Гендерная история
Гендерная история — ноле исторических исследований гендера, взаимоотношений полов и их социальных ролей в разных исторических эпохах и цивилизациях, сексуальных практик, представлений о женственности и мужественности, нарративов (рассказов, историй) о гендерных отношениях, сексуальности.
Понятие гендера, которое лежит в основе этого направления, многообразно, но основная его интерпретация связана с той социальной / культурной нагрузкой, которую несет на себе половая принадлежность / идентификация.
Надо заметить, что поле гендерной истории в значительной степени совпадает с такими направлениями исторической науки, как история женщин (историческая фелинология) и история семьи. В этой связи следует иметь в виду, что, как и многие другие новые направления исторической науки, гендерная история зарождается на рубеже 1960—1970-х гг. в рамках социальной истории, прежде всего благодаря социальному заказу, как один из аспектов движения за эмансипацию женщин [1]. В этом контексте гендерная история неразрывно связана с "женскими исследованиями" (women studies) — изучением "женского начала" и "особого женского взгляда на мир", которые в 1970-е гг. стали востребованы в разных областях знания: психологии, генетике, антропологии, филологии, истории, социологии [2]. Первопроходцами в области исторической феминологии / гендерной истории были историки-женщины, в частности уже упоминавшиеся Тэйлор и Саммерс, работы которых посвящены истории женского движения и отношения к женщинам в Британии.
Уже эти первые работы показали в полной мере не только "политические" и "социальные", но и научные перспективы нового направления.
В частности, фокусное исследование истории женщин позволило прийти к парадоксальному выводу о том, что "дискриминация женщин" в раннее Новое время, в эпоху Ренессанса и Просвещения только усилилась (женщины лишены прежних имущественных прав, забыт вопрос о получении ими высшего образования, отвергнуты попытки регулировать число лето- рождений и т.п.) именно потому, что в общественном сознании утверждался образ женщины как "ангела дома" [3].
В контексте исследований 1970—1980-х гг. стало в полной мере очевидным и то, что первоначальная феминистская установка создать, во-первых, отдельную историю женщин, а во-вторых, направить пафос исследований на изучение механизма патриархата (угнетения женщин мужчинами) не результативны. Дело в том, что женщины никогда в истории не воспринимали себя как единую социальную общность, женская идентичность формировалась в рамках конкретных социальных и культурных групп, представления которых о себе, о мужчинах и о социуме различались, равно как и взаимодействие с миром. Классической работой, где показано, как разные женщины воспринимали себя и позиционировали в обществе стал обобщающий объемный труд Олвен Хафтон "История западных женщин. 1500 1800" [4]. Выяснилось, что отношения между полами настолько многообразны и универсальный принцип "угнетения" одного пола другим — не более чем абстракция, которая затушевывает индивидуальный характер отношений между мужчинами и женщинами в разные эпохи. Логичной в этой связи выглядит задача, поставленная в работах Натали Дэвис и Джейн Льюис, — реконструировать не только "мир женщины", но и "мир мужчины", эволюцию понятия мужественности [5]. Разумеется, подобная постановка вопроса выводила на первый план в гендерной истории антропологическую проблематику, историю ментальности. Этот подход нашел отражение и в наиболее масштабном европейском проекте в области гендерной истории рубежа 1980—1990-х гг. — пятитомной "Истории женщин на Западе" под редакцией Дюби и Мишель Перро, впервые увидевшей свет на итальянском языке и затем переведенной на ряд европейских языков, в том числе на русский [6].
Таким образом, гендерная история из истории женщин переросла в историю отношений между полами в тесной связи с историей семьи и социальной историей. Британские историки (Рой Портер, Лесли Холл, Джон Тош и другие) много сделали для рассмотрения социальной истории английского общества XVII—XIX вв. через призму гендерных отношений [7]. В этом плане образцовой считается работа Лернор Давидофф и Кэтрин Холл "Превратности семьи" (1987), где британский социум начала XIX в. рассматривается через призму гендерных отношений. Оказывается, что в Англии этого периода основной целью деловой активности было поддержание семьи и дома, и, с другой стороны, отношения в семье предопределял ряд качеств мужчин из среднего класса, развитию которых способствовала профессиональная деятельность (чувство долга, рассудительность, расчетливость и т.п.) [8].
Итак, исследователи сходятся в том, что гендерные установки — это неодинаковые во все времена, но социально и культурно обусловленные категории, а также закрепленные в языке дискурсы, выражающие общественные представления о мужчинах и женщинах. Современные тенденции в развитии гендерной истории можно связать с двумя основными трендами: ее склонностью, как и некоторых других "новых" историографических практик (memory studies, исторической антропологии, экологической истории и т.д.), к "истории нарративов" и, разумеется, расширением и детализацией самого предмета исследования, связанного с гендерными отношениями.
Пример того, как социально-гендерный подход перерастает в "историю нарративов", показан в работе Тоша "Стремление к истине". Тош, выдающийся специалист по гендерной истории, анализирует работы другого современного английского историка Джудит Валковиц. Первая ее "гендерная книга" "Проституция и викторианское общество" вышла в 1980 г. На большом источниковом материале исследовательница показала двойные социальные стандарты и двойные стандарты в половых отношениях, систему материальной эксплуатации проституток и т.п. Ее Вперед книга "Город ужасных наслаждений" вышла в свет в 1992 г. В этой книге, которая сюжетно является продолжением первой, исследовалась сексуальная жизнь, сексуальные скандалы Лондона 1880-х гг. Разумеется, среди сюжетов книги — вновь различные аспекты проституции, в том числе отношения между клиентами, проститутками и сутенерами, вопросы правового регулирования этой профессии. Вместе с тем у книги есть важный подзаголовок "Нарративы о сексуальных опасностях в иоздневикторианском Лондоне": т.е. автора интересует теперь не столько происходящее, сколько то, что считалось происходящим, — какие истории получали наибольшее распространение и почему, — иначе говоря, механизм формирования господствующего дискурса, задававшего определенные наиболее распространенные понятия о чертах обоих иолов и о сексуальной морали. Такая постановка вопроса, но мнению Тоша, отражает прежде всего влияние постмодернистской парадигмы на историческую науку [9].
Другая сторона современных гендерных исследований — их углубляющаяся дифференциация, появление целого ряда научных направлений. Приведем несколько примеров таких новых полей исследования: "история прислужничества и найма кормилиц", "история домашней работы", "история подкидывания детей и отказа от них", "история вынашивания детей и родовспоможения", "историческая андрология" (история мужчин), "история маскулинности" (история мужественности), "история гомосексуальности", "история отцовства", "история мужской чести" и др. [10] Следует отметить, что и в российской историографии 1990-х — начата 2010-х гг. (прежде всего, тексты Н. Л. Пушкаревой, А. В. Беловой, М. Г. Муравьевой, В. В. Смеюхи, И. И. Юкиной) [11] происходит интенсивное освоение проблематики гендерной истории, хотя, разумеется, но отношению к западной историографии эти работы носят "догоняющий" характер.