Источники морального зла

При обсуждении морального зла, т.е. совокупности всех случаев нарушения требований "не вредить", "помогать" и "заботиться", ключевым этическим вопросом является вопрос о факторах, ведущих к нарушениям. Их можно обозначить с помощью понятия "источники нравственного зла". Здесь будет представлен последовательный анализ подобных источников. Почти все они, кроме последнего, представляют собой такие импульсы человеческого поведения, которые могут быть приведены в согласие с нравственным добром (этически скорректированы). Однако вне такой коррекции они ведут к совершению нравственно предосудительных поступков.

Гедонистический источник. К нарушению нравственной нормы может вести неконтролируемое стремление к достижению приятных состояний и к уклонению от неприятных. Оно очень часто реализуется в пренебрежении желаниями и потребностями другого человека. Если провести разграничение между удовольствием как спонтанным импульсом удовлетворения витальных потребностей и наслаждением, которое предполагает рефлексивное отношение к удовольствию и культивирование удовольствия на основе рефлексии, то с наслаждением связаны и другие, более глубокие источники морального зла. Жизненная стратегия, ориентированная на культивирование удовольствия, сталкивается с тем, что повторяющиеся приятные ощущения неизбежно теряют свою силу и яркость. Гедонист всегда находится в поиске нового, еще неиспытанного, для него интересны те действия, которых он еще не совершал, те положения, в которых он еще не находился. Морально предосудительное поведение в силу того, что оно запрещено, и в силу того, что этот запрет поддерживается многочисленными социальными регуляторами, в какой-то момент неизбежно оказывается тем самым "новым" и "неиспытанным", к которому стремится гедонист. По замечанию российского этика Р. Г. Апресяна, "гедонистическая личность использует разные формы приостановки социальных регуляторов поведения", и тем самым совершает моральное зло.

Утилитарно-прагматический источник. Под пользой принято понимать успешность и эффективность определенного действия в отношении к избранной цели, которая чаще всего связана с достижением удовольствия. Утилитарная логика позволяет осуществлять выбор между доступными, но исключающими друг друга удовольствиями на основе соотнесения их интенсивности и устойчивости. Определение относительного веса доступных удовольствий осуществляется по отношению к длительным промежуткам времени и учитывает необходимость для их получения различных форм межчеловеческого взаимодействия (взаимного использования людьми сил и способностей друг друга). Стремление к собственной пользе часто заставляет человека причинять вред другому или отказывать ему в помощи и заботе. В этом случае нарушение нормы носит гораздо более осознанный (расчетливый) характер в сравнении со злом, возникающим на сугубо гедонистической основе. Специфическими проявлениями утилитарно-прагматического источника морального зла является отсутствие взаимности в рамках кооперативных отношений (безбилетничество) и пренебрежение интересами тех, кто не может дать ничего взамен.

Социально-конформистский источник. Еще одним источником морального зла является воспроизведение поведенческих стандартов определенного сообщества, если такие стандарты предполагают причинение вреда, неоказание помощи и незаботливое отношение к другим людям. Положительная оценка определенного поведения со стороны окружающих или общее убеждение в том, что такое поведение необходимо для существования (усиления) сообщества, создают у воспроизводящего поведенческий стандарт человека непоколебимую уверенность в том, что именно эти действия представляют собой нравственное добро. Таким образом притупляется его нравственное чувство и блокируется моральное мышление.

Для теоретического осмысления данной тенденции X. Арендт предложила специальное понятие - "банальное зло". Оно указывает на процесс, в ходе которого "средний человек преодолевает прирожденное отвращение к преступлению", а также на результаты этого процесса. Иллюстрацией банального зла для X. Арендт послужила фигура нацистского преступника А. Эйхманна, отвечавшего за техническое обеспечение "окончательного решения еврейского вопроса". С точки зрения X. Арендт, А. Эйхманн не был садистом и нравственным монстром - он был "ужасно и ужасающе нормальным" человеком, однако, при этом в избытке наделенным свойством "бездумия". А. Эйхманном управляла не демоническая злоба, а претерпевшая злокачественные изменения совесть, поддерживаемая суждениями и оценками окружающих его людей. Однако, несмотря на свои "банальные" истоки, зло, воплотившееся в личности и биографии А. Эйхманна, не менее ужасно, чем зло Нерона или Калигулы: нормальность добропорядочного и добросовестного палача гораздо хуже, чем "все зверства вместе взятые".

Политико-философские наблюдения X. Арендт подтверждаются исследованиями социальной психологии. В известном эксперименте С. Милгрэма испытуемым поручалась роль ассистента психолога, исследующего связь процесса научения и наказания. По предписанию своего руководителя они должны были подавать все более и более высокое напряжение на кожу решающего задачи ученика в виде наказания за каждый неправильный ответ. До 2/3 испытуемых продолжали повышать уровень напряжения, несмотря на безошибочные признаки увеличивающегося страдания жертвы. Похожая зависимость присутствует и в случаях оказания помощи. В эксперименте Дж. М. Дарли и Ч. Д. Бетсона студентам, задействованным в психологическом тесте, было поручено быстро перейти в другое здание, где их ожидают для продолжения тестирования. На пути они наталкивались на упавшего человека, находящегося без сознания. Только 10% испытуемых, торопившихся на встречу с психологом и добросовестно выполнявших свои обязанности участников тестирования, задерживались для того, чтобы помочь человеку, оказавшемуся в беде. Наиболее яркой страницей исследований такого рода стал эксперимент Ф. Зимбардо, в ходе которого имитация системы тюремного заключения закончилась молниеносно развивающейся моральной деградацией испытуемых, по жребию оказавшихся в роли охранников, и даже самого руководителя эксперимента.

Перфекционистский источник. В качестве причины совершения морально предосудительных действий может выступать стремление к достижению внеморальных форм человеческого совершенства. Речь идет о религиозном, эстетическом, познавательном совершенствовании. С одной стороны, такое совершенствование может вести к полному и безраздельному погружению в религиозную (мистическую либо ритуальную), художественную, познавательную практику, которое не оставляет места для помощи другому человеку и заботы о нем. Всепоглощающее внимание к достижению собственного внеморального совершенства легко оборачивается безразличием к ближнему. С другой стороны, в некоторых экстремальных случаях внеморальное совершенствование может сопровождаться и прямым причинением вреда. Об этом знаменитое пушкинское рассуждение о "гении" и "злодействе", спроецированное на ситуацию, в которой "злодейство" выступает как часть деятельности по созданию гениального художественного творения. Той же структурой обладают примеры, в которых познавательная практика несет угрозу значительному количеству людей (опасные научные эксперименты) или стремление к религиозному спасению выражается в применении насилия (библейский случай с Авраамом, религиозные войны и т.д.).

Человеческая деструктивность. Последним источником морального зла можно считать независимый деструктивный импульс человеческой психики, имеющий центростремительную и центробежную направленность (саморазрушение и разрушение другого человека). Его описание является заслугой психоаналитической интеллектуальной традиции XX в. и тесно связано с исследованием таких феноменов, как садизм и мазохизм. Для исходного варианта фрейдовского психоанализа, ориентированного на принцип удовольствия, мазохизм представлял собой загадочное явление. В перспективе принципа удовольствия наименее противоречивым его объяснением является гипотеза, в соответствии с которой страдание мазохиста является своего рода предварительным наказанием, за которым следует возможность удовлетворения запретного желания. Однако при этом оказываются необъясненными несексуальные формы мазохизма ("моральный мазохизм" у З. Фрейда, "социальный мазохизм" у Т. Рейка). В том варианте психоанализа, который опирается на диалектику Эроса и Танатоса такие феномены объяснить гораздо проще. Мазохизм логично предстает в качестве прямого проявления танатального импульса. Но в свете задач философии морали психоаналитическое объяснение мазохистской деструктивности проливает свет только на ту часть морального зла, которая связана с нарушением обязанностей перед самим собой (суицидальное и аддиктивное поведение).

Более широкие перспективы открывает психоаналитическое объяснение садистского поведения и связанных с ним нарушений долга перед другими людьми. В психологической механике садизма центростремительный разрушительный импульс, грозящий существованию человека, канализируется вовне в виде агрессии и других форм причинения страдания. Отсюда следует, что основной движущей силой садизма является не стремление к удовольствию, которое игнорирует интересы и потребности другого человека. Удовольствие как таковое, в том числе сексуальное, в садизме вторично. Не случайно, Ж. Делез описывает генезис садизма в категориях "десексуализации", порождающей "холодность", и следующей за ней внезапной "извращенной ресексуализации" человеческой психики. Он же обнаруживает корни садистского поведения не в Оно, а в Сверх-Я, т.е. там, где в норме должны пребывать интериоризированные моральные требования - совесть. Репрессивная функция Сверх-Я по Ж. Делезу направляется не на собственное Я садиста, а на других людей, которые выступают как субститут этого Я. Именно поэтому разрушение другого может выступать в рефлексивном самоосмыслении садиста как безличный, универсальный долг, а удовольствие садиста по своим истокам сродни удовольствию нравственного человека от исполнения долга.