Глобализированное информационное общество
Речь идет о конце XX – начале XXI в.
К концу XX столетия оформились существенно новые черты цивилизации, связанные с двумя обстоятельствами. Во-первых, все большая глобализация рынков, что создает исключительные возможности разделения труда и привлечения оптимальных ресурсов. Начинается тотальная конкуренция всех со всеми. Поскольку только уникальное глобально, постольку на первый план начинает выходить способность занять свое уникальное место в сети глобальных рыночных связей. А это возможно только при условии привлечения общественного внимания, достижения известности любыми средствами.
В этой связи, во-вторых, бурное развитие современных информационных технологий, информатизации и компьютеризации, мультимедиа, освоения возможностей Интернета, что дает исключительные возможности развития общественной, политической деятельности, деловой активности.
В результате политика, бизнес все более сближаются но своей технологии с шоу-бизнесом и социально-культурной деятельностью в целом. Брендинг товаров, услуг, личностей, регионов, стран, политических идей и проектов превращается в феномен социальной жизни и культуры, выполняя роль современной социальной мифологии. Бренды начинают выступать фактором социальной и культурной идентичности, формируя социальные общности, новые "этносы", а то и новые империи. Современный бизнес производит не продукты, не товары и услуги и даже уже не бренды, а образ жизни, культуру и ее носителей, определенные типы личности.
Развитие социальных сетей привело к радикальной трансформации общественных отношений, социальной активности. Деловая активность, политическая деятельность, наука, искусство, даже личная жизнь превратились в некие проекты, с помощью которых активируется и развивается социальная сеть. Недаром Болтански и Кьяпелло характеризуют современное общество как проектно-сетевой социум.
Информация становится более значимой, чем деньги, социальный капитал, как влияние и известность, оттесняет финансовый капитал на второй план. Более того, проданная информация во многом утрачивает свое значение. Наибольшим влиянием в обществе начинают пользоваться не богатые владельцы крупных состояний, а производители и аккумуляторы эксклюзивной информации – кураторы информационных сетей.
Одновременно и массовая коммуникация совершила качественный скачок от производства информации для обезличенной массы потребителей к глобальным масштабам информационного обслуживания в сочетании с персональным подходом к каждому пользователю. Встает вопрос о полной персонификации массового коммуникативного воздействия при его общей унификации. Иначе говоря, в паши дни одновременно реализуются две тенденции – глобальный масштаб деятельности (глобализация) и персональный подход к каждому потребителю (уникализация как персонификация).
Реальным мотором цивилизации, производителем, аккумулятором и организатором ее кровотока – информации – становятся информационные сети, которые начинают поглощать бизнес со СМИ, интегрируя их в единую систему. Это проявляется не только в том, что бизнес покупает СМИ или последние продаются бизнесу. Некоторые массмедиа сами выступают активными брендами. СМИ уже являются не столько широковещательными, сколько "узковещательными" специализированными информационными каналами, превращаются в прямые аналоги рекламных агентств со своими целевыми группами, тематизацией и стилистикой. В результате СМИ сливаются с рекламой, которая становится основным жанром теле- и радиовещания, журнал и газета представляют собой подобие рекламных каталогов, а каталог – подобие журнала.
Самое главное, происходит интернетизация медиа. Традиционным СМИ трудно конкурировать с Интернетом в плане синтеза новостной и рекламной информации, оперативности перехода от одной к другой. И дело не в том, что каждое СМИ имеет свой электронный ресурс в качестве аналога журналу, газете, радиостанции, телеканалу, а в том, что их основой является именно этот электронный ресурс (портал, сервер, сайт). Именно на нем аккумулируется и перерабатывается информация, а другие каналы информации служат скорее вспомогательными. В результате традиционные СМИ превращаются в бумажные или радиотелевизионные версии главных электронных информационных ресурсов.
Если традиционные СМИ носят характер скорее монолога по отношению к зрителю, слушателю или читателю, то мультимедиа и Интернет обеспечивают возможность интерактивного режима коммуникации, когда пользователь, потребитель сам выступает производителем новой информации, активным участником образующегося сетевого сообщества. Причем эти информационные сети активно интегрируются с электронной коммерцией, маркетинговыми торговыми сетями.
Более того, этот электронный синтез СМИ и бизнеса активно интегрируется с политикой и государственной властью. Нуждаясь в публичности, формировании общественного мнения, политика становится во все большей степени зависимой от таких сетей, фактически частью единой публичной сферы новостей и развлечений. На первый план выходит новая элита – netократия (от англ. the net – сеть). Привычные социальные институты и ценности, такие как нация, государство, демократия, гуманизм, переживают кризис, подвергаясь в этих условиях серьезным испытаниям.
Политическая философия не могла не откликнуться на эту интенсивную динамику. Таким откликом стали глубокая ревизия либеральной традиции (Д. Ролз, М. Уолцер, У. Кимлика), пересмотр традиционных концепций экономического либерализма, осознание роли и значения социальных институтов (Д. Норт и др.), социально-культурных факторов экономического развития (А. Сен, Ф. Фукуяма, Л. Харрисон), современные трактовки персонологии, теории и философии личности (П. Рикер, Ж. Липовецки и др.), переосмысление роли и значения свободы (Ф. Захария), институтов, феномена "институционального склероза" (М. Олсон), особенностей современного общества (3. Бауман, Л. Болтански).
Мощный толчок политической мысли дали события 11 сентября 2001 г., открывшие миру новую политическую силу в лице международного терроризма, осваивающего в своих целях современные технологии.
Современная политическая философия развивается эхолалически, как отзвук на общественные и цивилизационные изменения, как рефлексия над ними с лагом примерно в 25–50 лет. Так, экзистенциализм стал во многом реакцией на тоталитаризм. Франкфуртская школа, New Left – реакцией на массовое общество. Постмодернизм – реакцией на общество массового потребления и проектно-сетевой социум.
Если говорить о "ландшафте" современной политической философии, ее "карте", то можно выделить две ее основные "территории", соответствующие двух главным концептуальным массивам. Это, во-первых, условно говоря, "континентальная" философия (развивающаяся в европейских странах, за исключением Скандинавии), которой свойственны традиционный платонизм (реалистическое понимание универсалий), неизбывное гегельянство (а еще глубже – родовая "прививка" немецкой классической философии), интерес к трансцендентному, в анализе языка акцентуация на проблеме понимания и соответствующих герменевтических практиках. И, во-вторых, англоязычная философия (Великобритания, США, Скандинавские страны) с ее акцентом на номинализм, утилитаризм, позитивизм, анализ языка (логический и в духе позднего Витгенштейна) с акцептуацией на проблеме значения. Обе традиции фактически дополняют и предполагают друг друга. Так, если нас интересует понимание, то в какой-то момент мы обязательно подходим к проблеме значения – того, что понимается. А если нас интересует проблема значения, то рано или поздно, но перед нами встает проблема – как это значение образуется и усваивается (понимается).
Главными направлениями "континентальной" философии являются:
• марксизм и ницшеанство с их интересом к политической воле (волюнтаризму), оправданию насилия (индивидуального или классового), интересом к опыту тоталитаризма;
• неомарксизм и отчасти фрейдизм с их направленностью на критику современного капиталистического общества с социальных и персонологических позиций;
• структурализм, феноменология, герменевтический и семиотический анализ, раскрывающие смысловую особенность общества постмодерна.
В тематическом содержании всем этим направлениям свойственны:
• культурно-историческая обусловленность сознания и мышления;
• учет религиозно-моральных, мифологических сторон сущего в анализе социально-политических проблем;
• критика Просвещения, методологии науки, позитивного знания за их фундаментальное оправдание насилия над природой, обществом, человеком;
• противопоставление государства как некоего социального целого индивиду;
• утопические концепты социализма, тоталитаризма, сближение (а иногда и отождествление) экономики и политики;
• распределительное понимание справедливости как распределения благ по определенным правилам.
"Англоязычная" политическая философия:
• продолжает традиции утилитаристского и позитивистского понимания результатов Просвещения по "расколдовыванию" мира;
• сближает политическую философию с социологией и экономикой, обеспечивающей производство благ;
• делает акцент на политической реализации ценностей (справедливости, равенства, свободы) в социальных институтах демократии;
• в анализе социально-культурных и политических технологий главное внимание уделяется их успешности;
• специальное внимание уделяет менталитету и когнитивным барьерам коммуникации;
• приоритет в отношениях государства и общества отдается индивиду с его специально акцентированными правами.
К концу XX столетия обе традиции, взятые в отдельности, убедительно показали свой утопический характер. Никакое государство не в состоянии по каким-то правилам обеспечить распределение всех благ – практика таких попыток ведет к тоталитаризму. Аналогично и никакой рынок сам по себе не обеспечит производство всех социальных благ – производство каких-то из них должно брать на себя государство на основе перераспределения части общего дохода.
Так же как концептуальные построения, абстрактные теоретические модели предполагают их интерпретацию в виде эмпирической проверки, так и эмпирические исследования предполагают теоретическую интерпретацию как в формулировке проблемы, целей и задач исследования, так и полученных результатов. Поэтому полноценный результат в философском осмыслении политической реальности дает не противопоставление направлений и подходов, а использование их возможностей в решении конкретных проблем (И. Шапиро) вплоть до междисциплинарных исследований.
Примеры возможностей различных философских направлений в этом плане приведены в табл. 3.1.
Таблица 3.1
Вклад различных направлений философии в решение политических проблем
Философские направления |
Вклад в решение проблем |
Рационализм (М. Вебер), неомарксизм, фрейдизм |
• Критика капитализма, массового общества; • поиск революционных сил и начал в этом обществе (студенчество, креативный класс) |
Экзистенциализм |
• Онтологизация индивидуальной свободы, протеста; • оправдание суверенной свободы, политической воли |
Структурализм |
• Выявление власти как системообразующего фактора социума; • осмысление коммуникации, знания как социальных институтов контроля и насилия |
Постмодернизм |
• Критика логоцентризма как источника насилия; • деконструктивизм, обоснование релятивизма, интерпретаций |
Аналитическая философия |
• Изучение дискурсивного воплощения представлений о ценностях свободы, равенства, справедливости, демократии; • корреляция ценностей и политических институтов; • анализ связи философии, политики и экономики |
Несомненен вклад аналитической философии в уточнение содержания идей справедливости, равенства, социальной общности, отчасти свободы. И в континентальной, и в англоязычной традиции проблема власти, государства полагается во многом пройденной и интерес концентрируется на проблематике "лучшей власти", "лучшего государства". Так, развитие фундаментальной идеи утилитаризма как максимизации блага в либерализме благодаря Д. Ролзу предстало как права индивида, защита индивида от государства: нейтральность государства по отношению к индивиду, имеющему право на выбор идентичности.
В коммунитаризме (М. Сандел, Ч. Тейлор) максимизация блага предстала уже как нрава "индивида с его идентичностью", защитой общества от "голых индивидов", т.е. уже правом сообществ. В этой ситуации государство оказывается силой уже не нейтральной, а обеспечивающей общественные неделимые блага. Оно может "смотреть назад", уделяя внимание этничности и обособлению, т.е. занимая консервативную позицию. Но может и "смотреть вперед", уделяя внимание гражданственности и объединению, гражданскому участию и партнерству.
В этой связи вопрос о власти переходит от конфликтов идеологий к роли добродетелей и технологии их формирования. Так, согласно Ф. Фукуяме, "питомниками добродетелей" выступают: рынок; демократия как технология политического участия; школа; семья; СМИ; искусство; профсоюзы; церковь; этнические объединения; благотворительность; защита окружающей среды; гражданское образование. Показательно, что большинство из этих "питомников" связано с гражданским обществом, организационно оформляемым в виде разнообразных некоммерческих негосударственных организаций.
Тем самым вопрос о власти переходит в плоскость решения задач развития социального и человеческого капитала, корпоративной социальной ответственности при активном взаимодействии государства и самоорганизации гражданского общества.
Даже столь беглый обзор показывает, что для политической философии последние сто лет характерен все более пристальный интерес к двум взаимосвязанным проблемам (одновременно и во взаимосвязи) – роли личности и особенностям массового общества.
Наверное, главным промежуточным итогом этого этапа стало признание постсекулярного характера современного общества и активизация дискуссии о природе этой постсекулярности, несводимости ее к "возвращению религии", поисках нового опыта трансценденции. В политической философии это выразилось, помимо прочего, с одной стороны, в широкой систематизации политической культуры прав человека и институциональной свободы (эта линия характерна англоязычной политической философии и нашла свое весьма обстоятельное выражение в фундаментальной работе У. Кимлики "Современная политическая философия"), с другой стороны – в необходимости возврата к поискам оснований свободы суверенной, устанавливающей новые институты и порядки (в работах таких европейских мыслителей, как Д. Агамбен, М. Фуко, С. Жижек).