Гипотеза прототипа

Схемы распознавания целостного события не могут быть сведены к простой комбинации составляющих их схем более низкого порядка. Заслуга обнаружения первичности целостных форм восприятия, от которых лишь в результате анализа можно прийти к элементарным ощущениям, также принадлежит гештальтпсихологам. Например, вы замечаете в отдалении фигуру человека, затем, по мере сокращения расстояния, вы видите, что этот человек – мужчина. Спустя еще некоторое время, вы опознаете в приближающемся мужчине своего знакомого, т.е. сначала вы воспринимаете целостный образ, который впоследствии становится все более дифференцированным. Более того, случается так, что черты, составляющие объект, противоречат ему, однако распознавание все равно происходит (см. рис. 7.18).

Рис. 7.18. "Лицо-фрукт" (no D. Norman, D. Bobrow, 1976)

В литературе для иллюстрации данного факта часто ссылаются на так называемый "Кембриджский эффект", который заключается в том, что мы легко распознаем текст, состоящий из слов с переставленными местами буквами, в том случае если первая и последняя буква каждого слова верны. Например, попытайтесь прочесть следующий отрывок: "Твркаа зенелеет, сышнол- ко блтесит, лачсткоа с военсю в снеи к нам лиетт".

Хотя вся эта фраза состоит из псевдослов, наверняка, вы сразу узнали в ней начало известного с детства стихотворения А. Плещеева.

Прототип – это некоторая "главная идея" того или иного объекта. Он задает внешнюю рамку опознания объекта, как бы ставя перед субъектом вопрос: входит ли данный стимул в множество N? Показано, что прототип не имеет четко фиксированных границ, так что отнесение объекта к той или иной категории зависит от контекста. Общий контекст восприятия вынуждает нас интерпретировать объект определенным образом. Например, символ О будет опознан как звук "о" в сочетании КОТ или как цифра 0 в сочетании 601.

Роль контекста в отнесении объекта к той или иной категории была показана в эксперименте В. Лабова (1973), который предъявлял испытуемым картинки различных объектов, "похожих на чашку". Объекты варьировали в соотношении ширины основания к высоте (рис. 7.19).

Рис. 7.19. Различные похожие на чашку объекты, использовавшиеся для определения границ категории "чашка" (адаптировано из В. Лабова, 1973).

Отношение ширины основания к высоте указано под рисунком

Испытуемых спрашивали, на что больше похож изображенный объект – на чашку или на миску? В условиях отсутствия контекста, для того чтобы "чашка" превратилась в "миску", отношение между величиной основания и высотой должно было превысить 2,5 (в таком случае 50% испытуемых говорили, что видят чашку, а 50% – что видят миску). То есть объекты I, II, III однозначно казались испытуемым чашками, а объект IV – уже миской. Когда же задавался контекст, ситуация менялась. Например, если испытуемых просили представить данные объекты, наполненными картофельным пюре, категориальная рамка опознания их как мисок сдвигалась, влево. Объект III, который в нейтральных условиях распознавался как чашка, "превращался" в миску. И наоборот, когда испытуемые мысленно наполняли объекты сладким чаем, даже объект V все еще воспринимался как чашка.

Почему мы так подробно останавливаемся па данном исследовании? Оно хорошо показывает механизм актуализации вложенных схем, о которых шла речь в подпараграфе 7.2.1. Контекстуальная информация активирует соответствующую ей схему-прототип (чашка), которая включает в себя более элементарный вариант обработки информации (предположение о примерном равенстве основания и высоты у обычных чашек). Далее анализируется конфигурация черт объекта, причем система восприятия как бы "скрадывает" излишек ширины и реализует тенденцию воспринимать объект как чашку насколько возможно долго. Таким образом, гипотеза черт и гипотеза прототипа не являются взаимоисключающими, а дополняют друг друга, представляя различные уровни функционирования схем. В акте восприятия попадаются встречные потоки информации от конкретных черт и от более широкого прототипа, и распознавание происходит в их активном взаимодействии.

Подходят ли описанные выше гипотезы распознавания паттернов информации для понимания того, как мы справляемся с еще одной специфической задачей, не уступающей по сложности анализу письменной и устной речи? Об этом мы поговорим ниже.