Имя существительное. Вариантные формы

Имя существительное занимает важнейшее место среди морфологических ресурсов русского языка, что обусловлено его семантическими свойствами, количественным преобладанием над другими частями речи и потенциальными изобразительно-выразительными возможностями. Слова данной части речи заключают в себе предметные значения, без которых невозможно выражение мысли, поэтому использование имен существительных является обязательным условием всякой речевой деятельности. Однако их употребительность в сравнении с другими частями речи колеблется в зависимости от содержания текста, его стилевой принадлежности, функционально-смыслового типа речи, особенностей слога, замысла писателя и т.д. Особенно велика потребность в частом обращении к существительным в книжных стилях – официально-деловом, научном, публицистическом: в них постоянно возникает необходимость наименования учреждений, лиц, предметов деятельности людей, их действий. Характер книжных стилей собственно и создается благодаря распространенной в них замене глагольного сказуемого глагольно-именным сочетанием, повторением одних и тех же наименований, что обусловлено стремлением к точности, отказом от употребления местоимений. Все это дает основание утверждать, что имя существительное господствует в книжных функциональных стилях и только в отдельных жанрах публицистики уступает свои позиции глаголу, привносящему в речь событийный характер.

Соотношение глаголов и существительных по функциональным стилям весьма показательно. Именной характер речи в наибольшей степени свойствен официально-деловому стилю. На втором месте стоит научный стиль. В публицистическом стиле с именами существительными (при определенных условиях) могут конкурировать глаголы. В художественной речи частотность употребления существительных заметно снижается (здесь она в два раза меньше, чем в официально-деловом стиле).

1. В официально-деловом стиле тексты носят предписывающий характер. Из функционально-смысловых типов речи здесь преобладают констатация (сообщение), описание, в то время как повествование и рассуждение не получают распространения. Все это и определяет широкое использование имен существительных. ОГЛАВЛЕНИЕ текстов, как правило, требует наименования множества деталей:

На страхование принимаются автомобили (в том числе с прицепами промышленного производства), мотоциклы, мотороллеры, мотоколяски, снегоходы (аэросани), мопеды.

Средство транспорта считается застрахованным на случай гибели (повреждения) в результате аварии, пожара, взрыва, удара молнии, провала под лед, а также на случай похищения, угона...

При этом, как видим, глагольные конструкции оказываются неуместными и действия обозначаются отглагольными именами существительными (ср.: если средство транспорта погибнет, взорвется, провалится под лед и т.п.). Широко используемая в официально-деловой речи рубрикация позволяет при одном глаголе давать целый ряд именных словосочетаний.

2. В научном стиле при свойственном ему именном типе речи существительные выполняют важнейшую информативную функцию, называя предметы живой и неживой природы, которые представляют собой объекты научных исследований, процессы, происходящие в природе и обусловленные производственной деятельностью человека, результаты этой деятельности и т.д. При этом многие существительные в языке науки используются как термины:

Понятия случайного события, вероятности, случайной величины являются математическими абстракциями. Каждая оценка параметра по выборке сама является случайной величиной, имеющей некоторое распределение (монография).

Важно отметить, что имена существительные в официально-деловом и научном стилях употребляются только в прямом значении: метафорическое их переосмысление невозможно.

3. В публицистическом стиле конкуренция именного и глагольного типов речи в значительной мере отражает его характерную черту – сочетание стандарта и экспрессии. Так, если информация в газетных материалах облекается в стандартизованную форму, то именные конструкции становятся закономерным и естественным ее выражением. Однако именной характер речи уступает глагольному, если журналист избирает жанры, близкие к художественным, и отдает предпочтение разговорной форме изложения.

Нередко в публицистическом стиле отказ от использования глагольных форм и замена их отглагольными существительными порождает канцелярский оттенок речи. Стилистическая правка в таких случаях состоит в замене отглагольных существительных глаголами и устранении канцеляризмов; ср.:

Основное внимание докладчик сосредоточил на изжитии недостатков в выполнении домашних заданий, в обеспечении учебного процесса наглядностью, в оказании помощи отстающим; подчеркнул необходимость усиления воспитательной работы среди учащихся.

Докладчик убедительно говорил о том, что необходимо хорошо выполнять домашние задания, использовать на занятиях наглядные пособия, помогать отстающим, а главное – усилить воспитательную работу среди учащихся.

4. В художественной речи, которая характеризуется в целом значительным сокращением количества имен существительных, вытесняемых глаголами, предпочтение тех или иных частей речи, как правило, связано с творческой установкой писателя, решением конкретных стилистических задач. Определяющее значение при этом имеет обращение писателя к конкретному функционально-смысловому типу речи: описанию, повествованию, рассуждению.

В художественной речи имена существительные выполняют не только информативную, но и эстетическую функцию. Употребление их может быть обусловлено экстралингвистическими факторами, поскольку тема произведения обращает автора к существительным тех или иных лексико-грамматических разрядов: вещественные, собирательные, отвлеченные, конкретные имена существительные, употребительные в любом из функциональных стилей, находят применение и в художественной речи. При этом стилистически нейтральные существительные вовлекаются в систему выразительных средств языка и обретают соответствующую экспрессивную окраску. Например, имя собственное обретает новое символическое значение в названии повести Н. С. Лескова, использовавшего прием антономазии – "Леди Макбет Мценского уезда" и т.д.

Необходимо подчеркнуть, что употребление имен существительных в эстетической функции может быть и не связано с их метафорическим переосмыслением. В автологической (т.е. свободной от тропов) речи имена существительные также могут играть важную стилистическую роль, выступая как яркий источник экспрессии.

А. Особый стилистический интерес представляет использование писателями отвлеченных имен существительных для усиления действенности речи.

Психология творчества различает два типа мышления: наглядное и теоретическое. Первый тип мышления характеризуется возникновением в сознании человека представлений, отражающих действительность в единичных понятиях, которые получают выражение в конкретных наименованиях предметов реальной действительности. Второй тип состоит в создании абстрактных понятий, закрепленных в существительных отвлеченного значения, не получающих отражения в конкретных образах. Отвлеченное мышление свойственно прежде всего ученым, оно проявляется в абстрактизации различных языковых средств в научном изложении, в частности в предпочтении отвлеченных имен существительных перед конкретными, а также в том, что конкретные слова в научных текстах обычно употребляются в отвлеченном значении. Однако в научном стиле вокруг имен существительных не возникает экспрессивного ореола, ведь они выполняют лишь информативную функцию.

Принципиальное отличие стилистического использования отвлеченных имен существительных в художественной речи состоит в активизации их выразительных возможностей. Под пером художников слова могут стать сильным источником речевой экспрессии, хотя их эстетическая функция порой недооценивается, что искажает представление о стилистических ресурсах морфологических средств.

Русские писатели всегда придавали большое значение освоению отвлеченной лексики в художественной речи. Отвлеченные имена существительные вовлекались в систему экспрессивных средств поэтами – для отражения духовного мира лирического героя, обозначения возвышенных нравственных и эстетических категорий. См., например, у А. С. Пушкина:

Но я не создан для блаженства;

Ему чужда душа моя;

Напрасны ваши совершенства;

Их вовсе недостоин я.

(Евгений Онегин);

И сердце бьется в упоенье,

И для него воскресли вновь

И божество, и вдохновенье,

И жизнь, и слезы, и любовь.

(К***)

Поэты второй половины XIX в. расширили репертуар имен отвлеченных существительных, придающих стилю взволнованно-патетическое звучание. Например, у Н. А. Некрасова часто употребляются такие слова, как свобода, вера, святыня, скорбь, нищета, отчаянье, борьба, насилие и др. Чтобы усилить экспрессию отвлеченных существительных, получающих в контексте политическую окраску, поэт использовал особый графический прием – писал их с прописной буквы:

Чрез бездны темные Насилия и Зла,

Труда и Голода она меня вела...

(Муза)

У классиков русской прозы отвлеченные имена существительные были средством изображения богатой духовной жизни героев. Много слов этого лексико-грамматического разряда ввел в художественную речь Μ. Ю. Лермонтов, который искусно уточнял их значение выразительными эпитетами: холодная злость, безмерное отчаянье, неистовая храбрость, глубокое презрение, сладкие заблуждения, необъяснимое наслаждение.

В наследии каждого большого русского писателя можно найти характерные для его стиля, имеющие глубокое философское и эстетическое значение отвлеченные имена существительные, введенные в активное последующее употребление: у И. А. Гончарова – обломовщина, у И. С. Тургенева – нигилизм, у Н. Г. Чернышевского – эмансипация, патриотизм.

В наше время отвлеченные имена существительные воспринимаются в большинстве своем как стилистически нейтральные слова. Однако нередко они все же сохраняют экспрессивные оттенки, с которыми связано представление о литературности, возвышенном способе выражения, и потому сферой их стилистического использования являются размышления, философские искания героев. Составляя значительную часть "интеллигентского словаря", отвлеченные имена существительные привлекаются для речевой характеристики героев-интеллектуалов:

[Сергей] искал нити, соединявшие прошлое с еще более далеким прошлым и с будущим. <...> Человек, говорил он, никогда не примирится со смертью, потому что в нем заложено ощущение бесконечности нити, часть которой он сам. Не бог награждает человека бессмертием и не религия внушает ему идею, а вот это закодированное, передающееся с генами ощущение причастности к бесконечному ряду... (Ю. Трифонов).

Важно подчеркнуть и еще одну особенность функционирования отвлеченных имен существительных в художественном тексте – в речи они получают конкретное значение:

"Первые радости" (К. Федин); "Долгое прощание" (Ю. Трифонов); Смерть как будто заигрывала с казаком; Расплескал злобу в драке с Петром (М. Шолохов); Жизнь бушевала в нем. Она шумела в крови, как майская гроза в кустах весеннего сада; Здоровье вытекало по каплям, как сок из подрубленной березы (Б. Лавренев).

При этом абстрактная семантика отвлеченных имен существительных преобразуется в результате метафорического переосмысления, расширения границ лексической сочетаемости, обновления их значения. В этом проявляется важнейшая черта художественной речи – предметно-образная конкретизация описываемого.

В экспрессивной функции отвлеченные имена существительные выступают и в публицистическом стиле современного русского языка, пополняя состав общественно-политической лексики, обладающей оценочными значениями: активность, атмосфера, борьба, дружба, кампания, клевета, мир, общественность, оплот, политика, потенциал, сотрудничество, старт, тактика, эскалация и др. Такие отвлеченные имена существительные играют ведущую роль в составе строевой лексики газеты: отличаясь особой широтой семантики, они характеризуют разнообразные обстоятельства, события, явления, сопровождая их резкой оценкой.

Б. Противопоставлены отвлеченным конкретные имена существительные, которые тоже обладают большими потенциальными возможностями создания речевой экспрессии в художественной речи. Писателям и публицистам свойственно преимущественно наглядное мышление в противовес отвлеченному, что практически находит отражение в широком использовании конкретных имен существительных: искусное введение их в текст создает зримые картины. Причем в художественной речи эстетическую функцию могут выполнять имена существительные, употребленные в прямом значении, не подвергаясь образному переосмыслению:

Вчера я приехал в Пятигорск, нанял квартиру на краю города, на самом высоком месте, у подошвы Машука: во время грозы облака будут спускаться до моей кровли. Нынче в пять часов утра, когда я открыл окно, моя комната наполнилась запахом цветов, растущих в скромном палисаднике. Ветки цветущих черешен смотрят мне в окна, и ветер иногда усыпает мой письменный стол их белыми лепестками. Вид с трех сторон у меня чудесный (М. Лермонтов).

Особая стилистическая ценность конкретных имен существительных определяется их изобразительными возможностями при описании художественных деталей. В этом случае слова, называющие бытовые реалии, нередко – весьма прозаические вещи, заключают в себе большую образную энергию и предоставляют неограниченные изобразительные возможности для описания жизни героев, обстановки, картин природы, быта. Вспомним гоголевские строки:

"Прошу покорно закусить", сказала хозяйка. Чичиков оглянулся и увидел, что на столе стояли уже грибки, пирожки, скородумки, шанишки, пряглы, блины, лепешки со всякими припёками: припёкой с лучком, припёкой с маком, припёкой с творогом, припёкой со сняточками, и нивесть чего не было.

Следует подчеркнуть, что возможность стилистического использования подобных существительных в процессе предметно-образной конкретизации в русской литературе свидетельствовала о торжестве реалистического метода. Чтобы осмыслить эстетическое значение конкретно-бытовой лексики во всем богатстве и многообразии ее значений, нужен был гений А. С. Пушкина, утвердившего право художника показывать жизнь во всех ее проявлениях и доказавшего, что для поэта нет низких предметов. С признанием достижений натуральной школы в российской словесности были созданы все условия для эстетического освоения конкретных имен существительных как источника яркой изобразительности художественной речи.

Конкретные имена существительные составляют основу образного описания и у современных авторов. На эстетическую ценность художественных деталей указывали опытные мастера. Так, К. А. Федин, К. Г. Паустовский отмечали, что в рукописях начинающих авторов нередко словесные обобщения вытесняют деталь, а ведь ничто так не оживляет описания как подробности. Для их художественного изображения и нужны конкретные имена существительные, которые всегда вызывают представление о реальном предмете или явлении.

В. Изучение экспрессивной функции имен существительных собственных открывает большой простор для стилистических наблюдений; их экспрессивная окраска обусловлена стилистическими особенностями использования в разных стилях речи и богатой традицией эстетического освоения в русской литературе.

1. Имена и фамилии занимают одно из видных мест в составе стилистических ресурсов русского языка: они выделяются большим разнообразием словообразовательных вариантов, получивших определенную стилистическую окраску, и неограниченными возможностями образного применения в художественном контексте.

Отличительной особенностью русской системы именования лиц является противопоставление официального обращения по фамилии (гражданин Рубин), а также употребления фамилии с инициалами в письменной речи (Π. П. Рубин) разговорным вариантам. Последние предусматривают использование имени-отчества в официальной обстановке при вежливом обращении (Павел Павлович) и – в условиях непринужденного общения – одного имени, причем чаще его сокращенного варианта (Паша, Иван, Ваня), а также интимно-ласковых (Павлуша, Ванечка, Ванюша, Ванюшка) и стилистически сниженных вариантов (Павлуха, Ванька, Ванюха). Выбор вариантов имен отражает и возрастные черты собеседников (к старшим обычно обращаются по имени-отчеству), и их социальный статус (к должностным лицам не принято обращаться в фамильярной форме). Отступление от названных условностей этикета может стать в художественной речи источником экспрессии.

В XIX в. наблюдалось еще большее богатство экспрессивных оттенков у различных вариантов имен людей, отражавших сословно-имущественную градацию общества, моду, лингвистический вкус времени. Поэтому без стилистического комментария современный читатель не всегда способен осмыслить художественное значение того или иного имени персонажа в русской классической литературе.

Экспрессивные ореолы вокруг имен собственных в царской России отражали прежде всего классовое расслоение общества: бесправие и унижение человеческого достоинства проявлялись в том, что люди, по словам В. Г. Белинского, сами называли себя не именами, а кличками – Ваньками, Васьками, Стешками, Палашками. По свидетельству историка В. О. Ключевского, еще в самом начале XVIII в. Петр I запретил писаться уменьшительными именами, однако монарху-преобразователю не удалось сломить эту российскую традицию. Вот почему употребление писателями сниженных вариантов имен по отношению к представителям низкого звания следует рассматривать не как выражение презрения, а как дань традиции (например, у Н. В. Гоголя – Петрушка). В то же время уважительные имена верных слуг (например, Еремеевна в "Недоросле" Д. И. Фонвизина) заключают в себе оттенок особого почтения. В непринужденной обстановке бытовала и манера дружеского обращения не по имени, а по фамилии, что запечатлелось в многочисленных посланиях поэтов пушкинской эпохи. Имена царствующих особ в России было принято употреблять без отчества – Петр, Павел, Елизавета, Екатерина, что конечно, не придавало им ни фамильярного, ни демократического оттенка.

Потенциальные экспрессивные возможности личных имен обусловлены еще и тем, что многие из них восходят к греческим корням и несут в себе скрытое символическое значение: Митрофан – 'слава матери', Елена - 'избранная, светлая' и т.д. Писатель, нарекая своего героя, может кратко выразить и свое отношение к нему; ср., например, у А. Н. Островского: Катерина – 'вечно чистая', Варвара – 'дикарка, грубая'. Однако эстетическое значение подобных имен в художественном контексте факультативно; для одних читателей они значимы, другим же ничего не говорят. Следовательно, необходим стилистический комментарий, который расширит восприятие художественного образа.

При эстетической оценке именований литературных героев важно учитывать популярность имени в соответствующую эпоху, его оценку лингвистическим вкусом времени, особенности звучания, национальный или иноязычный облик, историю освоения и т.д. Сословные предрассудки налагали запрет на те или иные имена (вспомним ироническое замечание А. С. Пушкина о старушке Лариной, которая звала Полиною Прасковью). Галломания приводила к насаждению чуждых русским обычаям имен, что давало повод к их сатирическому осмеянию (например, у II. В. Гоголя: имена детей Манилова – Алкид и Фемистоклюс). Вот почему и в обращении писателей к простым русским именам может быть скрыт глубокий смысл, как, например, в решении А. С. Пушкина дать своей героине, дворянской барышне, простонародное имя – Татьяна, с которым у современников связывалось "воспоминанье старины иль девичьей". В этой дерзости поэта выразилось его стремление к демократизации литературного языка, желание преодолеть всякие условности.

Редкостные, странные имена придают речи юмористическую окраску: Варух, Солоха, Хивря. Яркую экспрессию создаст столкновение неупотребительного имени с весьма распространенным отчеством или фамилией: Феодулия Ивановна (Н. Гоголь); Аполлон Мерзавецкий (Н. Островский); Васисуалий Лоханкин (И. Ильф и Е. Петров). Один из приемов обыгрывания имен собственных – применение знаменитого имени к заурядному или комическому персонажу: сапожник Гофман, жестянщик Шиллер (Н. Гоголь).

Русская ономастика предоставляет писателям неограниченные возможности и для словотворчества. Так, еще в эпоху классицизма драматурги сочиняли выразительные фамилии-характеристики: Правдин, Стародум, Бескорыст, Здравомысл, Дурыкин, Плутягин (Д. Фонвизин). Галерею отрицательных персонажей, наделенных красноречивыми фамилиями, пополнили писатели XIX в.: Молчалин, Скалозуб (А. Грибоедов); Буянов, граф Нулин (А. Пушкин); Держиморда (Н. Гоголь); Алтынников, Грош (Н. Некрасов). Комическое звучание отличает прозвищные фамилии, омонимичные самым неподходящим по значению именам существительным: Петух, Яичница, Пробка, Колесо (Н. Гоголь); Прыщ, Удав, Дыба (М. Салтыков- Щедрин ).

В сокровищнице русской литературно-художественной ономастики есть фамилии, окруженные экспрессией сочувствия, отразившие ущербность героев: Макар Девушкин, князь Мышкин (Ф. Достоевский). Есть фамилии насмешливо-иронические: Красоткин, Поцелуев (Н. Гоголь); есть и остросатирические: учитель Вральман (Д. Фонвизин), судья Ляпкин- Тяпкин (Н. Гоголь). Комическую окраску им придает словообразование: уездный лекарь Христиан Иванович Гибнер, у которого все больные "как мухи, выздоравливают" (Н. Гоголь); смешные созвучия: Чичиков, Люлюков (Н. Гоголь); нерусский фонетический облик в сочетании с прозрачной этимологией: шевалье Какаду, француз Куку (Н. Гоголь).

Однако наряду с богатым набором сниженных характеристических фамилий в русской литературе известно и немало собственных имен существительных, свободных от подобных ассоциативных оценочных значений. Они воспринимаются не как нейтральные, а как хорошие, открытые для создания вокруг них ореола положительных эмоционально-экспрессивных оттенков: Онегин, Печорин, Ларины, Ленский, Инсаров, Ростов. Подобные фамилии расцениваются читателем как красивые благодаря их эстетическому звучанию и наслаивающимся на них различным оттенкам значений, обусловленным возможными реминисценциями. Например, по замечанию В. Г. Белинского, фамилия лермонтовского Печорина указывает на близость персонажа к его литературному предшественнику – пушкинскому Онегину ("Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою"^[1]).

Особые возможности для стилистического использования имен и фамилий в художественной и публицистической речи открывает их образное переосмысление. В этом случае писатели прибегают к антономазии – тропу, состоящему в употреблении собственного имени в значении нарицательного; ср.: Времен новейших Митрофан (М. Лермонтов); Молчалиных тихоньствующих сонм и многоликость рожи Скалозуба (Е. Евтушенко). В. О. Ключевский писал о русских самодержцах: "С Александра I они почувствовали себя Хлестаковыми на престоле, не имеющими чем уплатить по трактирному счету"^[2].

Научная дискуссия

В последнее время лингвистический статус антономазии лингвистами определяется как синкретичный, соединяющий в себе черты стилистического приема и акта номинации^[3]. Антономазия как стилистический прием, феномен языка, находящийся на пересечении имен собственных и нарицательных, рассматривается в работе И. Б. Голуб "Стилистика русского языка"^[4].

2. Другую группу стилистически активных имен собственных составляют географические наименования. В русском литературном языке вокруг них нередко создаются особые экспрессивные ореолы, обусловленные различными ассоциациями. Так, в годы Великой Отечественной войны острое политическое значение обрели многие географические названия: Брест, Сталинград, Волга, Урал, Ялта и др. Они получили яркое публицистическое звучание благодаря героизму воинов, прославивших русскую землю самоотверженной борьбой с фашизмом. Ряд географических названий связывается в сознании русского человека с национальной гордостью, патриотической темой: Москва, Владимир, Смоленск, Бородино; иные наименования ассоциируются с традициями русского искусства: Кижи, Палех, Гжель, Гусь Хрустальный.

Появление оценочных оттенков у географических наименований особенно характерно для публицистического стиля, поскольку журналисты любят использовать такие имена существительные в переносном значении:

Набат Бухенвальда отозвался в сердцах всех честных людей планеты; Человечество никогда не забудет Освенцим, Хатынь, Хиросиму; Мы помним горячие рукопожатия на Одере (газ.).

В публицистическом стиле названия столиц часто употребляются вместо названий государств, они символизируют социальную систему, внешнюю и внутреннюю политику стран: Москва, Лондон, Вашингтон; указывают на уроки истории, факты международной жизни:

Хельсинки – символ воли всех народов жить в мире и сотрудничестве; Рейкьявик – символ возникновения реальной возможности положить начало ядерному разоружению.

В спортивной журналистике географические названия заменяют наименования международных соревнований, Олимпиад: Гренобль, Лейк-Плэсид, Калгари, Пекин, Лондон, Сочи. В репортажах с международных конкурсов, фестивалей новыми экспрессивными красками расцвечиваются названия таких городов, как Авиньон, Канны, Юрмала, Ялта.

Географические названия могут использоваться для создания комического эффекта. Так, ироническую окраску придает речи приравнивание неизвестных или одиозных имен собственных к популярным, знаменитым:

Сотни тысяч людей, богато обеспеченных людей, будут стремиться в Басюки. <...> НКПС построит железнодорожную магистраль Москва – Басюки. <...> ...Аэропорт "Большие Басюки" – регулярное отправление почтовых самолетов и дирижаблей во все концы света, включая Лос-Анжелес и Мельбурн (И. Ильф и Е. Петров).

Сатирическую роль выполняют и построенные на переосмыслении географических названий перифразы, например образное определение Нью- Йорка как Железного Миргорода в очерке С. А. Есенина об Америке.

Экспрессивная окраска географических названий может изменяться, что связано с влиянием экстралиигвистических факторов. Для писателей XIX в. Москва была символом патриархального быта, ярмаркой невест. Н. В. Гоголь писал в "Петербургских записках 1836 года":

Москва – старая домоседка, печет блины, глядит издали и слушает рассказ, не подымаясь с кресел, о том, что делается в свете; Петербург – разбитной малый, никогда не сидит дома, всегда одет и, охорашиваясь перед Европою, раскланивается с заморским людом. <...> Москва женского рода, Петербург мужеского.

В Москве всё невесты, в Петербурге всё женихи.

В наше время название Москва воспринимается как символ России, олицетворение русской национальной идентичности, культуры и духовности.

В художественной речи заметную стилистическую роль играют окказиональные географические наименования с выразительной этимологией: город Глупое (М. Салтыков-Щедрин.); уезд Терпигорев, Пустопорожняя волость, деревни Горелово, Неелово, Заплатово, Дырявит, Неурожайна (Н. Некрасов). Окказиональное словообразование собственных имен существительных данного типа привлекало и советских писателей: у Ильи Ильфа и Евгения Петрова есть названия городов Удоев, Колокаламск, у Андрея Платонова – город Градов.