Гуманистическая полемика с Боккаччо
По следам Петрарки в XV в. пошли наиболее выдающиеся из его учеников и продолжателей. Они тоже вырывали из "Декамерона" отдельные, идейно наиболее значительные новеллы и тоже "переводили" их на язык и стиль только возрожденной гуманистической латыни. Антонио Ласки (1368–1441) пересказал новеллу о сере Чеппеллетто (I, 1), Леонардо Бруни (1370–1444) – новеллу о принце Танкреде (IV, 1), Бартоломео Фацио (ум. в 1457) – новеллу о Руджьери (X, 1), Филиппо Бероальдо из Болоньи – новеллу о Чимоне (V, 1), а также новеллу о Тите и Джезиппо (X, 8) и особенно полюбившуюся гуманистам новеллу о Танкреде, которую он, однако, в отличие от Бруни изложил не форсированно риторической латыныо, а довольно-таки корявыми элегическими дистихами. Создавая повествовательную прозу Возрождения, гуманисты Кватроченто не развивали стилевую традицию "Декамерона", а полемизировали с нею, заменяя восходящие к средневековым риторикам поэтические курсусы Боккаччо несравненно менее жизненными, но зато более классическими периодами Цицерона.
В некоторых случаях полемика с "Декамероном" велась гуманистами также и на почве народного языка и затрагивала основные структурные принципы художественной организации книги Боккаччо. В данном случае наиболее показателен опыт Леонардо Бруни. Не удовлетворившись переводом на гуманистическую латынь первой новеллы четвертого дня, Бруни сочинил на народном языке, так сказать, оптимистический вариант – новеллу о царе Селевке (1438). Новелла эта имела обрамление, и объект литературной полемики в ней прямо назван. Бруни изобразил собравшуюся на одной из загородных флорентийских вилл молодую аристократическую компанию, в которой читается рассказ о Гисмонде и Гвискардо (несчастных влюбленных, погибающих из-за жестокости Танкреда Салернского, не допускающего, чтобы его дочь полюбила слугу. – И. Ш.). Прослушав знаменитую декамероновскую новеллу, компания решает, что обрисованный в ней драматический конфликт мог бы получить более человечное разрешение. В доказательство один из молодых людей рассказывает популярную в гуманистической среде историю о Селевке и его сыне, демонстративно резко противопоставляя трагической жестокости салернского принца гуманное великодушие эллинистического царя. Новелла Бруни предполагала возможность нравственного перевоспитания средневекового общества в духе новой, обособленной от церкви общечеловеческой морали. По словам знаменитого флорентийского гуманиста, он перекроил дека- мероновскую фабулу, дабы показать, "сколь намного древние греки превосходили человечностью и благородством души современных нам итальянцев".
Повествовательная манера Банделло
[2]В новеллах есть и чистая анекдотистика, но ее процент невелик. Однако не этот репертуар определил славу Банделло. Он стал известен как поэт трагических будней, повседневных явлений итальянской жизни, показанных так, чтобы возбудить любопытство и поразить воображение. Реальность своего времени Банделло старается не приукрашивать; он стремится также не придумывать, не прибавлять ничего, кроме необходимых для повествования и вполне реальных деталей. В его порой жестоком по манере рассказе натуралистических подробностей мало, все сводится к игре человеческих страстей... <...> Будучи священником, а следовательно, исповедником, для которого открыты тайны душ, Банделло не верит в улучшение бесконечно грешного человечества. Писатель ни на минуту не обольщается надеждой, что человечество можно преобразить проповедью или примером. Мир таков, каков он есть, и в этом мире всевластно царят любовь и смерть. Любовь Банделло всегда эротическая, необузданная, не сдерживаемая разумом; страсти он осуждает, но спокойно и без всякой риторики или пафоса. Иногда действия, ведущие к страшным преступлениям, психологически представляют для пего неразрешимую загадку.