Империи и глобализация

Претензия имперской экспансии на глобальные масштабы позволяет рассматривать их как глобалистские проекты, претендующие на общечеловеческую универсальную культуру, выступают ростками ("пробами пера") глобализации, создавая надэтническую и надконфессиональную политическую культуру.

Тем самым открываются новые перспективы рассмотрения самой глобализации, ее содержания с точки зрения имперской культуры. Это тем более актуально в настоящее время, когда новые национальные государства (не только "неудачные") остро нуждаются в наднациональном патронаже для своего социального и экономического развития. В связи с этим сама глобализация приобретает несколько иной смысл и глубину: как выход к общемировому цивилизационному "фронтиру". Неинтегрированные на этом уровне страны и народы оказываются на обочине мирового развития. Речь идет не столько об экономике и технологиях, сколько именно о социальном развитии и качестве жизни. Следовательно, именно особенности имперской и постимперской культуры оказываются ключом к пониманию современной ситуации.

Имперская культура как колыбель и background либерализма

В связи с изложенным становится особенно понятно то, почему либерализм вызрел и развился именно в контексте имперских культур Британии и Франции. США взяли этот комплекс идей уже в качестве "готового продукта".

Как уже отмечалось выше, социальной базой формирования и продвижения идей и ценностей либерализма является прежде всего научная среда. И дело даже не в исторических реалиях, таких как связь либерализма с философией позитивизма и утилитаризма. Сами эти реалии порождены глубокой и интимной укорененностью идей свободы и ответственности в научной деятельности. Нетрудно заметить, что само построение мировоззрения либерализма строится в нормативно-ценностной системе, близкой имперской: главенство закона, признание многообразия и терпимости к нему в рамках этого закона. Кроме того, не следует забывать, что и сама паука для своего развития предполагает мощные ресурсы, которые могли дать только империи.

Все это, кстати, было весьма наглядно продемонстрировано на примере правозащитного движения в СССР. Научно-техническая интеллигенция по данным авторитетных и обстоятельных социологических исследований в советское время была наиболее продвинутой ("опережающей") социальной группой. Практически все социально-культурные нововведения (от авторской песни до оздоровительного движения и от самиздата до видео) инициировались и осуществлялись научными и инженерно-техническими работниками, занятыми в непроизводственной сфере. Свободомыслие ií этой среде было наиболее аргументировано, рационально, позитивистски ориентировано, в наибольшей степени тяготело к классическому либерализму, выдвинуло такие яркие фигуры общенационального масштаба, как В. С. Есенин-Вольпин, А. Д. Сахаров, С. А. Ковалев. Недаром значительное число нынешних успешных предпринимателей являются выходцами именно из этой социальной группы. К сожалению, в интересующем нас плане, постперестроечные реалии лишили эту социальную среду ближайших перспектив — оказались подорванными сами физические условия существования этой среды, которая могла стать основой действительного возрождения страны с опорой на интеллектуально-нравственный потенциал, имевшейся критической массы социальной базы реформ, оставшейся невостребованной.

Немалый интерес представляет опыт реализации модернизации и создания новых государств с опорой па постимперскую политическую культуру — так же, как и опыт игнорирования этой роли.

"Феномен Эспаньолы" был детально описан Л. Хар-рисоном1. В России остров Эспаньола известен как Гаити, на котором расположены два государства: Республика Гаити и Доминиканская Республика. Остров один и тот же, климатические условия те же, обе страны щедро одарены плодородными землями, сельское хозяйство долгое время базируется на одной и той же культуре — сахарном тростнике, на плантациях которого трудились рабы, завозимые из Африки. Этнический состав населения обеих стран фактически один и тот же. Независимости обе страны добились в XIX столетии практически одновременно. Гаити -бывшая французская колония, Доминикана — испанская. В первой половине XIX в. Гаити была гораздо сильнее и богаче Доминиканы, однако сегодня это самая бедная страна Западного полушария, заметно уступающая в развитии своей соседке.

Анализ показывает два решающих обстоятельства столь разительных отличий. Во-первых, доминирование в Гаити анимистической религии вуду, завезенной рабами из Африки, в отличие от католической Доминиканы. И во-вторых, жестокое обращение с рабами в Гаити французских плантаторов и администрации, после ухода которых политические режимы не отличались гуманизмом — достаточно вспомнить таких многолетних диктаторов как Ж.-Б. Аристид и Ф. Дювалье. Политический режим в Доминикане был более мягкий, плантаторы нередко жили в одних домах с работниками. Именно эти социально-культурные факторы, в конечном счете и привели одну страну к превращению в одного из главных мировых поставщиков тростникового сахара и туристический центр, а другую — к национальной катастрофе.

Не менее показателен компаративистский кейс "Сингапур — Шри-Ланка". Цейлон, получивший при достижении независимости название Шри-Ланка, был любимой жемчужиной в короне Британской империи. Британия "сдавала" этот райский уголок "под ключ". Сингапур получил независимость в составе Малайзии. И этнически однородная (малайцы) мусульманская Малайзия с удовольствием отбросила депрессивный ошметок Сингапур — гиблый бесперспективный порт, экологическую клоаку, жители которого представляли несколько разрозненных этносов: конфуцианских китайцев, мусульман малайцев, индусов и небольшое количество христиан. Ключевую роль в истории Сингапура сыграл его первый премьер-министр Ли Куан Ю, правивший в стране с 1959 по 1990 г., т.е. 31 год1.

"Негативный потенциал" Сингапура был очевиден: разрозненное этнически и конфессионально население; отсутствие ресурсов — все привозное, даже вода; жуткая экология; бесперспективный порт.

Ли поставил задачу создать новую нацию, способную выйти к цивилизационному фронтиру. И за 30 лет была создана мощная экономика города-государства, страна совершила скачок от страны третьего мира до высокоразвитой страны с высоким уровнем жизни. И теперь в сингапурскую идентичность входят мощная развитая экономика, передовые технологии, высокий уровень качества жизни и охраны окружающей среды — образец современной урбанистической цивилизации. Такой результат получен за счет ставки на конфуцианские ценности и па культурное наследие Британской империи: на британское законодательство, английский, взятый в качестве государственного и административного языка — вплоть до полного перевода на него системы образования. Это решение Ли объяснял тем, что если этого не сделать, мы в образовании сразу будем отставать минимум на полтора десятилетия. Лучшие студенты направлялись на учебу при господдержке в вузы Британии и США. В экономической политике был отдан приоритет высоким технологиям. Американские ТНК заложили фундамент масштабной высокотехнологичной промышленности Сингапура.

Сегодня Сингапур — финансовый и торговый центр Юго-Восточной Азии. Всячески, в том числе через увеличение налогов на жилье, сдаваемое в аренду, поддерживается приобретение и строительство гражданами собственного жилья. И, наконец, национальной идеей стала чистота. Запрещались жвачки, неряшливость в одежде, даже одно время — длинные прически. Суровые наказания следовали даже за неправильное пользование туалетом. Брошенные окурок, жвачка карались штрафами до тысячи с лишним долларов. Если у нарушителя не было таких денег, он их отрабатывал на уборке города. И результат был получен — в течение полутора десятков лет из нескольких этносов была создана новая нация.

В благословленной Шри-Ланке вектор развития оказался противоположным. Введение в качестве государственного сингальского языка не только существенно затормозило подготовку квалифицированных специалистов, но и дало толчок противостоянию сингалезцев и тамилов, приведшему к затяжной и разрушительной гражданской войне, правительственной чехарде. И в настоящее время Шри-Ланка представляет собой глубокую периферию мировой экономики.

Показателен и опыт Израиля — одна из успешных попыток реализации проекта создания политической нации. Утопическая сионистская идея Герцеля и Вейцмана о создании государства Израиль не была принята и до сих пор не принимаются ортодоксами иудаизма, полагающими, что создание Израиля — дело грядущего пришествия Мессии. Еврейская эмиграция со всего мира стремилась в США и Канаду. В Палестину заезжали считанные тысячи. Решающую роль сыграли Холокост, когда в Европе из 7,5 млн евреев погибли 6 млн и послевоенный отказ ряда стран принимать обратно евреев из лагерей перемещенных лиц. Получалась одна дорога — в Палестину. Сионистский проект получил неожиданную мощную дополнительную внешнюю поддержку со стороны СССР: Сталин увидел в создании еврейского государства именно в Палестине контригру против Британии и США в борьбе за сферы влияния на нефтеносном Ближнем Востоке. Если бы не Холокост и поддержка Сталина, решение Генеральной Ассамблеи ООН 19^17 г. не состоялось бы.

Но принципиальное отличие Израиля от США и Сингапура в этничности государственной идеи. По сути дела, это попытка создания государства на этнической основе в реальной ситуации принципиальной полиэтничности и поликонфессиональности, конгломерата культур и этносов — как в пространстве, так и во времени: храмы греко-православные, русской православной церкви и зарубежной русской православной церкви, коптские, бенедиктинские и францисканские... — все рядом, в одном городе, на одной улице. Стены храмов одной религии из камней храмов другой. Шесть христианских конфессий в храме Гроба Господня, который отпирает и закрывает мусульманин из той семьи, которой это было поручено еще Саладином 800 лет назад. Тот принял это мудрое решение, справедливо предвидя, что иначе греки, католики, копты, ассирийцы и прочие передерутся из-за прав на святыню. И это при специфике еврейства, различающемся даже не столько на ашкенази и сефардов, сколько на ортодоксов, светских и бывших советских и постсоветских граждан. Причем всех возрастов.

В такой ситуации эффективной может быть только власть надэтничная и надконфессиональная. Османская и Британская империи с этим справлялись. Недаром до сих пор в Израиле пользуются турецкими законами на недвижимость. И Израиль, в принципе, неплохо осуществляет функции имперской власти. Но беда в том, что при этом одновременно (конституционно!) является этническим государством. Отсюда и все проблемы Израиля — как бывшие, так и будущие.

Во всех рассмотренных случаях речь идет о нетривиальной роли и значении имперской и постимперской культур в становлении и развитии современного общества: США и СССР с различным успехом реализовывали проекты надконфессиональной и надэтничной государственной власти и соответствующей политической культуры. В Гаити и Доминикане сказалось различное колониальное культурно-историческое наследие. Сингапур являет пример успешного освоения постимперского политического опыта, а Шри-Ланка образчик негативных последствий отказа от этого опыта. В свою очередь, Израиль — пример вынужденного воспроизводства такого опыта.

Можно говорить о нескольких смыслах постимперскости и соответствующей политической культуры.

1. Прежде всего, это культурно-историческое наследие, обладающее достаточно длительной по историческим меркам инерцией, сказывающейся на развитии общества после ухода с исторической арены самой империи как формы государства. Чрезвычайно показательны и поучительны в этом плане результаты исследования содержания идеи европейскость, представленной в докладе Совету Европы и которую авторы доклада возводят к Древнему Риму, Западно-Римской империи, империи Наполеона, экспансии Запада в Америке, Азии, Африке, Австралии, т.е. имперским началам, объединявшим западный мир: рыночная экономика, роль права и правосознания, включая нрава человека, мультикультуральность, толерантность, вера в исторический прогресс и пр.

2. Кроме того, можно говорить о постимперской фазе мирового развития. И современная постимперскость двойственна. Это и кризис традиции, и стремление выхода к новому глобализированному фронтиру цивилизации. Нации-лидеры и слабые ("несостоявшиеся") государства устремлены к повой интеграции. В условиях глобализации империи становятся политически не возможны. Однако сама культура глобализированного мирового сообщества имеет отчетливые черты, свойственные именно культурам имперского типа. Мир активно входит в новое политическое структурирование.

Помимо интеграции финансовых и товарных рынков, ТНК, формирования наднациональных политических и военных союзов, организаций, альянсов, формируются "над" и "сквозь" государственные общественные организации: Greenpeace, Врачи без границ, Amnesty International — всего таких организаций уже более 5000, и они успешно оказывают влияние на политику национальных государств, международные решения. Все более проявляются очертания мирового гражданского общества. Интернет и мобильная связь, бизнес, гуманитарные связи порождают все возрастающее число "граждан мира", способных к успешной самореализации и востребованности на рынке труда практически в любой стране. Такая "параимперская" идентичность наделяет личность не только некоей глобальной компетентностью, но и содействует толерантности, способности к конструктивному сосуществованию и даже партнерству с представителями других этносов, конфессий. Ведь толерантность — не просто политкорректность. И толерантность, и политкорректность предполагают наличие некоей супер-идентичности, примеры которой вырабатывал имперский политический опыт.

В обоих случаях раскрываются нетривиальные роль и значение постимперской культуры в развитии современного общества:

• несомненный конструктивный потенциал имперской и постимперской культуры, обладающей мощным потенциалом открытого общества и являющейся в связи с этим соответствующим ресурсом инновационного развития;

• дополнительная жизненная компетентность и конкурентные преимущества;

• формирование новой элиты;

• толерантность;

• инновационность, модернизация.

Все это показывает важную историческую роль империй и имперской культуры, ее несомненный потенциал в плане модернизации и инновационного развития. В дальнейшем мы еще обратимся к примерам использования этого потенциала из недавней истории и настоящего.