Фундаментализм как религиозный феномен

Когда мы говорим о фундаментализме, в нашем сознании возникает представление о немыслимой архаике, об агрессивном вторжении в социодинамику, в религиозное сознание безнадежно устаревших навыков мысли и поведения. Высказывается опасение, что эта культурная ориентация одушевляет тоталитаризм, фашизм, экстремизм^[1]. В этом смысле понятие наделяется заведомо негативным смыслом. Оно ассоциируется с эпатажными, часто эксцентрическими образами патриархальности, дикости и косности. Прогрессистски ориентированное сознание легко отторгает от себя эти канонические установки.

Чем обусловлен фундаментализм? Реакцией на что он служит? Мыслима ли полярная культурная ориентация, противостоящая фундаментализму? Наконец, какова его роль в современном религиозном сознании?

Поставим, однако, вопросы: плох ли фундаментализм? возможно ли ограничиться только отрицательной оценкой этого феномена? нет ли, вообще говоря, определенного резона в стремлении к возрождению корней, в этом постоянном огляде на почву и судьбу? Прежде всего, фундаментализм, как всякий "изм", несет на себе печать неадекватного воспроизведения собственной сущности. Он идеологичен, потому что рождается в современных мировоззренческих размежеваниях.

Идеологический оттенок содержится также в термине, который мог бы рассматриваться как полярное для фундаментализма понятие, – "модернизм". Здесь схватывается другой человеческий импульс – потребность преобразовать наличные формы религии и культуры. Однако эта установка тоже обретает некий оценочный смысл, включает в себя неподлинность интерпретации.

Когда говорят о генезисе капитализма, называют разные факторы, которые его порождают. Можно сослаться, например, на феномен капитализма, породивший обширную социально-критическую литературу. Суперпроизводство и суперпотребление, сопряженные с индустриальной цивилизацией, рождают тупиковую ситуацию, которая не обеспечена возможностями человеческого рода. Человек вынужден приспосабливаться к наличной цивилизации. Когда это оказывается мучительным процессом, заявляет о себе фундаменталистская установка, зовущая к неким первоосновам жизни.

В научной литературе делаются также ссылки на кризис традиционного общества как на первооснову фундаментализма^[2]. Распад всех форм естественной общности не может не вызвать контртенденцию. Она и порождает тоску по изначальной простоте и органичности традиционных форм человеческого общежития^[3]. Однако фундаменталистские тенденции обнаружили себя раньше, чем традиционное общество испытало состояние кризиса, поэтому можно говорить о каких-то иных, более первоосновных, причинах фундаментализма.

В феномене фундаментализма, как нам кажется, выражены некие антропологические закономерности. Философская антропология XX в. убедительно доказала, что человек – открытое, несформировавшееся создание. Человеческая природа, хотя и сохраняет в себе некие стойкие структуры, в то же время находится в авантюре поиска, саморазвертывания. Эти два импульса – стремление опереться на корневые основы человеческой натуры и потребность собственного пересотворения – оказываются в основании интересующегося нас феномена.

Более строгим понятием, судя по всему, могло быть слово "традиционализм", т.е. стремление сохранить то, что обретено человеком. Однако само желание сохранить корни и истоки постоянно наталкивается на демиургическую природу человека. Культура как органопроекция фиксирует оба эти стремления. В результате возникает сложная драматургия культурного творчества, которая далеко не всегда позволяет видеть фундаментализм в качестве идеального типа.

Человек в ипостаси докультурного существа прост. В мире культуры он оказывается перед множеством собственных артефактов, которые усложняют сферу обитания, да и сам способ человеческого бытия. Тоска по изначальному, недифференцированному, органичному, таким образом, архетипна. Но архетипно и другое побуждение – придать миру затейливость, многообразие, сложность. В культуре постоянно присутствуют обе эти тенденции – сохранить истоки и расширить в то же время сферу культурного созидания. Рождается убеждение, что идеальная простота воплощалась в неких разных точках истории.

Можно ли рассматривать простоту как благо? В культуроборческих концепциях Шопенгауэра и Ницше ответ однозначен: человек должен вернуться к собственной природе, исключив культуру как тупиковый путь развития человечества. Здесь обнаруживается фундаменталистская установка, которая постоянно возрождается на этой основе в истории европейской культуры^[4]. В то же время другие мыслители, например, русский философ К. Н. Леонтьев (1831 – 1891), предостерегали против органической простоты^[5]. Такую же мысль можно отыскать и у Фромма^[6].

Итак, культурная природа фундаментализма заключается в сопротивлении нарастающей сложности жизни и ее обновлению. С этой точки зрения не исключено, что фундаменталистические тенденции культуры постоянно инспирируются другой крайностью. Не будь в культуре, в религии неизбывной отчаянной погони за инновациями, не проступал бы фундаментализм в его навязчиво-директивных формах. В той же мере модернизм черпает свои силы в противостоянии всякой ортодоксии, охранительству.

Противостояние фундаментализма и модернизма находит свое отражение в парадоксальных обнаружениях. Желание осмыслить историю часто служит способом прорыва в новое культурное пространство. В той же мере готовность творить культурные нововведения оборачивается возрождением патриархальных давних духовных стандартов. Фундаментализм, следовательно, можно понять только в соотнесении с социодинамикой, через призму модернизма. Последний в той же мере раскрывает собственную идентификацию через фундаментализм.

И Христос, и Мухаммад, и Будда считали свои взгляды не новой религией, а возвращением к подлинной религии, смысл которой люди не поняли и исказили. Когда христианство, буддизм и ислам после смерти своих основателей сложились как мировые религии, они (правда, в разной степени) сохранили мотив возвращения к истинной вере.

Верно ли, что Лютер был героем фундаментализма? Попытка его внести изменения в религиозное сознание обернулась переоценкой державных основ европейской культуры. Несомненно, что протестантская культура сложилась в результате стремления Лютера возродить главное в Библии^[7], воскресить исконные начала веры в противовес развитым и распространенным, в известной мере даже укорененным манифестациям религиозного духа. По самому же своему духу это был акт фундаментализма. Подчеркивая динамизм новоевропейской культуры, мы часто отвлекаемся от того очевидного факта, что он обусловлен потребностью восстановить фундаменталистские начала религиозного сознания.

Ломка старых феодально-патриархальных связей в Европе сопровождалась рождением новой промышленной цивилизации. Вот почему во многих странах этика XVI в. явилась опытом самостоятельного, аналитического исследования Библии. Воздействие идеологии Реформации многообразно и противоречиво. Протестантский этос провозглашает свой идеал не в будущем, а в раннехристианском прошлом. Однако именно протестантизм дал религиозную санкцию новым целям и ценностям светской жизни, практически в нем растворившись. В тех же европейских государствах, где христианство сохранилось в прежних формах, оно было постепенно оттеснено с авансцены политической жизни светскими тенденциями, которые базировались не столько на религиозных, сколько на внерелигиозных источниках.

Пришедший из Индии буддизм вовсе не стремился "очистить" религиозную почву и таким образом укрепить себя как нечто "нетрадиционное". Напротив, он стремился к союзу с местными национальными религиями. Буддизм закреплял взгляд на существование множества богов, на возможность каждого человека не только сблизиться с ними, но стать одним из божеств путем праведной жизни. Религиозный и одновременно демократический плюрализм позволил буддизму довольно безболезненно интегрироваться (соотнестись, наладить контакты без особых трудностей) практически в любую систему светских ценностей, причем совсем не обязательно юго-восточного происхождения.

Фундаментализм в целом двойствен. С одной стороны, он позволяет апеллировать к традиции, которая служит основанием для прочищения прогрессистских иллюзий. С другой стороны, он предлагает не столько разматывание назад исторических витков, сколько достижение нового социального идеала. Именно здесь проступает идеологичность фундаментализма. Если традиционализм настаивает на верности традиции, то фундаментализм аранжирует эту традицию в духе новых социальных ориентиров.