Интеграционные формы международной деятельности

Одно из первых определений интеграции принадлежит Эмилю Дюркгейму, описавшему ее как явление, связанное с "существованием определенного числа убеждений и обычаев, общих для всех, традиционных и, таким образом, обязательных. Чем шире и сильнее эта коллективная установка ума, тем сильнее интеграция общества"^[1]. В американской социологии середины прошлого столетия интеграция уже рассматривалась как возможность более полного изучения "демократии как системы", как условие и "эмпирический показатель политического согласия в обществе" (Сеймур Липсет). В международных отношениях понятие "интеграция" возникло в теории функционализма для описания западноевропейской версии наднациональности в терминах коллективной функции многоуровневого менеджмента мирохозяйственных отношений.

Идея функционального подхода к международным отношениям была сформулирована в разгар Второй мировой войны британским ученым Дэвидом Митрани (в 1943 г.). Поэтому автор, с одной стороны, не скрывает своего сомнения в том, что государство-нация и даже федерации способны не воевать друг с другом, а с другой – предполагает, что организация новых (социальных и экономических) функций, которые будут выполняться международными организациями с целью удовлетворения человеческих потребностей, позволит в конечном итоге сформировать наднациональные механизмы трансграничного сотрудничества. Так, Д. Митрани выдвигал идею межгосударственного сотрудничества по усовершенствованию системы континентальных железных дорог, морских и воздушных перевозок. Его опорная концепция рамификации явилась инструментом создания сети объектов инфраструктуры ООН, обеспечивающих коммуникацию социальных сфер развития государств-участников. Инновационный подход функционализма к сфере международного сотрудничества выразился в формировании наднациональных организационных структур межгосударственного и неправительственного форматов, в привлечении инжиниринговых способов решения проблемы цивилизационной сложности. Функционализм стремился деполитизировать и деидеологизировать международное взаимодействие, но именно это и оказалось его слабым местом, поскольку международные отношения – это прежде всего отношения между политическими единицами.

Появление обновленной версии функционального подхода – неофункционализма научная литература связывает с необходимостью объяснения деятельности политических наднациональных институтов Европейских сообществ (прообраз Европейского Союза), первым из которых был Европейский парламент.

К настоящему времени неофункционализм оформился в направление, основной задачей которого является изучение интеграционных процессов – ведущего тренда мировой политики. Один из основателей неофункционалистского подхода профессор Университета Беркли Эрнст Хаас, прилагая данный подход к анализу работы Европейского сообщества угля и стали, фокусирует внимание на конструирующих ресурсах интеграционных объединений. В этой логике основным ресурсом интеграционных процессов являются политические силы (группы), действующие в различных странах и ориентирующие политическую деятельность своих государств в соответствии с юрисдикцией наднационального центра. К политическим силам Э. Хаас относит лидеров партий, профсоюзных движений, торговли и бизнеса, государственных чиновников и политиков, имеющих отношение к сфере принятия решения на национальном уровне. Он настаивал на том, что, участвуя в международных организациях, бюрократия приобретает навыки функционального сотрудничества, меняющие их поведение.

Неофункционалистский подход интересен своей попыткой выявить и описать некоторые элементы социальной структуры государств, воздействующие на формирование наднациональности – отличительном признаке политической интеграции. Помимо Э. Хааса с таких позиций выступал К. Дойч, а затем Дж. Розенау и Дж. Най, отмечавшие, что в каждом государстве существуют группы, которые контактируют с соответствующими группами в других странах по каналам международных организаций и неправительственных структур.

Впоследствии эти взгляды оформились в концепцию транснациональных отношений. Методология транснационализма описана в работе "Транснациональные отношения и мировая политика" Дж. Ная и Р. Кохэна^[2]. По мнению авторов, транснациональные структуры, к которым они относят "мультинациональные предприятия, секретариаты международных профсоюзов, религиозные организации мирового масштаба, фонды с широкой географией действия", преимущественно связаны с каким-нибудь определенным национальным обществом. В некоторых случаях, рекомендуют исследователи, правительство может использовать эти взаимосвязи для воздействия в желательном направлении на правительство другой страны.

Разница между интеграцией и транснационализмом состоит в их главных субъектах. Так, основным субъектом транснациональных отношений является транснациональная корпорация. В интеграции же – это государство и социальные группы, создающие социокультурные контексты, региональные форматы коммуникаций – оригинальные соединения глобального сценария и культурных практик. Однако и в том и в другом случае речь идет о территориально конфигурированных системах коллективного поведения, которые могут не совпадать с установленными границами между внутренним и внешним, очевидным и неизвестным. Но именно они дают более точное представление о международных отношениях как о "человеческой активности, представляющей собой взаимодействие индивидов более чем одной нации" (Эдуард Баталов).

В то же время теоретики интеграции в основном рассматривают экономические аспекты – рынки товаров и услуг, оставляя без внимания институциональный и политический факторы. Теория политической интеграции Э. Хааса, выросшая из эмпирического анализа европейской интеграции, ограничила приращение теоретического знания о феномене интеграции. Однако в ней выявлены условия политической интеграции, показана роль индивида, политических партий и правительств в формировании наднациональной политической общности. В его интерпретации элита является решающим политическим фактором реализации интеграционных задач. Данный тезис позволяет понять мотивы поведения западных политиков и их оценки политического кризиса 2014 г. в Украине. Украинские события подтвердили предположение Э. Хааса о том, что как символ политической унификации объединенная Европа может быть приемлема для представителей различных идеологических направлений, но как средство интеграции она неэффективна^[3].

В настоящее время в международной среде сложилась своего рода "отрасль" международной кооперации, включающая отличные от европейской модели интеграции механизмы.

По мнению российской исследовательницы Екатерины Валерьевны Колдуновой (МГИМО), страны АСЕАН, выстраивая свой региональный порядок, отнюдь не ставили целью создание транснациональных или наднациональных структур. Стратегия АСЕАН изначально строилась на принципах, обеспечивающих поддержание своего автономного положения по отношению к крупным внерегиональным державам с целью не допустить возникновения в регионе крупномасштабного конфликта с их участием. Таким образом, реальное стремление АСЕАН состояло не в максимально возможной интеграции, а в снижении риска межгосударственной конфронтации с внешним участием^[4].