Историческая политика и публичная история
Как уже отмечено, прикладная сфера применения memory studies — историческая политика / политика памяти и публичная история.
Повторим определение исторической политики, о котором мы уже писали выше:
Историческая политика — комплекс культурно-просветительских и научных мероприятий определенной идеологической направленности, нацеленный на формирование определенных исторических представлений о прошлом, закрепленных в массовом историческом сознании определенной социальной группы.
В контексте этого определения ошибочно думать, что историческую политику формирует исключительно государство. Разумеется, власть — важный, но не единственный игрок на поле исторического знания. Также необходимо помнить, что в демократическом государстве всегда существуют различные представления об идеале / цели исторического развития общества, и различные версии исторической памяти и исторической политики конкурируют между собой.
В исследовании многочисленных механизмов формирования исторической памяти Новейшего времени и исторической политики внимание в основном уделяется изучению преподавания истории в школе и школьным учебникам истории. Наиболее плодотворна попытка анализа учебного материала путем его соотнесения с основными политическими дискурсами, предполагающая, в свою очередь, известную отстраненность от соблазнов конструирования истории самим историографом. В последнее время в литературе можно отметить плодотворные попытки анализа и других (помимо учебников истории) так называемых нормативных текстов (под которыми понимаются тексты, обязательные для освоения в школе) [1].
Другим инструментом политики памяти обоснованно рассматриваются такие общественные институты, как музей [2]. В литературе распространены характеристики музея как "мнемонической машины" или "материального воплощения коллективной памяти" [3], "общественных коллекторов, обеспечивающих единство общества" [4], "памятной книги человечества" [5] и т.п. В контексте современных memory studies музей — важный центр формирования культурной и коммуникативной памяти общества [6].
Процесс производства исторической памяти в музее, разумеется, связан с музеалиями — предметами, хранящимися в данном музее. Отбор, документация, первичное изучение предметов для музейной коллекции сами по себе ограничены и заданы определенными культурными и экономическими и политическими целями и условиями. В ходе этого процесса (музеализации) предмет обретает статус музейного и затем "становится частью наследия (или проходит процесс матримониализации), попадая на экспозицию и выступая в роли средства обучения" и формирования пространства памяти, в котором искусственно воссоздается серия событий и образов, "дающих иллюзию общего, разделяемого неким сообществом опыта" [7].
Музейное пространство рассматривается как инструмент формирования исторической памяти о политических реалиях эпохи холодной войны, инструмент формирования национальной и региональной идентичности, инструмент туристического проекта, основанного па эксплуатации наиболее популярных исторических образов, и т.п.
В контексте конструктивистской парадигмы музей — важный элемент групповой и культурной идентичности, который имеет социальный успех только тогда, когда композиционно и идейно отвечает конкретным ценностным запросам общества и последовательно реализует политику памяти в конкретной группе объектов. Как подчеркивается в литературе, "музеи как институты памяти имеют преимущество перед прочими агентами культуры, они обладают особым эмансипирующим измерением, т.е. могут способствовать улучшению жизни своих общин, становиться местами для оживленных дебатов, они порождают исполненные смысла визуальные и текстуальные (рс)конструкции, которые направлены на передачу определенных посланий, целью своей имеющих улучшение качества жизни общества" [8].
Родственные по отношению к музеям институты социальной памяти и исторической политики — архивы и библиотека. В этой связи следует обратить внимание, например, на процесс формирования библиотек- музеев и музеев-библиотек, сочетающих собирание и экспозицию памятников материальной и духовной культуры, что в 2000-е гг. приняло массовый характер [9].
Другой инструмент формирования исторической памяти и исторической политики — коммеморации. К коммеморациям относятся мемориалы, монументы, публичные праздники, юбилеи, похороны и т.п.
Как правило, в литературе коммеморативные практики рассматриваются фокусно, т.е. в привязке к практикам мобилизации памяти о конкретном событии (в рамках концепции "мест памяти" Нора). В числе популярных тем: война 1812 г., Великая Отечественная война. Интересны примеры исследований, которые рассматривают коммеморативные практики, связанные с трагическими событиями, как механизм преодоления травмы памяти [10].
Своеобразные коммеморации — топонимы, мобилизующие память о тех или иных личностях или событиях. Разумеется, историография не могла пройти и мимо топонимических войн последних десятилетий. В частности, в литературе отмечается "прагматичный" подход современной российской власти, которая не спешит с переименованиями, например, советских улиц и не стремится навязывать топонимическими методами какую-либо государственную идеологию. В этой связи показательна и другая тема дискуссий о проблемах захоронения (или перезахоронения) исторических деятелей.
Туристическая деятельность как социальная практика тесно связана с такими важными объектами исторической политики, как музейное дело, топонимы и коммеморации, что также не прошло мимо внимания историографии. Так, в литературе показано значение мемориализации мест памяти, связанных с событиями 1941 — 1945 гг. и создания визуального ряда для военно-патриотических путешествий и экскурсий с целью формирования героико-патриотической парадигмы Великой Отечественной войны в национальной памяти. Среди других источников исторической памяти / инструментов исторической политики, которые привлекают внимание в литературе, — художественная литература, кино, СМИ, историческая живопись, сетевой контент, рок-музыка и т.п.
К проблематике политики памяти примыкает область исследований публичной истории, которая, с одной стороны, изучает механизмы трансляции исторических представлений в публичном пространстве (в школьном образовании, медиа, искусстве, коммеморациях, архитектуре и т.п.) и, с другой стороны, ищет способы адекватной репрезентации академического исторического знания в публичной сфере.
В этом контексте публичную историю можно охарактеризовать как своеобразную академическую политику памяти, результат стремления профессиональной историографии воздействовать на массовое историческое сознание, преодолевать разрыв между обществом и исторической наукой. Иными словами, мы можем говорить о фактическом тождестве инструментария исторической политики и публичной истории, который, главным образом, включает те или иные механизмы и способы формирования массовых исторических представлений и исторической памяти.
Важно иметь в виду прикладной аспект участия историков-профессионалов как в исторической политике, так и в публичной истории. В том и другом случае речь идет о реализации социального / политического заказа (или анализе его исполнения другими акторами), но, если в случае с традиционной исторической политикой можно говорить о конструировании нужного заказчику образа истории, в ситуации с академической исторической политикой / публичной историей задача историков-профессионалов иная — адаптировать исторические знания под потребности массовой культуры. Другое дело, что на практике включение историка в сферу публичной истории отнюдь не исключает и реализацию определенного идеологического заказа.
Следует отметить, что, работая в сфере публичной истории, историк берет на себя функции не только интерпретатора и аналитика, но и активного создателя таких источников формирования исторической памяти, как исторические реконструкции, компьютерные игры, продукты массмедиа, исторические викторины, кино, сетевой контент, коммеморации и т.п. Таким образом, очевидно, что пространство публичной истории включает в себя профессиональных историков не столько в роли главных игроков, сколько в качестве консультантов, работающих совместно с журналистами, художниками, литераторами, режиссерами, программистами и др.