Государство и права человека

Начиная с XVIII столетия философия объявила "войну" абсолютному государству. Французские просветители противопоставили монархии гражданское общество. Вскоре недееспособность гражданского общества заставила Европу усиленно заняться "воспитанием" нации, которая все резче отличалась от совокупности людей, связанных общественным договором. Снова было реанимировано чувство патриотизма, и во французском учебнике для школьников рассказывалась история о простом солдате Шовене, который ради любви к родине-матери пожертвовал собой. Для сплочения нации потребовалась общность территории, языка, а также культуры и даже вероисповедования. Когда к этому добавились "кровь и почва", т.е. общие предки и земля, от которых произошел и на которой вырос гражданин, то получилось нечто столь опасное, что после Второй мировой войны снова началась критика теперь уже национального государства.

Юристы различают три аспекта прав человека:

1) защита от государства;

2) содействие соблюдению прав человека;

3) правовые, социальные и культурные условия осуществления прав.

Основополагающим считается право, опирающееся на естественные, или врожденные, права человека. Именно на них опирались американский Билль о правах 1789 г. и французская Декларация прав человека и гражданина 1789 г. Их первые разделы описывают догосударственные права человека и провозглашают власть народа, что легитимирует государство и ограничивает власть правительства.

Приоритетны те права, которые применимы для взаимоотношений людей, а государство вторично и, так сказать, субсидировано правами человека. Различие общества и государства важно для дифференциации политической антропологии на две части.

Один раздел образует антропология права. В этой части ставится вопрос о том, что такое человек и какие он имеет права.

Другой раздел составляет антропология государства, ибо человек – это существо, которое, как считал Аристотель, от природы вынуждено жить сообща, т.е. в государстве.

Сегодня говорят о приоритете прав человека. Удивительно, что при этом не видят причин для их переоценки. На самом деле они есть не что иное, как гражданская религия эпохи модерна; нравственно-политическое основание его проекта, опирающегося на идею человека. Как таковая эта установка имеет идеологическое происхождение, по отношению к которому возникает проблема легитимации. Трудность заключается в том, что сама концепция прав человека возникает в рамках исторически конкретной формы территориального государства. Обусловленная исторически определенным новоевропейским контекстом, она претендует на универсальность. Провозглашается равенство людей перед законом независимо от их происхождения, расы, языка, верований. Таким образом, речь идет о культурной универсальности и трансисторичности прав человека: к какой бы эпохе или культуре он ни принадлежал, он имеет естественные права. Критические возражения против их универсальности строятся на том основании, что права человека есть не что иное, как форма этноцентризма и даже культурного империализма Запада (Ж.-Ф. Лиотар, П. Фейерабенд). Критики ставят вопрос о правомерности применения концепции прав человека, сложившейся в рамках западной культуры в эпоху Просвещения, к другим эпохам и культурам. "Универсальные права человека" – это права европейца и христианина? Иначе как понять, что именно в Вирджинии, где был принят первый Билль о правах человека, так долго существовало рабство? На самом деле эти "страшилки" основаны на смешивании универсальности и униформности. Равные права не стирают культурных и социальных различий, поэтому права человека должны опираться не на те или иные исторически возникшие культуры и государства, а на идею человека, которая разрабатывается в философской антропологии. Но можно ли говорить о человеке вообще? Если человек – продукт культуры, то о нем нельзя рассуждать с внеисторической точки зрения. На это еще в 1930-е гг. указывали венгерский философ Георг Лукач (1885–1971) и один из основателей франкфуртской школы Макс Хоркхаймер (1895–1973).

По Аристотелю, человеческие качества формируются лишь в обществе. Это доказывает относимость, применимость прав человека к античному полису или территориальному государству эпохи Нового времени. Антропологи идут дальше и указывают на инструментальный характер государства. Если Г. Гегель утверждал, что государство должно воплощать нравственную идею, то сегодня высказываются сомнения относительно этической задачи государства. Согласно концепции прав человека государство задает лишь самые общие условия рыночной экономики, гуманность же следует искать совсем в другом месте. Эта мысль не была чужда и Аристотелю, который писал в "Большой этике" о том, что счастье не связано напрямую с политическим устройством. Концепция прав человека имеет незначительное антропологическое ОГЛАВЛЕНИЕ. Существует немало форм и возможностей реализации счастливой жизни: священник, врач, инженер, художник – каждый по-своему видит смысл жизни. Права человека оставляют возможности выбора открытыми и определяют лишь общие предпосылки гуманности. Отсутствие образования, знания и иных достоинств цивилизации обрекает, как считал Аристотель, на рабство. Сегодня в моде радикальный плюрализм, согласно которому определенность отождествляется с догматизмом. Неопределенность человека в экзистенциальной философии понимается как возможность обрести различную сущность, поэтому общие права человека вовсе не препятствуют реализации права на то или иное культурное и тем более индивидуальное существование.

Вместе с тем концепция прав человека кладет предел радикальному историзму и плюрализму в антропологии. В конце концов, плюрализм культур и субкультур, как и нонконформистское поведение, возможны лишь при определенных условиях, которые сами должны оставаться константными (постоянными). Идея прав человека должна пониматься как единство конкретного и универсального. Она ограничивает плюрализм и нонконформизм признанием общих условий, которые образуют нормативное понятие гуманности. Для правильного объединения универсального и конкретного необходим коперниканский переворот в философской антропологии. В этих целях следует отказаться от сложившейся еще в Античности идеи человека, центрированного на счастье и самореализацию; отказаться от нормативного определения прав человека.