и способ передачи субкультуры этноса в историческом плане.

Лучшую иллюстрацию этого понятия, чем у нашего русского классика, найти трудно. У А. II. Островского в "Грозе" мы находим такую реплику героини Феклуши: "Говорят, такие страны есть, где и царей-το нет православных, а салтаны землей правят. И суд творят они надо всеми людьми, и, что ни судят они, все неправильно. У нас закон праведный, а у них неправедный, что по нашему закону так выходит, а по ихнему все напротив. И все судьи у них, в ихних странах, тоже все неправедные; так им и в просьбах пишут: “Суди меня, судья неправедный!”"[9]. Феклуша точно не читала газет, но имела устойчивое мнение о других странах и, более того, транслировала это мнение в доступных ей средствах коммуникации. Конечно, стереотип не объясняет всей сложности взаимодействия человека с миром, иначе человек никогда бы не вырвался из состояния родоплеменной общины.

Вторая группа характеристик, о которых следует сказать, имея в виду докоммуникативную стадию, связана с ближайшим окружением индивида. Мы говорили об особенностях существования человека в массовом обществе, где связи с окружением ощущаются человеком как определяющие его конкретные поступки. Социопсихологи много экспериментировали, устанавливая силу этой связи. В США был поставлен эксперимент, в ходе которого группе людей предложили определить, какая из двух палок длиннее. Всех, кроме одного непосвященного, попросили дать неверный ответ. И тогда тот один присоединился к остальным: он поверил не своим глазам, а мнению окружающих.

Анализ воздействия англо-американской пропаганды на солдат вермахта во время Второй мировой войны обнаружил, что порог воздействия находится в прямой зависимости от прочности связывающих солдат уз товарищества: тогда родилась прагматическая рекомендация для такого рода воздействия на экстремистские группы – расстройте привычную систему связей человека, измените отношение его к своему окружению, оставьте его без поддержки своих – только это будет шагом на пути изменения его взглядов[10]. В конце 1940-х гг. исследователи воздействия массовых информационных потоков Дж. и М. Райли осуществили серию экспериментов с подростками, в которой обнаружили, что представление о своей принадлежности (или не-принадлежности) к группе своих ровесников делает очень разным употребление ими СМК[11].

В 1955 г. Зиммерман и Бауэр выявили, что члены аудитории имеют склонность запоминать коммуникативный материал, который был бы приемлемым для группы, с которой им пришлось бы общаться в будущем, даже если эта новая группа придерживается взглядов, далеко не совпадающих с их собственными. Отношение этой предполагаемой референтной группы влияет на реальное, сегодняшнее потребление коммуникации рядом индивидов[12]. Другими словами, группы, с которыми, как надеется индивид, он будет в ближайшее время связан, очень сильно определяют его выбор конкретных сообщений в СМК и даже более того – степень запоминания этих материалов и отношение, с каким он воспринимает сообщение СМК. Классическое исследование лидеров мнений привело к этим же выводам Р. Мертона[13].

Помимо вышеперечисленных факторов, которые составляют основу докоммуникативной стадии, перечислим также психологические особенности принимающего субъекта: способность к пониманию и толкованию, убеждаемость, внушаемость, здравый смысл.