Художественный мир Ю. П. Кузнецова

Художественный мир поэта ярок и оригинален. Может показаться, что Юрий Кузнецов – поэт, не имеющий предшественников, не опирающийся на какую-либо культурную традицию, появившийся как бы сам собой: "Ниоткуда, как шорох мышиный, / Я заскребся в родимом краю" ("Ниоткуда, как шорох мышиный..."). Но это предположение не соответствует действительности.

"Ближайшие опоры мировоззрения Ю. Кузнецова, – пишет Татьяна Глушкова, – во многом прослеживаются в новом искусстве, разветвлявшемся в [19] 10– [19]20 годах на множество более или менее “левых” ручейков, а особенно опознаваемы – в стихотворной советской романтике [19]30-х годов..."^[1]

Интонационно поэзия Кузнецова действительно очень напоминает Владимира Луговского, Эдуарда Багрицкого, Константина Симонова и других советских поэтов-романтиков, развивавших в своем творчестве традиции Николая Гумилева. Однако это сходство – чисто внешнее. Глубинные типологические основы поэтической системы Юрия Кузнецова следует искать в другой парадигме.

Творчество Кузнецова восходит к мифо-модернизму – направлению, которое было жестоко оборвано в русской литературе, но чрезвычайно широко развилось в западноевропейских литературах. Мифо-модернистские тенденции отчетливо проявились в творчестве таких поэтов Серебряного века, как Сергей Городецкий, Алексей Скалдин (оба поэта – ученики Вячеслава Иванова), Николай Гумилев, Ирина Одоевцева, Иван Рукавишников, Любовь Столица, Велимир Хлебников, Николай Клюев, Анна Радлова. Октябрь 1917 г. положил предел развитию мифо-модернизма в России. По своей сути мифо-модернизм всегда обращен в прошлое, к идеалам "золотого века", поэтому для большевиков, строивших новый мир, он являлся однозначно реакционным феноменом. Юрий Кузнецов первым в постсоветское время обратился к этому направлению и восстановил его. В западноевропейских литературах не было подобного разрыва. Можно назвать таких известных представителей европейского мифо-модернизма, как Шарль Пеги, Федерико Гарсиа Лорка, Антонио Мачадо, Хуан Рамон Хименес, Райнер Мария Рильке, Георг Тракль, Эрнст Юнгер, Томас Стернз Элиот, Уильям Батлер Йейтс. С наследием последнего автора творчество Юрия Кузнецова особенно сходно. Существует очень большое количество параллелей на всех уровнях текстов между Кузнецовым и Йейтсом, и даже их художественные манифесты почти идентичны: достаточно сравнить эссе Ю. П. Кузнецова "Рожденный в феврале, под водолеем" и "Кельтский элемент в литературе" У. Б. Йейтса^[2].

Юрий Кузнецов – один из самых монологических поэтов современности, однако его монолог постоянно направлен на иные проявления культуры (интертекстуален). Кузнецов всегда говорит "своим голосом", но говорит о разных явлениях культурного пространства, цитируя эти явления, что создает впечатление мощного стилистического полилога, которого на самом деле нет. Цитаты приводятся Кузнецовым не для того, чтобы соглашаться с ними, а для того, чтобы оспорить их (иногда – сталкивая с другими цитатами). Подобная модель взаимодействия с чужой цитатой в творчестве Кузнецова встретится неоднократно. Читатель найдет в его произведениях цитирование А. С. Пушкина ("Орлиное перо, упавшее с небес..."), Е. А. Баратынского ("Я в поколенье друга не нашел..."), М. Ю. Лермонтова ("Распутье"), А. А. Блока (поэма "Золотая гора", стихотворения "За дорожной случайной беседой...", "Последние кони"), С. С. Орлова ("Осколок"), Н. А. Заболоцкого и А. А. Тарковского ("Не сжалится грядущий день над нами..."), Д. Самойлова ("Маркитанты"), С. Ю. Куняева ("Пятно"), В. С. Высоцкого ("Гитара"). Во всех этих случаях цитата будет использована автором как "точка отрицания": чужие слова прозвучат только для того, чтобы после этого быть отвергнутыми.

В контексте мировоззрения Юрия Кузнецова понятие "цитата" следует истолковывать в расширительном понимании. "Цитатой" может оказаться некая формальная особенность, взятая из чужого произведения в целях пародирования, – интонация или синтаксический оборот. "Цитатой" может стать конкретное имя, несущее в себе определенный культурный смысл (Сократ, Петрарка, Кант, Спиноза, Чаадаев, Пушкин, а также Бахтин, Владимир Соколов, Передреев и т.д.). В качестве "цитаты" Кузнецовым может быть использован известный литературный герой (Гамлет, Обломов) или расхожий афоризм ("познай самого себя"). Наконец, "цитатой" может быть некоторый коллективный образ мышления ("снились... бумаги в пыли" – "Змеиные травы") или индивидуальный жест-ритуал, подчиненный общему новейшему "языку" ("вскрыл ей белое царское тело / И пустил электрический ток" – "Атомная сказка"). При этом Кузнецову безразлично, откуда, из какой эпохи взята та или иная "цитата". Все культурное поле воспринимается им как гигантское хранилище "ложных мыслей", пригодных только для их опровержения. Всякая индивидуальность, скрывающаяся в "цитате", требует уничтожения (осуществляемого при помощи метаморфозы). Эта особенность отношения Кузнецова к культуре сближает его с постмодернистами, также рассматривающими мировую культуру как совокупность "старых святынь", которыми можно пользоваться по своему усмотрению. Взаимодействие авторского текста и "цитаты" у Кузнецова действительно носит постмодернистский характер, однако на этом черты, сближающие его с постмодернистами, заканчиваются. Мировоззрение Кузнецова векторно, модернистично. Мертвой "культуре" поэт противопоставляет живую мистическую мифо-реальность, переделывающую "культуру" по своему усмотрению и совершающую типично модернистскую "консервативную революцию" ("мифо-революцию").

Юрий Кузнецов – поэт, обладающий оригинальным и легко узнаваемым "авторским почерком". Его произведениям свойственна устойчивая ритмико-композиционная структура. За редкими исключениями, тексты Кузнецова созданы в рамках традиционных строфических форм. По большей части это четверостишия с перекрестной рифмовкой, гораздо реже – двустишия (в отдельных случаях поэт прибегает к использованию шестистиший). Излюбленные размеры Кузнецова – ямб и анапест. Есть у Юрия Кузнецова и два стихотворения в технике верлибра – "Никто" и "Бабочка". Они созданы в 1967 г., в период формирования эстетической системы поэта.

Творчество Юрия Кузнецова оказало значительное влияние на последующий литературный процесс. С одной стороны, Кузнецов стал безусловным образцом для подражания в "патриотическом стане" российской литературы (в этом достаточно убедиться, ознакомившись с произведениями таких поэтов, как Виктор Лапшин, Владислав Артёмов, Марина Струкова). С другой стороны, менее ощутимо, но несомненно влияние лирики Кузнецова на "романтическое" направление в рок-поэзии, представленное именами Виктора Цоя, Бориса Гребенщикова, Александра Башлачева, Константина Кинчева (особенно заметно оно в творчестве авторов второй волны "мифологического рока", в первую очередь здесь следует назвать имя Сергея Калугина). Также определенную роль Юрий Кузнецов сыграл в формировании российского поэтического концептуализма (образ поэта, создаваемый Кузнецовым, был не лишен некоторых концептуалистских черт) и – шире – российского поэтического постмодернизма вообще. Прямые цитаты из произведений Кузнецова присутствуют в стихотворениях "лирического метафориста" Ивана Жданова. Можно говорить об отражении поэзии Юрия Кузнецова в творчестве авторов, принадлежащих к последующим поколениям, – Виталия Кальпиди, Дмитрия Быкова, Всеволода Зельченко.