Историческая эволюция

Зародившись в Бихаре, джайнизм нашел немало приверженцев на юге (преимущественно дигамбары) и на западе (шветамбары) Индии, однако составить конкуренцию буддизму и индуизму не смог. Потенциал распространения джайнизма был скован рядом внутренне присущих ему факторов. Так, успех в городах был отчасти оборотной стороной религиозных запретов на занятие сельским хозяйством, пренебрежения теми видами труда, которые чреваты угрозой живым существам. Мягкие в сравнении с суровой практикой джайнских аскетов требования к мирянам способствовали активности и единству членов общины. Но существование самих общин сохраняло весьма замкнутый характер. Помимо общих для Индии социально-экономических, кастовых и культурных причин отчужденности от окружающего мира способствовали такие устойчивые черты образа джайнской религиозной практики, как отшельничество и аскетизм, превосходящие привычные нормы индийской традиции. В особенности это проявлялось на юге, в регионе, где распространены секты более радикальных дигамбаров.

По преданию, распространение джайнизма на юг Индии вплетается в череду важнейших событий становления канона. Учение Джины наследовали шесть поколений прямых преемников, сохранявших в памяти и изустно передававших канонические тексты. В годы правления Чандрагупты Маурья ученик в шестом поколении Бхадрабаху, сопровождаемый множеством аскетов, отправился на юг Индии. По возвращении монахи обнаружили, что за время их отсутствия тексты, подзабытые и искаженные оставшимися, были сведены на вседжайнском соборе в канон "Сиддхапта", а ряд этических и ритуальных правил общины стал выполняться с нарушениями. Так юг оказался оплотом чистоты первоначального учения. В различных южноиндийских государствах создавались джайнские храмы, действовали монастыри. К V в. в Южной Индии, особенно среди тамилов, джайнизм завоевал преобладающие позиции. Но несмотря на подъем отдельных центров и освоение новых территорий в целом со второй половины I тысячелетия н.э. положение джайнской общины начинает клониться к упадку. Важнейшими факторами взлетов и падений в течение столетий оставались, с одной стороны, отношения с государями, а с другой – меняющийся контекст широких религиозных движений.

Постоянная борьба различных религиозных течений за влияние на правителей – фактор в истории легко объяснимый: дарение земель, пожертвования, строительство храмов и монастырей за счет казны, поддержка авторитетом и силой власти, особенно в периоды этнорелигиозных конфликтов жизненно важны для судеб общины. Джайнам удавалось добиваться покровительства представителей династий Ганга, Кадамба, Сатаваханов, Раштракутов, Чалукьев, Паллавов. Они имели в этой борьбе ряд преимуществ и неоднократно с успехом ими пользовались. Предпосылкой успеха была сама социально-профессиональная структура джайнских общин. Часть джайнов (в большинстве своем горожан) традиционно занималась торговыми и финансовыми операциями, и из их числа имели возможность выдвинуться влиятельные приближенные, ссужавшие казну деньгами, включавшиеся в процессы сбора и распределения налогов. С другой стороны, община долго оставалась средоточием средневековой учености и культуры. Ведущую роль играли джайнские математики, астрономы, литераторы. Уникальны поиски в области философии, в теории познания, логике, метафизике. Влияние этих факторов было весьма значительно на верхних этажах социально-экономической и культурной иерархии, но все же не ими определялись на поворотах истории судьбы джайнизма.

Религия – важнейшая общественно-мировоззренческая, этнокультурная составляющая традиционных цивилизаций. Только в таком контексте и только на фоне трансформации индуизма различима суть главных событий джайнской истории. Вероучение джайнов складывалось в эпоху становления брахманизма. На этой фазе развития общеиндийской религиозной традиции происходят как консолидация, так и разнообразные трансформации мифологических и философских представлений, сохраняющих преемственность с ведическим мировоззрением. Возраставшая ритуализация общественно-религиозной жизни служит средством связи местных верований и обычаев с усложняющейся картиной мира и со смутным, малопонятным языком и смыслом древних ведийских текстов. В этих условиях безразличие джайнизма к авторитету Вед первоначально вполне уравновешивалось одной из этических установок общины – по возможности следовать обрядовым и бытовым традициям конкретной социальной среды. Неортодоксальные сектанты, видимо, не воспринимались как чужаки.

В дальнейшем становление индуизма не только двигалось по пути религиозно-философских поисков, но и накрепко их увязывало в синкретическом единстве с традициями и нормами социальной организации, этики, права, культуры, быта. Потенциал преимуществ этой чрезвычайно гибкой и цепкой политеистической религии по-новому раскрылся с широким распространением течения бхакти. Придав старому ядру религиозной традиции новый смысл и звучание, течение бхакти ярко высветило в учении о божественной сущности идеал понимания, прощения и милосердия, а в учении о душах верующих уделяло основное внимание поддержанию чувства поклонения, любви и преданности. На фоне ее демократизма джайнизм начинал заметно проигрывать несмотря на всю свою близость к повседневности и укорененность в традиции. Там, где обновленный индуизм вместо отвлеченных надежд на освобождение от кармических перерождений предлагал ощутить божественную притягательность, окунуться в эмоционально-эстетические переживания, джайнизм со все более заметной суровостью настаивал, что лучшее почитание – следование слову учителей, слову, которое ведет к прозрению через познание собственной сути.

Джайнизм накладывает ограничения как на привнесение эмоционально-личностного начала в опыт и логику абстрактно-умозрительных построений, так и на демократизм отшельничества, внутренней и внешней аскезы. А уступки в принципах аскетической этики и отказ от претензий на реалистичность отражения бытия равнозначны для джайнизма потере лица, утрате индентичности. Видимо, поэтому основные преобразования касались не существа вероучения, а организации жизни общины, а более поздние реформаторские движения (такие как попытки воссоздания первоначальной чистоты веры под руководством Лонка в XV в. или Вандхья и Таранасвами в XVI в.) не шли ни в какое сравнение с реформацией, осуществляемой учением бхакти ни по глубине и размаху, ни по последствиям. Пока же, с VII–VIII вв., с возникновением на юге движения бхактов джайнизм оказался объектом их критики как консервативное учение, пользующееся государственной поддержкой. Среди наиболее непримиримых бхактов были и почитаемые наравне со святыми создатели религиозных песен (наянары у шиваитов и альвары у вишнуитов), в молодости принадлежавшие к джайнской общине. На юге Индии община, лишившаяся покровительства индуизированных правителей, пережила массовое (особенно начиная с XIII в.) обращение своих членов в индуизм, потерю влияния и наконец в эпоху мусульманских завоеваний практически полностью утратила прежние позиции. Вероятно, бескомпромиссный аскетизм дигамбаров сыграл в этом не последнюю роль, способствуя их отчуждению и изоляции. И все же у джайнизма хватило гибкости и прочности, чтобы выстоять и сохраниться.

Несколько более благополучной была судьба шветамбаров на западе. Здесь существовали такие крупные джайнские центры, как Матхура, Удджайн, Раджпутана. В этих регионах джайны также неоднократно добивались расположения правителей, и высший взлет их влияния приходится на XII в. – время правления Кумарапалы из династии Чалукьев. Позднее им уже не удавалось воспользоваться близостью к феодальным государям, но удалось сохранить большие процветающие общины в Гуджарате и Раджастане. Богатые джайнские торговцы часто действовали под покровительством раджпутских князей, ссужая их деньгами, посредничая, перепродавая. При мусульманских династиях они также подвизались в сфере торгово-ростовщических операций, при налоговом ведомстве, давали ссуды Моголам, сумев избежать преследований. В колониальный и постколониальный период торгово-ростовщическая прослойка марвари (получившая название по месту образования – Марвару), большинство которой составили джайны Раджпутаны и Гуджарата, вышла на ведущие позиции в финансово-экономической жизни Индии. Представителей джайнских марварийских каст, а также джайнских каст бания немало среди крупнейших предпринимателей и монополистов. Их диаспора присутствует не только во всех крупных городах Индии, но и в Англии, США, странах Южной Азии. В целом же джайнская община сегодня составляет менее 1% населения страны.