Как измеряют бедность? Модель Тодаро
Профессор Μ. Р. Тодаро предложил, в частности, графическое изображение нищеты, что может иметь практическое значение не только для развивающихся, но и для переходных стран.
На приведенной ниже диаграмме (страна А и страна В) заштрихованное поле между чертой бедности PV и кривой ежегодного дохода населения – это и есть степень нищеты (рис. 24.1).
Рис. 24.1. Диаграмма нищеты (по Тодаро):
А – относительно высокая степень нищеты; В – относительно низкая степень нищеты
Диаграмма показывает (измеряет) нищету в двух странах на основании показателя годового дохода. В стране А степень нищеты выше, чем в стране В.
Следует отметить, что бедность, переходящая в нищету, достаточно широкое явление в современной России. В 2001–2010 гг. наметилась заметная тенденция сокращения бедности и нищеты как ее крайней формы. Но грянул мировой финансово-экономический кризис, и бедность снова стала наступать, создавая базу для роста нищеты.
Связь между распределением дохода и неравенством
Экономисты-классики еще в свое время указывали на то, что неравенство является мощным сдерживающим фактором на пути процветания общества. А. Смит, Д. Рикардо, Т. Мальтус, К. Маркс, их современники и последователи (А. Маршалл, Дж. Кларк, Дж. Робинсон, Дж. Гэлбрейт и др.) вовсе нс выступали циничными трубадурами капитализма и адвокатами нуворишей-спекулянтов и меньше всего пеклись об их праве на расточительство среди окружающей всеобщей нищеты и неравенства. В их трудах мы находим озабоченность тем, что некоторые промышленники и торговцы используют накопленные богатства, да и саму частную собственность, исключительно для личной наживы, дискредитируя экономический строй. В своих основных трудах эти ученые стремились научно обосновать идею гармонизации принципа частной собственности и свободы предпринимательства с включением в экономическую жизнь трудоспособной части общества и оказания социальной помощи тем гражданам, которые не могут своим трудом обеспечить себе достойные условия жизни. Эти их суждения являлись результатом анализа социальных контрастов, обнаружившихся еще на ранних этапах развития капитализма: непримиримых противоречий между собственно экономической политикой государства и предпринимательства, с одной стороны, и его социальной политикой – с другой. Именно доказательство того, что капиталист-предприниматель никогда не возьмет на себя функцию защиты общих интересов людей, особенно той части общества, которая нуждается в наибольшей защите – женщин, детей, престарелых, больных и т.д., – наиболее сильная сторона экономического учения Маркса с точки зрения политического восприятия в западноевропейских обществах XIX в. Эти общества к тому периоду уже "созрели" для ломки прогнивших насквозь политических режимов, нужна была лишь центральная идея. Она приводилась в Марксовом анализе капитализма как строе несправедливого распределения (идея, которая, кстати, никогда и никем не опровергалась): эта идея была взята тогда в качестве главного постулата программы западноевропейской социал-демократии. Частично решив задачу социального благополучия трудящихся на узком пространстве Западной Европы, социал-демократия этих стран отказалась рассматривать ее как актуальную проблему, исключив из своих программ теоретические основания неравенства, которые были знаменем их партий на протяжении более 100 лет. А между тем в последнее десятилетие XX в. наметилось новое, стремительно увеличивающееся неравенство, вызывающее беспокойство у экономистов многих стран мира, определилась новая, весьма выразительная тенденция к глобальному росту бедности, абсолютному и относительному обнищанию масс, особенно в развивающихся странах и странах с переходной экономикой. Эта тенденция плавно перешла в XXI столетие, что с тревогой подтверждается международными исследователями и докладами разных международных организаций, включая ООН.
Поисками непосредственных связей между распределением дохода и неравенством занимались многие ученые- экономисты. С 1980-х гг. эта проблематика стала одним из главных направлений исследовательской деятельности учреждений ООН, а также других международных финансово-экономических организаций, в том числе МВФ и ВБ. В настоящее время в аналитических целях обычно выделяются два главных показателя распределения дохода: распределение доходов по абсолютной величине (размеру) и функциональное распределение дохода по факторам производства.
Распределение доходов. В основе такого распределения – определенные группы населения, что предполагает анализ доходов отдельных лиц (их групп) и домашних хозяйств с соответствующим выявлением доли этих групп в общих доходах населения. Общепринятый метод состоит в делении численности населения на квантили и децили (пятые и десятые его доли) по мере возрастания размера дохода. Далее определяются доли валового дохода, которые приходятся на каждую группу. Валовой доход (ВВП) принимается за 100%, затем он рассчитывается соответственно на группы по квантилям (первая группа, например, 20% населения – с самыми низкими доходами, четвертая или пятая группа населения – с самыми высокими доходами). Отсюда выводится показатель неравенства[1].
Кривая Лоренца. Профессор Конрад Лоренц еще в начале XX в. изложил свой подход к взаимосвязи между различными группами населения и величиной их дохода. В экономической науке этот подход получил название "кривая Лоренца" (рис. 24.2).
Получатели дохода в модели Лоренца располагаются на горизонтальной оси в процентных группах к численности всех получателей дохода. На вертикальной оси отмечается доля общего дохода, приходящегося на каждую группу населения. В каждой точке диагонали процент полученного дохода равен доле его получателей в общей численности населения. Таким образом, в данном случае представлена некая идеальная модель, которая служит своего рода точкой отсчета для реального измерения доходов по группам населения и для выявления бедности. Приведенный выше рисунок хорошо иллюстрирует это явление в развитии: чем
Рис. 24.2. Кривая Лоренца:
а – группы населения; b – относительно равномерное распределение; с – относительно неравномерное распределение
больше изогнута кривая Лоренца, тем больше дифференциация доходов в разных группах населения; модель с отражает общество с предельной дифференциацией доходов, а модель b – с наименьшей дифференциацией и относительно неравномерным распределением доходов.
Гипотеза С. Кузнеца. Исследуя основные факторы, влияющие на доходы в большой группе стран, С. Кузнец высказал предположение, что на ранних стадиях экономического роста распределение дохода имеет тенденцию к ухудшению. Графически эта зависимость представляется как перевернутая буква V. Эта форма кривой Кузнеца отражает изменения в распределении дохода, соответствующие росту (или падению) величины ВНП на душу населения (рис. 24.3.).
Рис. 24.3. Изменения в распределении дохода (кривая Кузнеца)
В развитых странах бедных людей сравнительно мало, но нет ни одной страны, где бедные и нуждающиеся люди отсутствуют полностью. Очевидно, бедность – это одно из отрицательных свойств капиталистической системы, органически присущее этой системе как социальное явление.
Коэффициент Джини. Применив к кривой Кузнеца[2] коэффициент концентрации Джини, или коэффициент Джини, можно осуществить измерение уровней бедности в разных странах, а также разрыв в доходах в структуре общества. Коэффициент Джини – это показатель степени относительного неравенства дохода в стране. Он подсчитывается путем деления площади между диагональной линией и кривой Лоренца на площадь квадрата, в котором находится кривая. На рис. 24.4 коэффициент Джини представлен как отношение заштрихованной области А ко всей площади треугольника BCD.
Рис. 24.4. Коэффициент Джини
Коэффициент Джини – это агрегированный показатель, который изменяется от нуля (абсолютное равенство) до единицы (абсолютное неравенство). Он также может быть рассчитан по следующей формуле:
где – индивидуальные доходы в порядке убывания, у – средний доход, п – число индивидов[3].
Коэффициент Джини является относительным показателем. Кроме того, одно распределение может быть более равным, чем другое, в одном диапазоне и менее равным в другом диапазоне, при этом значение коэффициента будет для обоих распределений одинаковым. Таким образом, эта формула в целом представляет собой возможность получения некоего общего значения – чем она и привлекательна – и не рассчитана на абсолютно точный результат. Так, коэффициент Джини для России и стран Латинской Америки одинаков, он колеблется в диапазоне 0,35 – высокое неравенство, в то время как для США он на уровне 0,48, а для ЕС – 0,30 (при этом для Швеции, Дании, Норвегии, Финляндии – 0,26, т.е. здесь индекс Джини имеет минимальные значения).
Функциональное распределение дохода. Функциональное распределение дохода, или распределение дохода по источникам сто получения, используется также в качестве метода определения доли национального дохода, который приходится на каждый из факторов производства (труд, капитал, земля, образование, технологии). В качестве базовых показателей для определения цены фактора используются кривые спроса и предложения. При этом важен тип (модель) развития – в развитых отраслях экономика в целом технологически однородна; в развивающихся и переходных странах речь идет о "дуальной" экономике, в которой каждый из секторов дает неодинаковый доход.
Модель дуального развития. Принцип дуального развития не является чем-то новым в экономической теории, он основан на "совмещенном существовании" двух разнородных отношений (современных и промежуточных). При этом такой тип развития имеет свои разновидности, что наглядно подтверждает практика развивающихся стран. Г. Филдс в своем исследовании выделил следующие типы дуального развития:
• тип развития, описанный в модели Льюиса: рост за счет расширения современного сектора при сохранении неизменной заработной платы. Он приблизительно соответствует модели роста развитых стран и в меньшей степени – модели роста Японии, Тайваня и Южной Кореи;
• тип развития (модель), когда рост производства в современном секторе не сопровождается ростом занятости в нем. В итоге результаты роста в форме повышения доходов распределяются среди узкого слоя населения. Такой тип (модель) был свойствен многим странам Латинской Америки и Африки;
• тип развития (модель) за счет традиционного сектора, когда основные результаты прогресса использовались работниками, занятыми в этом секторе. В то же время в новых отраслях происходили лишь незначительные позитивные сдвиги. Такая модель, по Филдсу, в своей классической форме была свойственна маоистскому Китаю и некоторым другим социалистическим странам.
В то же время в отношении источников, влияющих на распределение доходов, экономисты нс пришли к определенному выводу относительно того, какие экономические и социальные факторы и источники влияют на распределение доходов в разных странах, здесь нужны дополнительные исследования.
Кривая Лоренца, динамика ВВП и "аргентинский феномен". Кривая Лоренца, о которой речь шла выше, применяется экономистами-аналитиками для измерения распределения дохода при анализе ВВП на определенном периоде экономического развития. При этом предполагается рост ВВП в отдельный период на измеряемом отрезке времени, если не иметь в виду кратковременные периоды циклического спада. И это представлялось вполне логичным, поскольку экономический регресс в первые десятилетия XX в. произошел лишь однажды (имеется в виду, разумеется, мирное время) – в период Великой депрессии 1929–1933 гг., когда в течение многих кризисных лет ВВП неуклонно и мощно снижался в США и Западной Европе. Вместе с тем экономическая история знает еще по крайней мере два аналогичных случая, заслуживающих внимания и изучения. Первый возник на основе сочетания целого ряда внутренних факторов в экономике Аргентины. В 1870 г. эта страна занимала 11-е место в мире по уровню национального дохода на душу населения, опережая Германию, а ныне Аргентина не входит даже в первые 50 стран по этому показателю.
Исследуя этот феномен, американский исследователь У. Ростоу исходил из того, что решающим на определенной стадии развития экономики является уровень технологий, а не доход на душу населения. Отсюда он пришел к выводу, что в течение длительного времени (до 1914 г.) в Аргентине формировались условия для экономического рывка. Такое логическое построение конструкции позволило Ростоу сделать вывод, что "эта страна вошла в стадию рывка во время Первой мировой войны и... в середине 1930-х годов действительно начался длительный рывок, который в целом к настоящему времени (1960 г.) можно считать успешным"[4].
Однако пример Аргентины, который наряду с другими приводит Ростоу, убедительно опровергает применение разработанной им концепции стадий роста к Аргентине; его фундаментальные выводы, сделанные на основе данных по Аргентине, которыми он располагал при написании книги, оказались неверны применительно к этой стране. В тот период, в середине XIX в., Аргентина имела отрицательные показатели экономического роста при низком объеме внутренних инвестиций (8,3%), из-за чего страна находилась ниже инвестиционного порога, требующегося для стадии рывка по идее самого Ростоу. Совершенно прав М. Тодаро, утверждая, что "Аргентина, как и многие другие страны Латинской Америки и Африки... подтвердила феномен обратимости экономического прогресса и возможности прекращения, казалось бы, устойчивого роста"[5]. Это важное обобщение, ломающее стереотипы о необратимости однажды достигнутого уровня.
В последующие десятилетия (после 1970-х гг.) Аргентина, вопреки идее Ростоу, не "накапливала силы для рывка", а демонстрировала "затухающий рост". Этот исторический феномен важен с точки зрения того, что он дает возможность применить некоторые модели и статистические методы, позволяющие осуществить структурный анализ распределения дохода как в условиях динамичного роста, так и на длительной стадии его "затухания", тем более что наличие статистических данных обеспечивает осуществление такого рода расчетов[6]. Применение к длительному периоду экономического роста Аргентины методик Льюиса, Кузнеца, Лоренца и Джини с позиций выявления связей и взаимосвязей между различными социальными стратами населения и величиной их доходов позволило более достоверно идентифицировать внутренние факторы торможения экономического роста. К ним можно отнести то, что динамичный рост в передовых по меркам того времени промышленных отраслях Аргентины, характерный для нее со второй половины XIX в., не сопровождался ростом занятости в производстве. Результаты такого развития распределялись среди ограниченной социальной страты населения страны и нс вызвали повышения доходов и сбережений у значительной части населения; соответственно, накопления не трансформировались в долговременный фактор, подпитывающий рост.
Значительно позже, уже во второй половине XX в., этот путь развития (модель развития) стал свойствен некоторым другим странам Латинской Америки и Африки; исследованиями этих вопросов занимались Лоренц, Филдс и другие ученые[7].
Исследования, проведенные целым рядом ученых, подтвердили вывод относительно того, что не существует жесткой связи между ростом ВВП и распределением дохода. Они опровергли распространенное заблуждение относительно того, что рост ВВП связан с равномерным использованием результатов этого роста всеми слоями общества. Эти выводы совпадают и с выводами исследований, проведенных в рамках Всемирного банка, в которых говорится "о частом совпадении более высоких темпов роста с большей степенью неравенства"[8]. Но в данном случае для нас важны принципиальная возможность такого несовпадения и отсутствие связи между ростом экономики и доходами основных групп населения.
Ключевыми результатами применения указанных (и иных) моделей и методик роста, в частности в аргентинском случае, являются показатели, характеризующие деструктивные процессы стратификации общества на стадиях затухающего роста:
• стадии высоких темпов роста сопряжены, как правило, не только с более или менее равномерным распределением непрерывно растущего дохода в обществе, но и с уменьшением разрыва между наиболее и наименее обеспеченными слоями общества. В Аргентине этот разрыв в 1870–1914 гг. составлял 1:3, а к 1955 г. увеличился до 1:5;
• стадия высоких темпов роста, как правило, вызывает расширение среднего слоя в социальных стратах и в еще больших размерах – численности предпринимательской страты, занимающей нишу между крупным и мелким предпринимательством (не путать с дефиницией "средний класс");
• в условиях высоких темпов роста в наиболее благоприятном положении оказываются такие крупные экономические агенты (компании, банки), которые находятся на острие роста, являются его наиболее динамичной силой (передовые отрасли, компании – носители современных технологий и т.д.). В этой среде подспудно вызревают наиболее сильные конфликты по поводу распределения результатов благ экономического роста: их не устраивает равномерное распределение указанных результатов этих благ, поэтому они добиваются изменения "правил игры". Таким образом, в целом высокие темпы роста не всегда и не во всех странах оказывают прямое влияние на сокращение бедности;
• в случае форсирования экономического роста за счет гипертрофированного роста экспортоориентированных отраслей национальной экономики, что стало правилом для многих развивающихся и переходных стран в 1970– 1990-е гг. и в первое десятилетие XXI в., углубляется стратификационный разрыв в их обществах, при этом усиливается существующая социально-политическая напряженность.
"Аргентинский феномен" в России. В 1990-е гг. "аргентинский феномен" повторился в России с наибольшей убедительностью. Регресс и затухающий рост стали реальностью, и нет оснований полагать, что страна сможет в скором времени выйти за пределы этого порочного развития. Если же иметь в виду, что центральным моментом экономической политики выступает экспортная ориентация сырьевых отраслей (нефть, газ, цветные металлы, древесина), можно утверждать, что Россия останется в тисках "аргентинской модели" долгие десятилетия с соответствующими последствиями (распространение бедности и нищеты, разрыв между узкой богатеющей компрадорской стратой предпринимателей (спекулянтов), с одной стороны, и огромным большинством населения – с другой)[9]. С учетом колоссального притока нефтедолларов в страну в 2001–2010 гг. предполагалось, что при рациональном их использовании ситуация изменится. Для этого необходимы были фундаментальные структурные сдвиги в экономике, качественное улучшение системы распределения доходов. Пока что сдвиги в этих двух факторах незначительны, а попытки приватизировать социальные отрасли (здравоохранение, образование, жилищно-коммунальное хозяйство), предварительно многократно повысив тарифы и цены с целью приблизить их к коммерческому сектору, вызывают сильнейшую напряженность общества.
Рост бедности в условиях глобализации. Сторонники глобальной либерализации в 1990-е гг. почти заставили мировое сообщество поверить в то, что бедность и нищета могут быть преодолены только в том случае, если страны встанут на путь проведения так называемых либеральных реформ, содержательная сторона которых сводится к следующим мероприятиям: "сплошная приватизация", открытие национальных экономик, прекращение поддержки государством секторов национальной экономики, полная свобода торговли. При этом считалось, что такого рода реформы соответствуют требованиям глобализации, а последняя песет благо для всех стран, если не препятствовать ее процессам. Некоторые итоги развития в прошлом десятилетии, когда фактически почти весь мир проводил именно такую политику, подвел Генеральный секретарь ЮНКТАД Р. Рикуперо на одной из сессий этой организации. В частности, он заявил, что глобализация не оправдала надежды на экономический рост, увеличение занятости, повышение заработной платы и благосостояния, о которых заявляют сторонники свободной торговли и свободных финансовых потоков. В условиях медленного и беспорядочного роста всемирной экономики преимуществами глобализации смогли воспользоваться далеко не все государства и не все регионы в пределах отдельных стран. Неравенство между богатыми и бедными увеличилось. Увеличился также и масштаб нищеты во многих развивающихся странах. Средние показатели ВВП на душу населения в развитых странах в 17 раз превышали показатели развивающихся стран в начале 1990-х гг., а в 2010 г. это соотношение составило 20:1. Таковы результаты проведенных реформ.
В 1997 г. ООН по рекомендации Генерального секретаря объявила о проведении первого десятилетия по борьбе с нищетой. В поддержку этой идеи выступили многие международные организации, в том числе Комитет содействия развитию (КСР), Организация экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), подготовившие доклад "Стратегия партнерства в целях развития". Задача заключается в том, чтобы к 2015 г. достигнуть сокращения числа бедных людей наполовину (с 800 млн до 400 млн человек). Затем это положение было взято в качестве основной цели и другими международными организациями ООН, а также ВВ. Но к концу первого десятилетия XXI в. голодающих в мире меньше не стало, а число бедных стран даже возросло за счет некоторых бывших социалистических стран, в том числе в Центральной Азии.