З. Н. Гиппиус

Спутницей Мережковского, разделившей его философские, религиозные, умственные искания, была Зинаида Николаевна Гиппиус (1869–1945). Если в истории литературы Мережковский занимает место прежде всего как прозаик, то 3. Гиппиус – как поэт, один из крупных представителей старшего символизма. В печати ее стихи появились впервые в 1888 г. в журнале "Северный вестник" (за подписью 3. Г.). Основные мотивы ранней поэзии Гиппиус – проклятие пошлой реальности и прославление мира фантазии, поиски новой, нездешней красоты ("Мне нужно то, чего нет на свете..."), тоскливое ощущение разобщенности с людьми и в то же время жажда одиночества. В стихах Гиппиус с наибольшей, может быть, наглядностью отразились основные черты ранней символистской поэзии, ее этический и эстетический максимализм. Подлинная поэзия, считала Гиппиус, сводится лишь к трем темам – "о человеке, любви и смерти", "тройной бездонности мира".

Те же настроения господствовали и в двух первых книгах ее рассказов – "Новые люди" (1896) и "Зеркала" (1898). Основная их мысль – утверждение истинности интуитивного начала жизни, красоты во всех ее, даже в самых противоречивых, проявлениях. В них сказалось явное влияние идей, мотивов творчества Ф. Достоевского, но воспринятых в духе декадентского миропонимания.

Наиболее "ярким событием" "внешней жизни" Гиппиус, как писала она в своей автобиографии, была организация в Петербурге (с участием Мережковского) религиозно-философских собраний, смысл которых состоял в призыве к религиозному возрождению и проповеди некоего апокалиптического неохристианства, веры во Христа грядущего, утверждении "равносвятости" Святой плоти и Святого духа в их ожидаемом грядущем синтезе. Эти-то идеи и стали философским основанием беллетристики Мережковского. Они определили и многие мотивы поэзии Гиппиус 1900-х годов.

Но не стихи на религиозно-мистические мотивы (которых много в ее поэзии тех лет) определяют значение творчества Гиппиус в поэтической культуре символизма, а стихи истинно художественные, когда поэтесса отвлекалась от проповеди мистических идей. Лучшее, что было создано З. Гиппиус-поэтом, относится к 1910-м годам. Ее лирика тех лет отличалась умением передать сложность и противоречивость человеческого чувства, яркой афористичностью, мастерским владением словом, изощренной звукописью.

В идейно-творческом развитии Гиппиус, как и других символистов, большую роль сыграла первая русская революция. Она обратила ее к вопросам общественности, которые стали занимать большое место в стихах, рассказах, романах, критических работах Гиппиус. В это время выходят сборники ее рассказов "Черное по белому" (1908), "Лунные муравьи" (1912), романы "Чертова кукла" (1911), "Роман Царевич" (1913). Но, размышляя о революции, о деятельности революционеров, Гиппиус утверждала, что истинная революция в России возможна лишь в связи с революцией религиозной, точнее – в результате ее. Вне "революции в духе", убеждала она, социальное возрождение – миф, вымысел, игра воображения, в которую продолжают играть только неврастеники-индивидуалисты.

После 1905 г. широко развернулась и литературно-критическая деятельность 3. Гиппиус, выступавшей в качестве критика под псевдонимом Аптон Крайний. В 1908 г. выходит книга ее критических статей "Литературный дневник", основной смысл которых – обоснование символизма как художественного мировоззрения "нового" направления в искусстве. Она полемизирует с идеей гражданского служения литературы, выступает против тенденциозности в искусстве Горького, горьковского лагеря в литературе.

Октябрьскую революцию Гиппиус восприняла резко враждебно, как "предательство" идеалов свободы, "святотатство". Она порывает отношения с Брюсовым, Блоком, А. Белым, принявшими революцию. В "Петербургском дневнике", изданном в 1929 г. в Белграде, Гиппиус так передала свое восприятие октябрьских событий 1917 г.:

"25 октября. Среда.

<...> Между революцией и тем, что сейчас происходит, такая же разница, как между мартом и октябрем, между сияющим тогдашним небом весны и сегодняшними грязными, темно-серыми, склизкими тучами".

И далее:

"4 ноября. Суббота.

<...> Столицы взяты вражескими – и варварскими – войсками. Бежать некуда. Родины нет"^[1].

Эмигрантское творчество З. Гиппиус состоит из стихов, воспоминаний, публицистики. В 1921 г. она опубликовала части своего Петербургского дневника, так называемую "Черную книжку". Дневник был проникнут острой неприязнью к Советской России, к большевикам.

В 1922 г. в Берлине вышел ее первый эмигрантский сборник стихов "Стихи. Дневник 1911 – 1921". Основная тема их – политика. Но затем в поэзии Гиппиус начинает возвращаться к своим "вечным темам" – о человеке, любви, о смерти. Поздние ее стихотворения – лучшее, что создано Гиппиус не только в эмиграции, но и вообще в ее поэзии. Эти стихи опубликованы в Париже в 1939 г. Сборник носил название "Сияния".

Основные мотивы сборника – усталость, разочарование в людях, неприятие пошлости мира и в то же время – неколебимая вера в силу человеческого духа. Рядом с этими мотивами и мольба к Богу об освобождении России:

Господи, дай увидеть!

Молюсь я в часы ночные.

Дай мне еще увидеть

Родную мою Россию.

Как Симеону увидеть

Дал Ты, Господь, Мессию,

Дай мне, дай мне увидеть

Родную мою Россию.

Но, как и раньше, в этих стихах все строится на антитезах: небо и земля, жизнь и смерть, тоска по любви и неспособность любить, духовная реальность и реальность эмпирическая...

При всей тематической замкнутости лирика Гиппиус – творчество большого мастера, страстно влюбленного в слово, умевшего добиться истинной гармонии стиха рифмой, мелодикой, ритмом, заставившего сверкать своим сиянием искусство поэзии. Символично название сборника – "Сияния". В стихотворении под тем же названием она писала:

Сиянье слов... Такое есть ли?

Сиянье звезд, сиянье облаков –

Я все любил, люблю... Но если

Мне скажут: вот сиянье слов –

Отвечу, не боясь признанья,

Что даже святости блаженное сиянье

Я за него отдать готов...

Все за одно сиянье слов!

Сиянье слов? О, повторять ли снова

Тебе, мой бедный человек-поэт,

Что говорю я о сиянье слова,

Что на земле других сияний нет!

Говоря о поэтическом даре Гиппиус, Г. Адамович писал: "Стихи ее представляют нечто вроде исповеди. Но это исповедь человека, который не хочет, а может быть, и не находит сил забыться..." Особенную "поэтическую природу" поэзии Гиппиус отмечала и Мариэтта Шагинян. В брошюре, вышедшей сразу после публикации "Собрания сочинений" поэтессы в 1904 г., она писала: "Поэзия Гиппиус с точки зрения психологии – это поэзия пределов <...> Отсюда такая антонимичность тем, почти ни у кого из наших поэтов не встречающаяся, на каждое утверждение приходится отрицание, на каждое „да” есть „нет”"^[2].

На отмеченных Шагинян противоречиях были построены и ранние, и поздние стихи Гиппиус, и все ее прозаические вещи. Ее герои всегда мучаются трагическими размышлениями о раздвоенности духа и тела, предназначенных слиться в ином, сверхчувственном мире.

Из своих прозаических произведений эпохи эмиграции З. Гиппиус особенно ценила роман "Мемуары Мартынова" и повесть "Перламутровая трость", в основе которых лежат необычайные любовные приключения главного героя и вновь – размышления автора о сущности любви, веры, человеческой жизни.

Воспоминаниями "Живые лица" (Прага, 1925) и незавершенной книгой "Дмитрий Мережковский" (Париж, 1951) представлена мемуарная проза Гиппиус. "Живые лица" – воспоминания о Льве Толстом, В. Розанове ("Задумчивый странник"), В. Брюсове ("Одержимый"), А. Блоке ("Мой лунный друг"), Ф. Сологубе, Андрее Белом и других современниках. Здесь рассказывается о петербургских религиозно-философских собраниях, о Распутине и распутинщине, о московских и петербургских литературных кружках, литературных встречах. Книга о Мережковском – это, собственно, тоже воспоминания об их совместных философских и общественных исканиях, о литературном окружении, о Петербурге, эмиграции и эмигрантах. Однако эта книга при всей ее внешней достоверности крайне субъективна, о чем не раз писали современники Гиппиус.

3. Гиппиус до конца жизни была убеждена в некоей посланнической миссии русской эмиграции. Она считала и себя посланницей тех сил, которые единственно обладают правдой истории и во имя этой правды не приемлют новой России.