Гуманитарная парадигма
С выведенными в заголовок параграфа названиями обеих парадигм стоит разобраться, поскольку они используются в совершенно разных значениях. Путаница возникает в основном потому, что во главу угла ставится либо метод изучения, либо специфика предмета.
Отличительные особенности гуманитарной парадигмы подытожили в 1988 г. израильские психологи Д. Бар-Тал и У. Бар-Тал следующим образом [цит по: Юрсвич А. В., 2005]. Во-первых, это отказ от культа эмпирических методов и связывания признака научности только с верифицируемостью знания; т.е. это отказ от сужения критериев научного метода. Построение научного знания только на основе индуктивной логики – неприемлемый для психологического наблюдения критерий построения теории, против которого выступают сторонники гуманитарной парадигмы (добавим, что именно против этого выступал и К. Поппер). Далее обсуждались следующие признаки:
• легализация интуиции и здравого смысла в научном исследовании;
• возможности широких обобщений на основе анализа индивидуальных случаев;
• единство воздействия на изучаемую реальность и ее исследования;
• возврат к изучению целостности личности в ее "жизненном контексте" (при доминировании телеологич- ности психологического объяснения).
В таком представлении гуманитарной парадигмы не прослеживается ориентации на определенную картину мира и человека в нем. По видна нацеленность на сближение научного исследования с психологической практикой и расширение сциентистских установок (преодоление их как буквально следующих позитивизму). Ни с одним из этих принципов сегодня не станет спорить современный психолог, в рамках какой бы школы он ни формулировал свои гипотезы. Расширение поля возможных гипотез как научных в рамках гуманитарной парадигмы – тот существенный момент, мимо которого проходят авторы, призывающие вернуть дильтеевские критерии гуманитарной парадигмы как описательной (в старом смысле термина). В рамках естественнонаучной парадигмы также пет первенства тех или иных школ, но, несомненно, следование критериям, связанным с реализацией экспериментального метода согласно определенной – классической – картине мира.
Важно также учитывать, что естественнонаучная парадигма как направление, задающее основы отношения к психологическому факту и психологическому объяснению в развитии самых разных психологических теорий, сегодня существует, но отнюдь не в тех подходах, с которыми связывалось название "естественнонаучная психология" до начала XX в., когда в основу психологических закономерностей полагались сначала механистические, затем биологические и, наконец, физиологические механизмы. В современных исследованиях поиск таких механизмов сосредоточен в направлениях психофизиологии, разрабатывающих методологическую схему "человек – модель – нейрон", в нейропсихологии и в ряде других направлений, базирующихся на раскрытии принципов естественнонаучного объяснения.
За прошедший век – и особенно после стадии открытого кризиса – в психологии сложились как редукционистские (гл. 7), так и многие другие принципы психологического объяснения (деятельностного, культурно-исторического, когнитивного направлений и т.д.), относительно которых было бы ошибкой отождествление с естественнонаучной парадигмой именно по характеристике их опоры на экспериментальный метод. Теоретические основы психологических объяснений в содержательной части планирования и интерпретации могут быть не связанными с принятием естественнонаучного (классического) принципа детерминации; с ним связан принцип формального планирования экспериментального исследования. Однако экспериментальный метод обязательно предполагает прорывы в обобщениях (на пути от теории к эмпирической проверке гипотез и затем обратно). И хотя содержательное и формальное планирование психологического исследования не могут мыслиться как абсолютно автономные этапы, использование экспериментальных схем в способах сбора данных означает принятие гипотетико-дедуктивной логики экспериментального метода, но не принятых в естественных науках (и изменяющихся) принципов понимания детерминизма.
Термин "естественнонаучная" психология иногда неоправданно применяется к любому направлению, использующему экспериментальный метод. Как мы показали ранее, этот метод действительно, с одной стороны, предполагал построение психологического знания по классическому образцу науки Нового времени с его представлениями о каузальности. С другой стороны, в рамках самой психологии развивались совершенно иные представления о детерминации применительно к психологической регуляции, чем те, которые могли апеллировать к тем или иным естественным наукам. Человек стал пониматься как существо культурное и в этом смысле искусственное. А соотнесение культурной и социальной детерминации явно не может происходить в рамках только естественнонаучных основ психологии.
Выстрадав (а не просто применив как заданный извне) метод экспериментального исследования, психология реализовывала схемы так называемого новоевропейского мышления, предполагающие реализацию – в этой своей практической деятельности – классических идеалов рациональности. Но, с другой стороны, психология сразу же столкнулась с проблемами специфики установления психологического закона и психологической интерпретации причинности. Логика гипотетико-дедуктивного вывода выглядит при этом общей – как основа экспериментального мышления в рамках разных наук[1]. Но это общность логически компетентного рассуждения, а не привнесения в свой предмет естественнонаучной картины мира или его законов.
Укажем в качестве примера на такого автора, как К. Левин, который сознательно строил понятие психологического закона по принципу классического понимания причинности и опирался на классические законы логики (причем это были формы мышления, раскрытые Аристотелем, если учитывать, кто эксплицировал логические силлогизмы – в частности, и тот – modus tollens, который оказался основой доказательства от противного как специфики экспериментальной проверки теоретических гипотез). Система напряжений как силы поля стали для него удобной метафорой, но это отнюдь не означало, что в качестве предмета изучения он мыслит физикалистски понятую реальность. Психологическое поле в экспериментах школы К. Левина – это воссоздание жизненного пространства, предполагающее, как потом это было удачно названо, "психологический театр". И в понятии квазипотребности – как базового понятия этой школы – менее всего представлено физикалистское понимание предмета изучения. В том, как вещи ведут себя в этом поле (они обладают "характером требования" – Auffordemngsharakter), проявляется не только их субъективная представленность, окрашенность взаимодействием с ними субъекта, в поле которого они только и представлены ему, но и их активность в самодвижении в сторону индивида ("Шоколад хочет быть съеденным").
Таким образом, Левин в своей концепции не реализовывал только одного уровня мыслительные операции, ему нельзя приписать особый тип мышления с точки зрения превалирования той или иной картины мира. Как любой европеец, он использует в своем мышлении силлогизмы, известные уже жителям Ойкумены. Как автор понятия кондиционально-генетического закона он реализовал классический идеал рациональности в картине мира, несомненно следующей образцам естественнонаучной парадигмы в способах построения научного знания. Как психолог, выделивший в качестве предмета изучения механизмы потребностно-мотивационной регуляции поведения личности, он даже с объектами в психологическом поле работал как с самодвижущимися (навстречу субъекту), т.е. включившими "константу" состоявшегося взаимодействия (соответственно возникли силы поля). А это уже элемент неклассической картины мира.
Таким образом, как в целом в мире научной психологии, так и в рамках отдельных психологических теорий можно находить признаки сочетания разных исследовательских парадигм. "Важным моментом является и понимание того, что в методологии разных сфер психологии – в частности, когнитивной, клинической психологии (наиболее объективной и ориентированной на данные естественных наук), психологии личности и социальной психологии (наиболее ориентированных на гуманитарное знание) – существуют как различия, так и точки соприкосновения. Таким образом, можно сказать, что сама структура психологического знания доказывает важность сочетания естественнонаучных и гуманитарных подходов в исследовании и понимании психики" [Марцинковская Т. Д., 2004, с. 64]. При этом возникает еще один вопрос – о том, в какой степени разные парадигмы связаны с реализуемыми особенностями мышления, а точнее, можно ли противопоставлять научному профессиональные схемы мышления человека, работающего в гуманитарных пауках.