Юридическая этика
Любая аксиологическая наука, в том числе и юриспруденция, кульминирует в соответствующей этике. Таким образом, настал черед обращения к юридической этике. К сожалению, путь к ней достаточно извилист. В этой связи в очередной раз придется обратиться к принципам свободы и справедливости. На них часто ссылаются правоведы, полагающие, что именно с них начинается конструирование как юриспруденции, так и ее этической части. Это мнение не представляется достаточно обоснованным. Убеждение автора вытекает из оценки юриспруденции в качестве мезометанаучной дисциплины. Принципы юриспруденции не могут вводиться автономно от принципов тех наук, которые являются базовыми для нее. Итак, состоятельны ли концепты свободы и справедливости в качестве принципов юриспруденции?[1]
В последнее десятилетие, пожалуй, наибольшее внимание среди сторонников юридического принципа свободы вызвала книга Рэнди Барнета "Структура свободы: справедливость и правило закона"[2]. Как видим, в очередной раз сочетается свобода со справедливостью. Но в отличие от Дж. Ролза Барнет полагает, что свобода это и есть справедливость. Свобода у него выступает не предпосылкой справедливости, а ее смыслом.
Теоретическая разработка. Четыре характерных признака юридической свободы, по Р. Барнету
1. Принцип свободы личности.
2. Правило естественной собственности, определяемой условиями существования в природной среде.
3. Свобода заключать контракты.
4. Закон деликта (неотвратимости наказания за правонарушения).
В качестве социального атома человек не может отказаться от своей естественной природы, ему необходимо взаимодействовать с другими людьми, а для этого нужны контракты и обеспечение их выполнения ввиду неотвратимости наказания. Центральная же идея Р. Барнета состоит в том, что юридические законы необходимо защищать с точки зрения их посягательства на квартет четырех принципов. Они могут быть ограничены не иначе, как с их согласия, например в чрезвычайных обстоятельствах.
Р. Барнет демонстрирует типичный для либерала ход рассуждений. Но довольно неожиданно выясняется, что уже наблюдается отход от принципа негативной свободы – в смысле И. Берлина, свободы от. Это очевидно, ибо какая-то часть договоров обязательно приведет к нежелательным для его субъектов препятствиям.
Сравнительный анализ
Два подхода к оценке принципов свободы и справедливости.
Атомарно-индивидуалистический подход непременно приходит в противоречие с коммуникативно-дискурсивным. Сторонники первого подхода предпочитают ориентироваться на принцип свободы, сторонники второго подхода рассуждают от имени принципа справедливости. Но у них общий недостаток – они не учитывают должным образом ни статус юриспруденции, ни ее внутреннее концептуальное устройство. Если же не повторять этой метанаучной физической ошибки, то многое разъясняется относительно природы принципов свободы и справедливости, равно как и принципа равенства.
Итак, равны ли люди в юридическом смысле? Разумеется, фактические данные не позволяют дать на этот вопрос положительный ответ. Такой вывод вроде бы противоречит статусу юридических законов. Но все дело в том, что ими не ограничивается юриспруденция. Линия концептуальной трансдукции, предполагающая спецификацию дедуктивных законов, непременно приводит к учету специфики разных людей и всевозможных ситуаций. Желание провозгласить всеобщее равенство основано на абсолютизации статуса дедуктивных законов, которые ошибочно считаются универсальными. Недопонимается характерная для юриспруденции концептуальная трансдукция.
Необходимое разъяснение
О недопустимости абсолютизации принципа равенства.
Опасность людям несет не отсутствие равенства между ними, а игнорирование достижений юридической теории.
Что же касается степени автономности человека, то она определяется не априорно, а на основании содержания теории. В любой содержательной науке определяется степень обусловленности одних объектов другими. Эта зависимость может быть большей или меньшей, но она никогда не является нулевой. В силу отмеченного очевидно, что тезис об абсолютной свободе людей несостоятелен.
Сторонник принципа свободы не обнаруживает его в юриспруденции, а навязывает его ему. Правильный метод состоит в утверждении лишь того, что содержится в науке. Кто отклоняется от него, тот непременно попадает в силки метафизики. Люди часто придумывают мнимые концепты, кажущиеся им очевидными, каковыми они в действительности не являются.
Подобно принципу свободы, принцип справедливости также не является воплощением концептуальной глубины. На наш взгляд, такие концепты, как принципы свободы и справедливости, разумно называть концептуальными оксюморонами. Имеется в виду, что они производят сильное эмоциональное впечатление, но при ближайшем рассмотрении оказываются нагруженными метафизическими моментами.
По нашему мнению, неудачи, связанные с осмыслением принципов свободы и справедливости, обусловлены неверным пониманием соотношения этики и юриспруденции. Многие исследователи полагают, что принципы морали могут быть навязаны юриспруденции. Речь идет о концептуальной утопии, противоречащей метанаучному статусу этики. Перевод этики на научные рельсы все ставит на свои места[3].
Нет никакой необходимости от имени этики вводить в юриспруденцию, равно как и в любую другую общественную науку, принципы, не соответствующие ее действительному содержанию. Этика не должна играть роль управляющего юриспруденцией. Ее задача состоит в осмыслении статуса юриспруденции и, следовательно, ее проблемных аспектов. От имени этики можно выдвинуть требование концептуальной рафинированности. Оно призвано не найти замену принципам прагматических наук, а максимизировать их актуальность.
Рассматривая статус юридической этики, разумеется, следует учитывать токи знания, идущие от философии. Но эти знания должны переосмысливаться в соответствии с ОГЛАВЛЕНИЕм юриспруденции. Имея это в виду, рассмотрим три наиболее актуальных философско-этических проекта современности, соотносимых соответственно с аналитической, герменевтической и постструктуралистской философией.
Аналитическая философия в ее ранних вариантах развивалась на английской почве. Казалось, что в этическом отношении она унаследует английский утилитаризм с его требованием максимизации полезности как для отдельного человека, так и для общества в целом. Это требование было принято, но существенно модифицировано в прагматическом ключе. В отличие от утилитаристов прагматики выдвинули на первый план не чувственно-эмоциональные аспекты, связанные с удовольствиями и страданиями, а практические дела. Прагматическая максима состоит в том, что рассматриваются все последствия действий в конкретной ситуации, а затем выбирается наиболее эффективное действие[4]. Но в интересах кого выбираются эти действия? Этот вопрос получил наиболее емкое освещение в теории справедливости Дж. Ролза. На первое место ставится свобода индивидов, а затем провозглашается необходимость оказания помощи тем, кто оказался в проигрыше.
Герменевты мыслят в другом ключе, чем ортодоксальные прагматики. Для начала вырабатывается общее мнение. А это означает, что каждый считает себя ответственным перед всеми остальными. На первом месте стоят Другие, а не Я, как в прагматизме. Именно это обстоятельство является главным признаком дискурсивной этики ответственности Хабермаса – Апеля. Постструктуралисты не признают Других. Другие – это уже структуры, а им объявляется война. Ортодоксальный постструктуралист признает только Я, каждый действует на свой страх и риск. Итак, налицо три различных этических проекта.
Теоретическая разработка. Современные этические проекты
1. Прагматическая этика – в первую очередь максимизируй свои собственные ценности, но помогай Другим.
2. Этика ответственности – прежде всего, думай о Других, а себя считай частью общества.
3. Постструктуралистская этика, или этика заботы о себе, – Я превыше всего.
Все эти этические проекты обладают определенной значимостью для любой аксиологической науки, в том числе юриспруденции. Изначально исходят из принципа оптимизации сочетания некоторых ценностей. А затем в поисках наилучшего варианта используются все три проекта и находятся наиболее эффективные пропорции между ними.
Необходимое разъяснение
Крайне существенно, что в содержательном отношении юристы исходят из принципов оптимизации сочетаний ценностей, т.е. концептов юриспруденции, а не из прагматической максимы, этики ответственности или этики заботы о себе.
К сожалению, природа философской этики и ее соотносительность с науками изучена крайне недостаточно. Показательно, например, что от имени прагматики выступают как герменевты, так и постструктуралисты. В действительности они культивируют некоторые максимы, но не те из них, которые характерны для представителей философского прагматизма.
Другая несообразность связана с концептом ответственности. Он используется не только герменевтами, но и прагматиками, и поструктуралистами. Но ведь принцип ответственности является фирменным знаком только герменевтической этики.
Тема ответственности хорошо известна юристам. Но, как правило, ее значимость не осознается в контексте этики ответственности. Довольно типичным является воззрение, что "юридическая, или правовая, ответственность, вытекая из понятия ответственности вообще, связана с совершением незаконных действий", а "субъектами юридической ответственности являются правонарушители"[5]. В приведенных цитатах ответственности не придается статус этического принципа, она понимается всего лишь как некоторый тип правовых отношений. Между тем даже из общих представлений очевидно, что юридическая ответственность относится ко всем субъектам права, не только к преступникам, но и к высшей степени правопослушным гражданам, в том числе и к судьям. И, разумеется, необходимо помнить, что этика ответственности является фирменным знаком прежде всего герменевтики.
Перейдем к выводам, в которых в известной степени обобщено все ОГЛАВЛЕНИЕ данной главы.
Выводы
1. В отличие от экономики и политологии, юриспруденция не является базовой общественной дисциплиной, она обладает мезометанаучным характером.
2. Вплоть до конца XIX в. существовал синкретический союз этики и юриспреденции, который распался в связи с развитием программы юридического позитивизма. В наши дни правовая этика начинает восприниматься как эндогенный к сфере юриспруденции в целом концептуальный узел.
3. Содержательное понимание существа юридической этики во многом сдерживается доктриной естественного и позитивного права. Согласно естественному праву этика имеет универсальное и априорное значение для всех эпох. Позитивное право полностью абстрагируется от этики. В обоих случаях подлинная природа этики искажается, она не понимается как теория, подверженная научному росту.
4. Развитие правовой этики сдерживается также неудовлетворительным состоянием современной философии юриспруденции, особенно в части истолкования метода юриспруденции и присущего ей концепта истины.
5. Юридическая этика конституируется в рамках философии юриспруденции.
6. Юридическая этика торжествует в случае, если придается максимальная эффективность юриспруденции во всех ее аспектах.
7. В рамках юридической этики используются сильные стороны как принципов равенства, свободы и справедливости, так и трех современных этических проектов – прагматического, герменевтического и постструктуралистского.