Гипотезы и дискуссии

Своей концепцией "столкновение цивилизаций" Хантингтон бросил вызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих и потенциальных глобальных и региональных противостояний, а также предложил новую парадигму для теоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже XX и XXI вв. Это едва ли не самая крупная из представленных за последнее десятилетие научная концепция, в которой дана общая картина мира.

Неудивительно, что новаторские геополитические идеи Хантингтона сразу же вызвали мощную волну научных дискуссий. Не остались в стороне и политики из многих стран мира. Разумеется, первые полемические отклики касались прежде всего частных аспектов новой концепции: критики цивилизационного подхода Хантингтона вряд ли смогли оперативно выдвинуть альтернативную модель столь же высокого научного уровня. Видимо, они это и не ставили своей целью. Не так уж много убедительных аргументов было собрано в пользу нынешнего понимания состояния и перспектив мировой политики, которое, вполне вероятно, после выступления Хантингтона может получить эпитет "традиционного".

С. Хантингтон – один из наиболее авторитетных политологов мира, который понимает, что полемизировать с его концепцией столкновения цивилизаций убедительнее всего было бы с помощью выдвижения иной целостной теории, альтернативной не только его идеям, но и устаревшей парадигме холодной войны, которую, по его мнению, "драматические события последнего пятилетия превратили в достояние интеллектуальной истории".

Однако отдельные аспекты концепции Хантингтона вызывают критические вопросы. Цивилизации существуют испокон веков. Почему же только сейчас они бросают вызов мировому порядку? Хотя их роль и влияние действительно меняются, оценка этих изменений зависит от позиции исследователя. В связи с этим цель цивилизационной модели – прежде всего привлечь внимание западной общественности к тому, как все это воспринимается в мире.

Методология Хантингтона не нова. Еще в 1940-х гг. ее использовал А. Тойнби (1889–1975). Па взгляд Хантингтона, нереальной является парадигма единого мира, где существует или в ближайшее время возникнет универсальная цивилизация. Очевидно, что люди ныне обладают, как и обладали в течение тысячелетий, общими чертами, которые отличают их от других существ. Эти черты всегда были совместимы с существованием множества разных культур. Довод о том, что сейчас появляется универсальная культура или цивилизация, принимает разнообразные формы, но ни одна из них не выдерживает даже беглого анализа, поскольку только всемирная власть способна создать всемирную цивилизацию, как в свое время римское могущество породило почти универсальную цивилизацию, но только в ограниченных пределах Древнего мира.

Итак, версия новой парадигмы теоретического осмысления и прогнозирования мирового порядка на рубеже третьего тысячелетия предложена научному, политическому и информационному сообществу. Отечественные оппоненты (А. С. Панарин, Е. Б. Рыжковский) Хантингтона отмечают, что тезис о грядущем конфликте цивилизаций скорее постулируется, нежели обосновывается. Возникает вопрос: почему же цивилизационные конфронтации не имели места раньше, допустим, 50 или 100 лет назад? Речь может идти о возрастающем значении мировых цивилизаций в продолжающемся и чрезвычайно неравномерном всемирном процессе модернизации.

Западный регион по-прежнему является лидером мировой модернизации. Он уже вступил в постиндустриальную фазу. Тем не менее в западном типе общества накапливаются серьезные проблемы. Это и экология, и гипертрофированный культ потребления, и растущая примитивизация жизни в рамках массовой культуры. В незападных обществах на цивилизационный фактор ложится еще большая нагрузка, ибо в странах запоздалой модернизации многое зависит от того, насколько традиционные цивилизации и культуры способны в относительно короткий срок адаптироваться к изменениям, отобрать в самих себе современные ценности.

Возникает еще один вопрос: как же все-таки связана цивилизационная парадигма (идея плюрализма цивилизаций) с формационной? Под последней имеется в виду любая концепция, признающая последовательность восходящих ступеней исторического развития. Иначе говоря, каким образом могут быть связаны пророчества Хантингтона с концепцией перехода от индустриального общества к постиндустриальному, информационному? Можно ли утверждать, что фаза техноцентричная сменяется культуро-центричной?

Современный человек существует в двух измерениях, он, по словам Панарина, – гетерогенное образование. С одной стороны, это "почвенный" человек, носитель своей культуры и традиции, а с другой – любой современный человек несет в себе мировые импульсы, импульсы всеобщего духовного производства, т.е. выступает как всемирно-исторический индивид. Каждый из нас включает эти две "половины": это и человек своей культуры, и всемирно-исторический человек.

Отечественные исследователи, в частности Е. Б. Рашковский, отмечают эвристическую ценность трех моментов в статье Хантингтона. Во-первых, действительно, к настоящему времени прежние лидерские идеологии в мире истощены. Во-вторых, истощение идеологий приводит к высвобождению огромных социопсихологических энергий или, точнее, того неистовства, которое прежде формировалось и структурировалось идеологиями. В-третьих, в этой статье указывается на формирование особо напряженных узлов современного мира.

Цивилизация есть вполне оправданная, хотя и условная, единица трактовки истории, некий условный теоретический конструкт. Но этот конструкт выдается Хантингтоном за безусловную эмпирическую реальность. С. Хантингтон насчитывает в современном мире семь или восемь цивилизаций.

Е. Б. Рашковский критикует концепцию Хантингтона по трем позициям.

Первая позиция – сложность внутреннего состава каждой из цивилизаций, какой бы наблюдатель ни очерчивал цивилизацию как понятие или как систему. В каждой из цивилизаций идет напряженная борьба за господство над природными и людскими ресурсами, за гегемонию в символической сфере – и не только в идеологических, но и в религиозных категориях. Весьма поучительный материал для размышления дает, в частности, история арабо-исламской цивилизации XX в. с ее внутренними раздорами.

Вторая позиция относится к внутренней динамике цивилизаций. Они обладают подвижностью, могут видоизменяться. Цивилизации находятся под воздействием западнических и почвеннических импульсов, рационализма и традиционализма. На протяжении XVIII–XX вв. такое взаимодействие прослеживается как одна из определяющих характеристик культурной динамики в незападных обществах. Это можно сказать о России, Турции, Латинской Америке, Японии, Индии, Ближнем Востоке.

По мнению Е. Б. Рашковского, указанное взаимодействие противоположно направленных импульсов остается универсальным. Более того, с XIX в. оно даже сумело утвердиться в западной культуре в виде коллизии мондиализма и западоцентризма. Эта коллизия становится существенной частью глубинного самосознания западной цивилизации.

Третья позиция, обоснованная Рашковским, заключается в зависимости современной трактовки традиционной проблематики от политической конъюнктуры. Можно понять социоэкономические и психологические предпосылки религиозного фундаментализма и в исламском мире, и в православном, в индуизме и иудаизме.

Фундаментализм, если к нему присмотреться, чужд не только рационализму, но и традиционализму, ибо он не приемлет традицию в ее исторической изменяемости и данности. Он пытается утвердить традицию как нечто харизматически измышленное, закрепить ее рациональными средствами. В этом смысле фундаментализм не консервативен, а предельно радикален.

Заключение

С. Хантингтон спорит с концепцией конца истории Ф. Фукуямы. В обеих работах, по мнению отечественного ученого В. Л. Цымбурского (1957–2009), прозрачны знаки времени: спорящие идеологии состязаются в оспаривании классического имиджа "открытого общества", оба, можно сказать, закладывают мины сразу и под К. Поппера (1902–1994), и под О. Шпенглера с его "безграничностью" устремлений романо-германства. Ф. Фукуяма опровергает открытость своей цивилизации будущему, славя либерализм без альтернатив, который выпал из истории и нуждается в ней не больше левистроссовских индейцев. С. Хантингтон же опровергает ее космополитическую открытость осваиваемому ею миру, призывая Евро-Атлантику на вершине ее могущества признать неуниверсальность своих ценностей, вобрать в свои структуры культурно близкие себе народы и защищать эти ценности остальных именно как свои, а не как всемирные.