Выразительные возможности местоимений

Отмечая особую частотность местоимений в художественной речи, обычно указывают на экстралингвистические факторы: ОГЛАВЛЕНИЕ, конкретность повествования, стремление писателей избежать повторений. В то же время литераторы ищут в местоимениях своеобразные источники речевой экспрессии: обращение к ним нередко продиктовано эстетическими мотивами, что вызывает особый стилистический интерес. Проанализируем выразительные возможности некоторых местоимений.

По богатству экспрессивных красок на первом месте среди них стоят личные и притяжательные: употребление местоимений я, мы, мой, наш приводит к субьективации авторского повествования. Данный стилистический прием широко используют писатели и публицисты. Так, журналист, выступая в очерке от первого лица, создает впечатление достоверности описываемых событий, как бы приближая их к читателю: Я вхожу в комнату, где живет режиссер Алексей Герман... и будто попадаю в знакомый по экрану мир. Личные местоимения в прямой речи, которая тоже является сильным источником экспрессии, создают эффект присутствия читателя в описываемой ситуации:

Узнаю, что многие вещи германовской квартиры переселялись в павильон и снимались в фильме. Зачем? – Мне это было очень важно. Висел портрет отца, портрет матери... Соврать под их взглядом было немыслимо.

На читателя воздействует неожиданное введение в текст личных местоимений ты, мы; это создает иллюзию причастности, соучастия:

Германа собирались увольнять со студии. И тут он своими руками изрезал "Лапшина", думал, что спасает. Друзья, увидев новый вариант, пришли в ужас: "Что ты наделал?" Хорошо, что ему удалось восстановить картину. Мы так ликовали! Прыгали от счастья. Фильм ожил.

В приведенном отрывке эмоциональные всплески приходятся на предложения с местоимениями ты, мы. Насколько проиграл бы текст, если бы автор очерка написал: Друзья режиссера пришли в ужас от того, что он наделал; Единомышленники Германа ликовали. Таким образом, в сочетании с синтаксическими приемами обращение к личным местоимениям позволяет автору усилить экспрессивную окраску речи.

Если в речи происходит замена личных местоимений 1-го лица местоимениями 3-го лица, создается эффект отстранения, описываемое как бы отдаляется, что также может стать стилистическим приемом:

Это был сон о возвращении в детство... Будто я вхожу в наш двор. Здесь сидят все наши ребята. Мне навстречу выходит мальчик, и я знаю, что он – это я. Выходят мать и отец, совсем молодые, смотрят на него и молчат. Я тоже молчу.

Не могу же я им сказать, что этот стоящий перед ними человек, который скоро (странно представить!) обгонит в возрасте своего рано умершего отца, тоже – я.

Экспрессивные ореолы вокруг местоимений возникают и в случае перехода автора от неопределенных местоимений к личным, в чем отражается процесс узнавания. Вспомним эпизод из поэмы С. А. Есенина "Анна Снегина":

Трясло меня, как в лихорадке, Бросало то в холод, то в жар. И в этом проклятом припадке Четыре я дня пролежал. Мой мельник с ума, знать, спятил. Поехал, Кого-то привез... Я видел лишь белое платье Да чей-то привздернутый нос. <...>

Я встал. И лишь только пола Коснулся дрожащей ногой, Услышал я голос веселый: "А! Здравствуйте, мой дорогой! Давненько я вас не видала... Теперь из ребяческих лет Я важная дама стала, А вы – знаменитый поэт.

Выбор местоимений в приведенном отрывке отражает переход от неизвестного, неопределенного к известному, реальному: посторонний (кто-то) обретает знакомые черты. Воспроизвести процесс узнавания весьма важно для художника, который стремится отразить события через восприятие своего героя.

В поэтической речи особенно заметна экспрессивная окраска личных местоимений: они незаменимы в текстах, где в центре внимания сам автор или его лирический герой. Вспомним пушкинские строки:

Я знаю: век уж мой измерен;

Но чтоб продлилась жизнь моя,

Я утром должен быть уверен,

Что с вами днем увижусь я...

Употребление личных и притяжательных местоимений придает речи оттенок искренности – нередко именно им обязаны своей выразительностью самые задушевные и взволнованные лирические строки; см., например, у А. А. Блока:

О да, любовь вольна, как птица,

Да, все равно – я твой!

Да, все равно мне будет сниться

Твой стан, твой огневой!

<...>

Я буду петь тебя, я небу

Твой голос передам!

Как иерей, свершу я требу

За твой огонь – звездам!

Ты встанешь бурною волною

В реке моих стихов,

И я с руки моей не смою,

Кармен, твоих духов...

Показательно, что в полном собрании сочинений А. А. Блока 92 стихотворения начинаются местоимением я, 49 – местоимением ты. Местоимения он, она, они открывают 22 стихотворения, а местоимение вы – только два. Второе место при таком подсчете занимают притяжательные местоимения: мой начинает 14 стихотворений Блока, твой – девять.

Особое стилистическое значение имеет выбор форм числа личных местоимений, отражающих или официальный, или дружеский, интимный характер речи. Вспомним выразительный переход к обращению на "ты" в письме Татьяны к Онегину:

Я к вам пишу – чего же боле?

Что я могу еще сказать?

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать.

И вдруг:

Другой!.. Нет, никому на свете

Не отдала бы сердца я!

То в вышнем суждено совете...

То воля неба: я твоя;

Вся жизнь моя была залогом

Свиданья верного с тобой;

Я знаю, ты мне послан богом,

До гроба ты хранитель мой...

Пристрастие к личным и притяжательным местоимениям отражает склонность авторов к самоанализу, углубленность в мир переживаний (не случайно и критики, анализируя поэзию, оперируют понятием "лирическое я"); лирическая окраска речи во многом зависит от частотности таких местоимений.

В разговорном стиле, лишенном лиризма, употребление местоимений я, мой и в особенности их навязчивое повторение создают неблагоприятное впечатление: отражают нескромность говорящего, его стремление подчеркнуть свой вес, влияние. Вспомним в "Ревизоре" Н. В. Гоголя сцену хвастовства Хлестакова:

Извольте, господа, я принимаю должность, я принимаю... так и быть... только уж у меня: ни, ни-ни!., уж у меня ухо востро! уж я... О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку... я такой! Я не посмотрю ни на кого...

Гипертрофированное употребление личных и притяжательных местоимений негативно оценивается и в письменной речи. В связи с этим в книжных стилях широкое распространение получило так называемое авторское мы, когда форма множественного числа употребляется в значении единственного для указания авторства: мы отметили, мы доказали, как нам представляется, мы полагаем, мы подчеркиваем, мы утверждаем и т.п.

Экспрессивные оттенки личных местоимений проявляет и контекст. Местоимения ты, твой получают отрицательную оценку, если отражают фамильярно-пренебрежительное отношение говорящего ко второму лицу, что воспринимается как нарушение норм вежливости. Вспомним характерную сцену из романа Даниила Гранина "Картина":

Пронзительно скрипнули тормоза. Черная "Волга" остановилась у поребрика. Приоткрыв дверцу, высунулся мужчина в светло-сером костюме, кудрявый, румяный, счастливо-самодовольный. Он... громко, с укором заговорил:

– Так-то ты, Аркадий Матвеевич, выполняешь. <...>

– Напрасно беспокоитесь, товарищ Сечихин, завтра к утру статья будет готова, – лоб и щеки Аркадия Матвеевича неровно покраснели... конфузливо вздрагивающая улыбка его как бы извинялась... Улыбка эта резанула Лосева больнее всего. Он ударил ладонью о горячую крышу машины...

– Почему вы себе позволяете тыкать человека, который старше вас?

В русском языке XIX в. местоимение ты могло получать высокопарное звучание при обращении к самодержцам:

О ты, который возведен

Погибшей вольности на трон,

Или, простее говоря,

Особа русского царя!

(А. Полежаев)

В устах монарха местоимение мы звучало официально-торжественно: Мы, Николай Первый... В то же время подобострастие, подхалимство чувствовалось в "лакейском" они – употреблении множественного числа вместо единственного в разговоре о третьем лице: Я предлагал вашей маменьке... свое сердце и руку относительно вас, и они сказали... (А. Чехов).

Учитывая разнообразные семантические и экспрессивные оттенки местоимений, писатели искусно привлекают их для передачи тонких наблюдений над психологией и взаимоотношениями героев. Вспомним сцену последней встречи властной генеральши Варвары Петровны и сбежавшего из-под ее опеки домашнего учителя, умирающего Степана Трофимовича, у Ф. М. Достоевского:

– О, бесстыдный, неблагородный человек! – возопила она вдруг, сплеснув руками. – Мало вам было осрамить меня, вы связались... <...> Кто она такая? <...> Варвара Петровна вдруг, гремя, вскочила со стула; раздался ее испуганный крик: "Воды, воды!" ...тут только в первый раз догадалась она о размерах его болезни. <...>

– Сейчас, сию минуту эту опять назад. Воротить ее, воротить! <...> Ну, вот она вам. Не съела же я ее. <...>

Степан Трофимович схватил Варвару Петровну за руку, поднес ее к своим глазам и залился слезами, навзрыд, болезненно, припадочно. <...> Долго она не позволяла ему говорить. Он поднес руку ее к губам и стал целовать. <...> [Я вас любил!] – вырвалось у него наконец. Никогда не слыхала она от него такого слова, так выговоренного. <...> Она все молчала. <...> Наконец бросила его и упала на стул, закрыв руками лицо. – Довольно! – отрезала она, выпрямившись. – Двадцать лет прошло, не воротишь...

– [Я вас любил], – сложил он опять руки.

– Да что ты мне все [любил да любил]! Довольно! – вскочила она опять. – И если вы теперь сейчас не заснете, то я... Вам нужен покой; спать, сейчас спать, закройте глаза. Ах, боже мой, он, может быть, завтракать хочет! Что вы едите? Что он ест? Ах, боже мой, где та! Где она?

В приведенном отрывке стилистически значимо не только противопоставление местоимений в формах единственного и множественного числа ты – вы, отражающее холодно-вежливое и интимное обращение, но и параллельное употребление местоимений вы – он, она – та – эта в одном и том же значении, передающее богатую гамму чувств. Столкновение местоимений, быстрая их смена, калейдоскопическое мелькание в потоке речи создают яркий стилистический эффект.

Разнообразные семантические и экспрессивные оттенки, появляющиеся у местоимений в контексте, открывают неограниченные возможности для использования их литераторами. Остановимся на некоторых случаях стилистической активизации этой части речи.

Обращение публицистов, писателей к местоимению мы, объединяющему в своем значении автора и его единомышленников, слушателей, читателей, подчеркивает единство взглядов, общность убеждений людей, живущих в одну эпоху, принадлежащих одному поколению. См., например, в стихотворении А. А. Блока, посвященном З. Н. Гиппиус:

Рожденные в года глухие

Пути не помнят своего.

Мы – дети страшных лет России –

Забыть не в силах ничего.

Местоимению мы при этом нередко противопоставляются местоимения вы, они, указывающие на представителей противоположных взглядов, на идейных противников, врагов: Мильоны – вас. Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы; Для вас – века, для нас – единый час (А. Блок). В произведениях о Великой Отечественной войне наши означает "советские войска", "партизаны": Там был бой, когда наши наступали; Сколько наших тогда полегло в болоте...

Замена единственного числа личных и притяжательных местоимений множественным числом может указывать на просторечие, крестьянскую речь; ср. пример В. И. Даля: Кто там? – Мы. – А кто вы? – Калмыки. - А много вас? – Я одна. При обращении замена местоимения вы формой 1-го лица мы придает речи оттенок шутливого участия: Мы, кажется, улыбаемся? (А. Чехов).

Употребление местоимений он, тот, этот (она, та, эта) для указания на присутствующих вместо имен собственных или соответствующих личных имен придает речи презрительный, пренебрежительный тон: Да кто он такой, чтобы ему такие почести, да еще от родной своей матери! (Ф. Достоевский).

В толковых словарях дается и такое значение местоимений он, она: "любимый (любимая), возлюбленный (возлюбленная), герой (героиня) романа"; их использование имеет яркую эмоциональную окраску:

– Но кто ж тебя пленила?

– Она. <...>

– Но почему ж ты столько огорчен? <...>

– Я ей не он.

(А. Пушкин)

В художественной речи подобное употребление личных местоимений становится стилистическим приемом, если писатель не называет имен своих героев и отказывается от использования личных существительных:

Ночная синяя чернота неба в тихо плывущих облаках, везде белых, а возле высокой луны голубых. <...> Она боком сидит на подоконнике раскрытого окна и, отклонив голову, смотрит вверх – голова у нее немного кружится от движения неба. Он стоит у ее колен (И. Бунин).

На основе такого значения местоимений строится своеобразный стилистический прием "обманутого ожидания", когда местоимение с иным значением употребляется в препозиции по отношению к замещаемому существительному. См., например, в рассказе А. П. Чехова: