Лекция 9 ИСТОРИЧЕСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ И СВЯЗАННЫЕ С НЕЙ НАУЧНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
В результате изучения материала студент должен:
знать
• различие между направлениями исторической антропологии;
• принципы научного поиска в исторической антропологии;
• принципы микроистории как особого подхода;
• как зарождается интерес к изучению истории ментальностей;
• каковы были различия в трактовке термина "ментальность" среди историков минувшего столетия;
• что составляло предмет исследований по истории ментальностей;
• особенности исторической психологии как научного направления;
уметь
• объяснить, почему историческая антропология выделяется в особое направление в исторических науках;
• объяснить причины дискуссий в определении предмета исторической антропологии и правомерности употребления данного термина;
• объяснить сходство и различие исторической антропологии, истории повседневности, истории ментальностей;
• определять место исторической антропологии и истории ментальностей в исследовательской практике представителей Новой исторической науки;
• объяснять динамику развития этого направления в развитии современного исторического знания;
владеть
• основами научного объяснения антропологического поворота в историографии;
• основами микроисторического анализа;
• основами иросоиографического поиска;
• принципами его критического осмысления.
Ключевые слова: историческая антропология, физическая антропология, политическая антропология, экономическая антропология, история эмоций, микроистория, историческая психология, исторический структурализм, ментальность, нросопография.
Историческая антропология и смежные направления
Историческая антропология представляет собой, по словам Ле Гоффа, "общую глобальную концепцию истории". Она объединяет изучение менталитета, материальной жизни, повседневности вокруг понятия антропологии (в том числе — изучение тела, жестов, устного слова, ритуала, символики и т.д.). В методологическом плане данное направление многое позаимствовало из социальных наук и этнологии.
Историческая антропология как особое направление выросла из Школы "Анналов". Ее развитие началось в I960—1970-х гг. под влиянием успехов социальной антропологии (исследований Леви-Стросса и других). Свой вклад внесли историки разных стран, прежде всего — Арьес, Мишель Вовель, Роберт Дарнтон, Питер Бёрк, Алан Макфарлейн и другие. Она развивалась как протест против традиционных направлений исследования, в частности политической истории.
Как пример идей, которые привели к возникновению исторической антропологии, приведем рассуждения Ле Гоффа [1]. Он пишет, что традиционная политическая история эго история королей и министров. "Политическая история, история повествовательная, история событийная — триада, к которой Школа “Анналов” питает особую неприязнь. Это “историзирующая” история, история "дешевая", поверхностная, не видящая за деревьями леса. Ее место должна занять история глубинных процессов: экономических, социальных, ментальных... история политическая, бывшая прежде “становым хребтом” истории, становится ее атрофированным придатком. Теперь это “копчик" истории". Политическая история, по Февру, "не требовательна, слишком нетребовательна... Она всегда готова довольствоваться полумерами: согласившись возвыситься от уровня событий и великих людей (и те и другие всегда готовы вернуться с черного хода в политическую историю) до уровня институтов и социальных страт, она охотно останавливается па устаревших воззрениях государства или правительства. Она плохо обороняется против сугубо юридических концепций — о, это право, надежда человечества и пугало историков! Она готова затеряться в истории идей и политической мысли, объединив в себе сразу два поверхностных подхода: политический и идеологический. Она продолжает — совершенно добровольно — оставаться наиболее уязвимым направлением исторической науки, наиболее подверженным влиянию демонов прошлого". Политическая история теснее всего связана с научно-популярной, откуда черпает популярность и силы: она востребована массами.
Ле Гофф эмоционально восклицает, что традиционная политическая история — труп, но этот труп еще предстоит уничтожить. И предлагает новые методы, которые и соответствуют историко-антропологическому подходу:
— изучение власти как явления культуры;
— изучение знаков и символов власти;
— использование методов сравнительной истории, заимствованных у антропологии и истории религии (Джеймс Фрэзер);
- исследование политических ментальностей, связанных с властью;
— поиск в базовых феноменах Средневековья политического измерения, то есть соотношение данных феноменов с властью;
— дифференциальная политическая история (на разных уровнях - село, город, города, земли, страны и т.д.);
развитие социальной истории в широком смысле: политическая история с социологическим уклоном, использование "истории структур" Броделя.
Сам термин "историческая антропология" неоднозначен и принят далеко не всеми. Против выступают собственно антропологи, занимающиеся проблемами происхождения и развития человека как биологического и социального организма. Они считают, что термин "антропология" в большей степени адекватен их научному направлению. Идут дискуссии, как соотносятся история ментальностей, история повседневности и историческая антропология, имеет ли смысл выделять историческую антропологию как отдельное направление.
"Само название "историческая антропология", получившее широкое распространение с начала 1970-х годов, было сконструировано по образцу французской и британской социальной антропологии и американской культур-антропологии (иногда оба эти направления объединяются под общим наименованием "этнология"). Но этот диалог истории и социальных наук было бы неверно представлять в виде причинно-следственной связи: историческая антропология возникла не в результате контактов и заимствований из смежных дисциплин, а вследствие внутренней потребности в обновлении методики и проблематики, которую историческая наука испытывала в послевоенные десятилетия; знакомство с достижениями социальных наук оказалось одним из средств этого обновления, средством, к которому разные историки прибегали по-разному и находили ему различное применение" [2].
Историческая антропология занимается многими сюжетами, но их объединяет одно: "человеческий резонанс" исторических явлений и процессов в проекции на модели поведения и их рефлексию в сознании и культуре. Сущностными чертами исторической антропологии, по Бёрку [3], можно назвать следующие:
фокусирование внимания историка на конкретных антропологических объектах изучения:
— объектами, как правило, выступают "малые сообщества" (небольшие социумы, выделяемые по разным критериям, но, главное, позволяющие в своих рамках всестороннее показать роль человека);
— социальные взаимодействия в данных социумах описываются в терминах, обозначающих нормы и категории самих этих социумов;
— при этом большое внимание уделяется символизму повседневной жизни: обыденным ритуалам, рутине, манере одеваться, есть, общаться друг с другом, жестам и т.д.
Как показано Гуревичем, в центре данного направления стоит убежденность в инаковости чужой культуры, ее несхожести с той, к которой принадлежит сам исследователь. Процесс исследования становится при таком подходе уже известным нам диалогом культур, размещенных в пространстве и времени [4].
Следствие этого, по словам Крома, — то, что вместо "поиска типического, построения генерализирующих объяснений, общемировых моделей развития... ученым предлагается присмотреться к локальным особенностям и вариантам, осознать фундаментальное многообразие культурно-исторического процесса в разных уголках земного шара. Кроме того, появилась потребность вернуть истории "человеческое измерение", оценить возможности проявления свободной человеческой воли среди безличных структур и разнообразных детерминирующих тенденций. Желаемый эффект подобной "перенастройки внимания"— проверка на прочность ряда предложенных ранее макроисторических теорий и концепций и внесение в них необходимых коррективов... Для этого тщательно фиксируются и анализируются малозначительные на первый взгляд слова, жесты, поступки участников "социальной драмы"; их поведение "прочитывается" как некий текст. Затем добытые исследователем "кристаллы" смысла соединяются им воедино с учетом изученных отношений между элементами системы: так создается обобщенная характеристика данной культуры" [5]. Кром сближает подобный анализ с понятием thick description ("плотное", насыщенное интерпретациями описание) Гирца.
Весьма точной также представляется характеристика, данная Кромом источниковедческим методологиям исторических антропологов.
"Они исходят из того, что всякая социальная реальность "непрозрачна", она словно маскируется, и поэтому исследователь с недоверием должен относиться к тому, что изучаемое им общество прямо заявляет о себе. Предпочтение отдается косвенным свидетельствам, "проговоркам" а также таким массовым источникам, которые не содержат какого-то привнесенного осознанного представления о действительности (в качестве примера часто приводятся прейскуранты цен или приходские книги). С их помощью исследователь может понять традиционные для данной культуры образ мышления и способы поведения, которые ее носители в силу привычки подчас уже не замечают. Так за видимой реальностью проступают скрытые механизмы и логика" [6].
Смежные с исторической антропологией направления — культурная антропология, социальная, религиозная, политическая и т.д. В частности, культурная антропология изучает различные проявления культурной жизни и их влияние на человека, например, соотношение народной и элитарной культур, роль различных символических культурных репрезентаций (народных праздников, карнавалов, гуляний и т.д.) в жизни людей в исторической ретроспекции. Социальная антропология занимается формами, мотивами и символами поведения людей в микросоциумах (семье, социальных корпорациях). Религиозная — ролью религии (причем не только официальной, но и народных верований) как символической репрезентации сакрального в человеческой жизни. Политическая антропология сосредотачивается на исследовании ритуалов и символов власти, а также формах реализации власти в социальной среде.
"Изучение политических отношений не ограничивается символическим аспектом власти. Не менее важно исследование повседневности, рутины управления, а также распределения власти на различных "этажах" общества. Особое внимание историков в 1980—1990-х гг. привлекли проблемы патроната и клиентелы, посредничества во власти, неформальных отношений, дополнявших деятельность весьма несовершенных официальных структур" [7].
Физическая антропология изучает "историю тела", историю болезней, взаимосвязь развития антропологических показателей (рост, вес и т.д.) с социальной политикой, историю болезней, историю медицины и т.д. Сюда же относятся история сексуального поведения, история жестов, история различных проявлений человеческой физиологии. Экономическая антропология исследует модели экономического поведения людей, их мотивацию и символическую репрезентацию.
Сегодня как особое направление набирает популярность история эмоций — изучение в исторической ретроспективе эмоций (страх, фобии, радость, воодушевление и т.д.), которые вызывали у людей те или иные исторические события, явления и процессы. Они расцениваются как индикатор человеческой реакции на творящуюся историю и как мотивы, побуждающие людей к тем или иным действиям.
Вокруг методов исторической антропологии идет много споров. В частности, немецкий историк Юрген Кокка пишет об иллюзорности мнения, что понятия истории, призванные объяснить историческую реальность, можно вывести из нее самой. Он утверждает, что не существует никакого непосредственного, прямого пути к научному изучению историко-социальной реальности — в этом и заключается разница между повседневностью и наукой [8]. Уязвимое место изучения символов, ритуалов, ментальности — так называемая "проблема умственного согласия". Ученые могут их выявить и описать, проанализировать. Но вовсе не факт, что перед нами символы и ментальность, относительно которой в обществе есть умственное согласие, что они широко распространены. Может быть, перед нами ментальный слепок взглядов узкой кучки интеллектуалов, вовсе не обязательно разделяемых сколь-либо широкими слоями общества? Проблему репрезентативности ментальных структур методы исторической антропологии далеко не всегда решают.
Как пример классического историко-антропологического исследования приведем концепцию средневековой истории Западной Европы, изложенную в работах Ле Гоффа [9].
Ле Гофф описывает природный контекст, в котором жили люди: огромный покров лесов с разбросанными по нему возделанными прогалинами — таков внешний облик христианского мира. Это негативный отпечаток мусульманского Востока, мира оазисов среди песков. Лес — это пустыня Запада, место жительства хищников, разбойников и отшельников. При этом для крестьян лес — источник дохода. Ле Гофф указывает на разграничение, структурирование пространства: "лес обступал этот мир, изолировал его и душил". Это была главная граница, "ничейная земля".
Ле Гофф определяет поведение людей по отношению к пространству: "А теперь нужно постичь, благодаря каким пружинам лес, дорога и моря возбуждали чувства средневековых людей. Они воздействовали на них не столько своими реальными аспектами и подлинными опасностями, сколько символами, которые они выражали. Лее — это сумерки... век с его иллюзиями, море — земной мир и его искушения, дорога — поиски и паломничество" [10].
По Ле Гоффу, люди Средневековья входили в контакт с физической реальностью через посредство мистических и псевдонаучных абстракций. Они обращали внимание на четыре элемента Вселенной и человека как микрокосма (земля — плоть, вода — кровь, воздух — дыхание, огонь - теплота). Ле Гофф рассматривает роль христианства в формировании картины пространства: деление мира на своих и чужих, выделение чужих как носителей всего антихристианского. Необходимость языческого мира для христиан как символического и практического воплощения всего нехристианского (например, для работорговли). Для Средневековья характерна вертикальная организация пространства — распахнутость вверх, к небесам, и тяга вниз, в преисподнюю: "Представление о небесной иерархии сковывало волю людей, мешало им касаться здания земного общества, не расшатывая одновременно общество небесное... человек корчился в когтях дьявола, запутывался среди трепыхания и биения миллионов крыл на земле и небе, и это превращало его жизнь в кошмар. Ведь реальностью для него было не только представление о том, что небесный мир столь же реален, как и земной, но и о том, что оба они составляют единое целое — нечто запутанное, заманивающее людей в тенета сверхъестественной жизни" [11].
Христианство оказывало влияние на трактовку времени. Средневековое время — время прежде всего религиозное и церковное (посты и пр.). Время — лишь момент вечности, оно принадлежит только Богу. Овладеть временем, измерить его считалось грехом. Присутствовали цикличность времени (миф о круговороте колеса Фортуны), уверенность в конце истории, эсхатологические ожидания.
Как Ле Гофф определяет соотношение индивида и коллектива в средневековом обществе? Самоопределение и структура — вот два методологических ключа к раскрытию характеристик общества. Средневековое общество едино и борется со всем, что может покуситься на это единство. Нарушение единогласия — скандал, тот, кто против большинства, — "позорник". Общество все время организуется в корпорации, объединения, общества ("университеты"). "Идея группы неотступно преследовала средневековую мысль" [12]. Индивид растворялся в этих общностях, недаром гордыня — самый страшный грех. Спасение может быть достигнуто лишь в группе и через группу, а самолюбие есть грех и погибель. Ии в литературе, ни в искусстве не изображались частные свойства человека, были физические и социальные типы, но не индивиды. Личность погребалась под "грудой общих мест". Эпохе был свойствен линьяж с его узами солидарности, взаимных обязательств, которому индивид принадлежал целиком. Отсюда индивидуальное могло проявиться через соперничество братьев, непочтительность сыновей, непотизм, семейные драмы и т.д. Быть индивидом означало быть ловкачом. Индивид — это тот, кто смог ускользнуть от власти группы, ускользнуть при помощи обмана. Раз так — он жулик, вызывающий недоверие.
Свободы как таковой не понимали. Свобода — это гарантированный статус, наличие высокого покровителя, когда высший гарантировал низшему соблюдение его прав. "Свобода" церкви равна свободе ее от власти земных сеньоров и подчиненности Богу.
Роль женщины противоречива: с одной стороны, она придаток к мужу, "человек прялки", с другой — ее экономическая роль и роль при деторождении высока. Значение женщины выросло особенно, когда мужчины уходили в крестовые походы и в эпоху Реконкисты. Ле Гофф обращает внимание на феминный фактор, поскольку через роль женщины более всего в обществе проявляется индивидуальное.
Как Ле Гофф определяет ментальность общества и пути ее изучения? Он идет через выявление чувств средневековых людей, их системы ценностей, ориентиров. Он изучает ментальность, образы, эмоции, поведение, которые формировались в первую очередь в связи с потребностями в самоуспокоении. Для Средневековья характерны опора на опыт предшественников, почтение к древности рода, значительная роль традиции. Новшество считалось грехом, который церковь осуждала, изобретать нечто — безнравственно. Духовная жизнь определяется авторитетами, стереотипными историями, примерами (exempla). В основе права — кутюм, то есть обычай, прецедент, возведенный в правило. К доказательству авторитетом добавлялось доказательство чудом. Mirabilia, или чудесное, необычное, было объектом интереса средневековой науки и культуры (уроды, кометы и т.д.). Через чудеса — прикосновение к индивидуальности (святые индивидуальны по сравнению с мирянами, хотя между собой и шаблонны).
Для эпохи был характерен символизм мышления и жизни. Символ - знак скрепления договора, намек на утраченное единство, на скрытую реальность. Каждый предмет понимался как отображение чего-то высшего, а мыслить значило раскрывать смысл символов, прочитывать их код. "Ибо скрытый мир был священен, а мышление символами было лишь разработкой и прояснением учеными людьми мышления магическими образами, присущего ментальности людей непросвещенных". Народная магия и т.д. была тем же обрядом для постижения истины, только запрещенным, в отличие от разрешенной молитвы. "И там, и тут речь шла о поиске ключей от дверей в скрытый мир, мир истинный и вечный, мир, который был спасением" [13].
Отсюда высокая роль языка как первичного символа — назвать вещь уже означало ее объяснить. Назвали болезнь — уже исцелили. Этимология, изучение языка — основа средневекового европейского знания. Хранилищем символов выступала природа. Также можно говорить о символике архитектуры, символике чисел. Что считается прекрасным? Светлое, яркое (стремление к свету, безопасной жизни) и богатое, роскошное. Красивое — это еще и доброе, сильное, героическое. Каковы пути достижения этого красивого? Прежде всего экзальтация, ведущая к поиску потаенной истины, внимание к снам. Отсюда — популярность всего, что может открыть царство грез: экстатические молитвы, обряды, и в тоже время — спиртное, приворотные зелья, пряности, галлюциногены.
Ле Гофф раскрывает структуры мышления и его черты на основе метода схоластики. Роль средневековой схоластики: путь от lectio к question, а от него — к disputatio. Обязателен вывод по диспуту: схоластический метод вел к осознанию личностью ее интеллектуальной ответственности. Более тонкое отношение к авторитетам, разбор их аргументов, выбор главного авторитета, признание того, что существуют разные мнения, что расхождения законны. Симфония рождается из полифонии. И третье — новое переставало выглядеть пугающим. Более широкое использование наблюдения и эксперимента.
Большую роль играют изучение структур повседневности, определявших менталитет: телесное, сексуальное, пища, одежда, культура жестов, дом как маркеры социального статуса.
Историко-антропологические исследования сегодня составляют значительный сегмент историографии в каждой стране. Это динамично развивающееся и перспективное научное направление, поскольку тема человека в истории абсолютно неисчерпаема.